Прекрасный каратель - Каролайн Пекхам

бы предательством ее памяти.

— Хорошо, — сказал Фрэнки. — Увидимся через минуту.

Он повесил трубку, и я нахмурился.

— Что ты имеешь в виду под «через минуту»? — спросил я.

— Он уже почти здесь, позвонил заранее, чтобы я сделал для него кофе, — объяснил Фрэнки.

— Черт, — пробормотал я, вставая на ноги и расстегивая наручники Слоан.

— В чем дело? — вздохнула она в тревоге, чувствуя, как напряжение растекается по комнате.

— Ты собираешься встретиться с главой нашей семьи, — сказал я. — Так что улыбнись, белла, потому что он не ценит хмурое лицо.

Я защелкнул наручники вокруг ее другого запястья, держа за связывающую их цепочку и потянув за собой, когда вышел из комнаты.

— Энцо! — рявкнул я, шагнув в гостиную, где на диване растянулся мой брат в боксерах.

— Что тебя тревожит? — спросил он меня, бросив взгляд на Слоан. — Мы все-таки отрежем палец?

Слоан вздрогнула и отступила на шаг, как будто ожидала, что он сейчас же набросится на нее с тесаком для мяса.

— Прекрати с этим дерьмом про пальцы, — рявкнул я. — Папа идет. Типа, прямо сейчас. Нам нужно прибрать здесь!

— Дерьмо. — Энцо зарычал, мгновенно вставая и швыряя пустые пивные бутылки в корзину для костра.

Вот почему папа позвонил заранее. Он ненавидел беспорядок и знал, что мы нарушаем наши стандарты, когда он не проверяет нас. До тех пор, пока к тому времени, когда он появлялся, это место выглядело респектабельно, он притворялся, что не знает об этом. И я скорее буду бегать, как взбитый маленький ребенок, убирая, чем выслушивать все о состоянии этого места во время его пребывания.

— Ты, садись, — скомандовал я, пихая Слоан так, что ее задница приземлилась на кресло у камина.

Она согнула ноги и осталась на месте, а я помог Энцо собрать пакеты чипсов со вчерашнего вечера вместе с пивными бутылками.

Энцо вышел из комнаты с мусором, и я поправил подушки на диване, прежде чем подбросить еще несколько дров в огонь.

Звук приближающейся машины по подъездной дорожке послышался из передней части дома, и я схватил Слоан за локоть и снова рывком выдернул ее из кресла.

— Пошли, — рявкнул я, таща ее за собой вверх по лестнице.

— Что мы делаем? — спросила она, но я проигнорировал вопрос, втянув ее в свою комнату и отпустив, когда пинком закрыл за нами дверь.

Я снял спортивные штаны и бросил их в корзину для белья, прежде чем схватить пару чистых джинсов из шкафа и натянуть красную футболку, а затем толстый серый свитер.

— Твой папа не любит спортивные штаны? — подразнила Слоан, наблюдая за мной.

— Мой папа не любит глупых замечаний, поэтому я предлагаю тебе держать рот на замке перед ним, — отрезал я.

Она надулась, и мой взгляд упал на ее губы.

— Встань на колени, — скомандовал я, отходя от нее, чтобы уложить волосы в ванной.

— Зачем? — спросила она, и в ее голосе снова появился страх.

Я проигнорировал ее вопрос, пытаясь пригладить свои кудри, но взглянул в зеркало и увидел, что она все равно сделала то, что я сказал. Ухмылка тронула уголки моего рта, когда я вымыл руки и вернулся к ней.

— Знаешь, почему мне нравится, когда ты стоишь на коленях? — спросил я, когда остановился перед ней, и ее лицо оказалось прямо на уровне моей промежности.

— Потому что ты мудак? — догадалась она, глядя на меня из-под длинных ресниц.

— Нет, принцесса. Потому что, это напоминает тебе, кому ты принадлежишь сейчас. Ты моя, а это значит, что ты должна смотреть на меня снизу вверх.

— Значит, ты просто получаешь удовольствие от того, что Калабрези находится в твоей власти? — она сплюнула.

— Нет, белла. Если хочешь меня отвязать, тебе нужно открыть рот пошире.

— Свинья, — прорычала она.

— Ты и половины не знаешь, — усмехнулся я. — Но я знаю, что ты думаешь об этом, не так ли? Твой девственный маленький ум задается вопросом, каково это сосать мой член.

— Замолчи!

— Ну, ты знаешь, что делать, когда тебе надоест мучать себя, фантазируя об этом, — сказал я, наслаждаясь ее яростью и чувствуя, как мой член дергается при разговоре об ее полных губах обхватывающих его. — Просто умоляй меня о настоящей сделке.

— Я ненавижу тебя, — прорычала она.

— Ага. Но ты все еще хочешь трахнуть меня.

Я протянул руку и схватил цепочку в центре ее наручников как раз в тот момент, когда внизу открылась входная дверь.

Мои братья с энтузиазмом приветствовали нашего папу, и я потащил за собой Слоан, чтобы присоединиться к ним.

Мы добрались до гостиной как раз в тот момент, когда вошли папа и мои братья, и я резко дернул наручники Слоан, заставив ее снова встать на колени рядом со мной.

Она вскрикнула от боли, когда ее колени ударились о ковер перед камином, а папа приблизился к нам с таким выражением лица, как будто он почувствовал что-то дурное.

Он был такого же роста, как я, и такой же широкий, и годы драк оставили шрамы на его красивом лице, проведя линию через его левую бровь, которая теперь была бледной и белой от старости. Ромеро ведут свои собственные сражения. Его черные волосы были покрыты сединой на висках, и он, как всегда, был одет в чертовски дорогой дизайнерский костюм.

— Так это и есть принцесса Калабрези? — размышлял он, разглядывая ее, как лошадь на базаре.

— Так и есть, — согласился я, сохраняя ровный голос. Потому что, черт возьми, я не собирался жалеть о своем решении украсть ее, даже если она окажется гребаной обузой. Я поклялся, что сотру позор за то, что пощадил ее много лет назад, со своего имени, и я был полон решимости заставить это безумие окупиться.

Мой папа был холодным человеком с жестокими глазами и еще более жестоким сердцем. У него не было времени для любви или привязанности, хотя мы знали, что он испытывает к нам и то, и другое из-за того, как яростно он поддерживал и защищал нас в равной степени. У меня поблекли воспоминания о том, как он гонялся за мной и нашим мертвым братом Анджело по парку с футбольным мячом, и о том, как он танцевал с нашей матерью на кухне, либо я выдумал их, либо человек, который фигурировал в них, был убит вместе с ней. Это существо, оставленное на его месте, было суровым и холодным, далеким и неумолимым. Но он также научил нас, как быть сильными во всех отношениях, научил нас причинять боль, а также принимать ее, и превратил нас в существ войны.