Призрак Рембрандта - Пол Кристофер

Ло Чану нравилось чувствовать себя частью этой наводящей страх силы. В таких случаях он обычно представлял себя какой-то мощной змеей вроде удава, убивающего жертв одной силой мышц, не прибегая к яду. Он покрутил на толстом пальце наган и подумал, что яд на всякий случай у него тоже имеется.

— Кам Дао! — позвал он, наклонившись к трубке. — Di voi toi!

Через мгновение женщина появилась на мостике.

— Встань на руль, — приказал он ей по-вьетнамски. — Медленно подходи к яхте.

Та поклонилась и молча повиновалась. На ее лице не отразилось никаких чувств. Она знала, что собирается сделать хозяин, и знала, что никакие слова и просьбы не остановят его. Судьба голой женщины на палубе уже решена.

Ло Чан вышел из рубки и прошел на нос. Демонстрировать оружие пока не стоило. Когда яхта оказалась совсем близко, он попытался придать лицу приветливое выражение и вспомнить немногие знакомые ему английские слова.

— Эй, на яхте! Привет! — крикнул он.

Их разделяла всего сотня ярдов. Теперь, даже если они почувствуют опасность, убежать им все равно не удастся. Да и что толку? «Педанг Эмас» с его мощными двигателями, установленными немцами более полувека назад, легко развивал скорость в восемнадцать узлов. Никакая самая дорогая яхта не могла бы с ней тягаться.

— Привет! — крикнул он еще раз.

Женщина даже не шелохнулась. Если на борту и был кто-нибудь кроме нее, они, скорее всего, тоже спали. Пятьдесят ярдов. По-прежнему никакой реакции. Ло Чан напряженно прищурился. Пухлые, как подушки, груди женщины были ярко-красного цвета. Наверняка солнечный ожог. Не без основания считая себя экспертом в области чувствительности сосков, Ло Чан мог ручаться, что женщине очень больно. Почему же она не уйдет с палубы?

Двадцать пять ярдов, и все еще никакого движения. На всякий случай он отступил от борта. Женщина уже должна была их услышать. Ло Чан ясно представил себе, как она приподнимется, опираясь на локти, уберет шляпу с лица и на нем появится выражение сначала удивления, а потом — страха.

Кам Дао круто повернула, для того чтобы два судна встали борт к борту, и неосторожно толкнула яхту носом. Та начала бешено раскачиваться. Большие груди женщины мотались из стороны в сторону, как наполненные водой шарики, ноги то раздвигались, то переплетались, но руки оставались неподвижными. Теперь Ло Чан ясно видел, что нехорошее предчувствие не обмануло его. Женщина не просто раскинула руки — они были прибиты к палубе гвоздями.

Он не увидел крови, потому что гвозди вонзились в ее ладони уже после того, как с украденным с камбуза ножом она бросилась на Фу Шэна. Тот ударил ее прикладом, но в последнюю секунду женщина повернула голову, и удар пришелся не в лицо, а в висок. Она умерла сразу же, но и после смерти вполне могла послужить приманкой для свиньи вроде этого китайца.

Слишком поздно Ло Чан понял, что угодил в ловушку. Бросившись к рубке, краем глаза он успел заметить, как шевельнулись кусты, скрывающие вход в маленькую речку. Он снова выхватил из-за пояса пистолет, хотя уже понимал, что это бесполезно.

Кусты оказались не кустами, а камуфляжной сеткой, натянутой на нос старого торпедного катера, почти такого же большого, как «Педанг Эмас». Взревев мощным двигателем, судно двинулось к нему. Ло Чан видел направленное прямо на него воронкообразное дуло большого пулемета и незнакомое ухмыляющееся лицо малайца в военной форме. Катер и «Педанг Эмас» разделяло не больше трехсот футов. С такого расстояния они могли разделать его на кусочки и утопить, даже не меняя магазина.

Ло Чан почувствовал, как от страха узлом затянулся желудок, и ощутил во рту мерзкий привкус желчи и еще не переваренных тушеных осьминогов. У него появилось очень похожее на уверенность предчувствие, что роли вот-вот поменяются и уже скоро осьминоги станут закусывать им, а не наоборот. Он еще раз взглянул на женщину, распятую на палубе, и без всякой связи вдруг вспомнил о судьбе невезучего дантиста.

Налетевший откуда-то порыв ветра подхватил шляпу женщины и унес за борт, а Ло Чан увидел, что у той осталась только половина лица, а правый глаз кажется белым нарывом на фоне голого запекшегося мяса. Это сделали люди с катера. Он знал, что они могут сделать то же самое или что-то еще похуже с ним, и знал почему. Только теперь он вспомнил, что уже видел и эту яхту, хотя корпус у нее тогда был не темно-синим, а красным, и эту женщину, которую ее светловолосый приятель со шрамом ради шутки привел к нему в бордель.

Но яснее всего он вспомнил старого японца на плоту и золотые слитки, завернутые в номер «Иомиури-хоти» времен Второй мировой войны. Они все еще лежали в сейфе у него в каюте.

Сначала они станут задавать вопросы, а потом выкинут то, что останется от него, за борт. Торпедный катер был уже совсем близко, а Ло Чан никак не мог отвести глаз от мертвой женщины и от мух, роящихся вокруг ее лица.

Он откинул голову назад и на мгновение закрыл глаза, стараясь вспомнить еще что-то. Ясный день, маленький парк на озере Хоан-Кием неподалеку от Черепашьей башни. Он сидит на траве с девочкой, которую зовут Цюэн, и тяжелой щеткой расчесывает ее волосы. Тяжелые и шелковистые, они как живые скользят у него по руке и рассыпаются, а он ловит их пальцами. Сквозь их густой водопад он тайком ласкает шею Цюэн, и сгорает от юной страсти, и знает, что всегда останется всего лишь сопливым толстым мальчишкой, которому красивая девочка как-то позволила расчесать свои волосы.

Позже его друг Трун скажет ему, что на самом деле он ей нисколько не нравился, ей просто нравилось видеть, как сильно он влюблен в нее. Но что это меняло? Ло Чан глубоко вдохнул и почувствовал запах dao phai — маленьких розовых цветов, которые всегда росли вокруг Черепашьей башни. И запах девочки, Цюэн. Как давно это было. Но ведь никто не живет вечно. По крайней мере, он не утонет. Ло Чан открыл глаза и увидел на носу катера мужчину с большим тесаком в руке.

Он в последний раз ощутил на руке тяжесть волос Цюэн, быстро поднес револьвер к виску и без колебания нажал на курок.

18

Если не вдаваться в научные подробности, тайфун — это достигающий силы урагана атмосферный вихрь с пониженным давлением в центре и циклоническим, то есть круговым, движением воздуха. Большая часть тайфунов формируется над западной частью Тихого и над Индийским океаном, причем в Южном полушарии происходит закручивание вихря по часовой стрелке, а в Северном — против. Порождается тайфун, как правило, сочетанием нескольких факторов: высокой температуры воды, конденсацией больших масс водяного пара и образованием над поверхностью моря участка пониженного давления, который и вызывает концентрическое закручивание воздушного потока.

Вода под образовавшимся вихрем начинает быстро охлаждаться, во-первых, потому, что облака закрывают солнце, а во-вторых, потому, что втягиваемый в поток теплый воздух вызывает усиленное испарение и вместе с водяным паром поднимается вверх. Таким образом, возникает почти неиссякаемый источник энергии тайфуна. Используя научную терминологию, один тайфун за сутки генерирует от пятидесяти до двухсот триллионов джоулей, что в двести раз превышает совокупную электроэнергию, вырабатываемую за сутки во всем мире. Для сравнения: такое количество энергии будет выделяться, если каждые двадцать минут взрывать десятимегатонную атомную бомбу.

Тайфун совсем не похож на хорошо организованный и величественно красивый «идеальный шторм», во время которого симметричные валы стройно катятся в одном направлении. Тайфун — это ад и хаос, гигантские водяные горы, сталкивающиеся между собой и в щепки разбивающие все, что попадается на их пути, всегда непредсказуемом и изменчивом. Центр, или «глаз», тайфуна, около двухсот миль в диаметре, окружен «стеной глаза», и скорость ветра в ней достигает двухсот миль в час. Иногда в «глазу» вода поднимается наподобие линзы и может образовать гигантский купол в сорок футов высотой, а под ним закручивается стремительной воронкой, порой достающей до самого дна. В этой линзе, которую называют «штормовой нагон», и кроется главная опасность тайфуна.

Двигаясь к берегу, нагон следует рельефу морского дна и поднимается вместе с ним. Со скоростью свыше ста миль в час он вылетает на сушу и там крушит и затопляет все живое. Результаты такого вторжения для прибрежных равнин, а иногда и целых стран бывают катастрофическими, и число жертв за один день может достичь десятков тысяч.

Брини Хансон понял, что неприятностей не миновать, уже через два часа после того, как «Королева Батавии», обогнув полуостров Сабах, вышла в Малавалийский пролив. Барометр продолжал падать, а мелкая рябь на поверхности моря превратилась в крупную маслянистую зыбь, шевелящуюся под брюхом судна, как неповоротливое морское чудовище. Стояла душная, давящая жара, а на горизонте появилась густая темная полоса, словно всосавшая в себя те несколько облачков, что еще полчаса назад маячили в небе.