Дневник – большое подспорье… - Лидия Чуковская

1/XII (Малеевка) 56. Первый день, в который я решила не работать. Утром остановились часы, и я встала позднее обычного. После гуляния уже не имело смысла садиться. Кроме того, на 5 ч. я была звана к Либединским слушать мемуар о Фадееве.

Пошла, слушала. Читала она, он не только не мог читать, но и слушать не мог от волнения.

Написано дурно, кроме некоторых мест. Конечно, о главной трагедии Фадеева (как он участвовал в уничтожениях) не говорится. Но цитируются письма – письмо к Алигер – из которого ясно, как ему мешали писать и как он страдал. Вообще, кое-какой материал для трагедии «Ал. Фадеев», которая будет написана в 1975 г. – есть.

Но это рассказ о людях, которые приняли всерьез все мнимости эпохи – например Чумандрина, Анну Караваеву, Панферова. У которых на эту ерунду ушла молодость.

«Часовой у сортира. А я-то думал – у церкви». Записал ли это Либединский?

Была в издательстве «Искусство», мне предложили книгу о редакторской работе, договор 8 листов, срок – год. Соглашусь. Но боюсь они отступят после разгрома, который неминуем.

15/VI 57. Затем: правила Петряева[179], рукопись, которую мне дал О. [Хавкин]. Человек этот добр, образован, трудолюбив, умен – но не артистичен, пишет плохо, править его мучительно. Он был у меня дважды, я ему кое-что показала – но за 2 часа писать не научишь. Теперь правлю рукопись и посылаю ему главы. И это мешает мне – как всегда мешает чужое – взяться за свое.

28/VII. От Петряева тоже нет писем. Это еще одна поучительная история. Его привел ко мне О. Желая выручить О. и сделать ему приятное, я взялась срочно править рукопись Петряева. Петряев человек хороший, знающий трудолюбец – и не писатель. Я переписала своей рукой, как когда-то Зильберштейна, 10 листов. Посылала ему по частям. Он писал письма – часто – деловые и благодарные, с вопросами по тексту. Один раз в письме он поздравил меня с 250-летием Ленинграда и я, неизвестно зачем и почему, вдруг написала ему, что и как для меня Ленинград. Мгновенно письма и прекратились… По-видимому лирическая нота показалась ему неуместным неприличием… Однако, второй вариант рукописи он все-таки прислал – и я имела удовольствие снова исправить все 10 листов. Но к рукописи приложила уже совершенно деловое письмо… Вперед наука! Мне, конечно. Я есть редакционная машина и более ничего.

30/IX 57. Читаю письма Горького, том за томом, для книги. Конечно, тут наверное и половины их нету. Должна быть трагическая часть, должна быть. Но и то, что напечатано, внятно говорит о трагедии. Быть влюбленным в русскую литературу – и не догадываться, что Блок – гений, издевательски цитировать его стихи («О Русь моя, жена моя…»), ненавидеть Сологуба и чтить Чапыгина, не разглядеть Цветаеву, Ходасевича… Это ли не трагедия – Горького, страны, времени?

2 октября. Вчера в Союзе – открытое парт. собрание. Говорят, там долго и подробно каялась Алигер…[180] Вот и конец случайно блеснувшего, взмытого волной человека. И, думаю, стихотворений. После такого разве можно писать стихи?

Там осуждали Каверина, который не кается (он, Дудинцев, Паустовский, Рудный). Кто-то сказал, что он болен, у него воспаление мозговых оболочек. Все равно вставили в резолюцию. Люблю гуманистов!

11/III 58. Прочла – перечла – 1-ую книгу «Доктора Живаго». Гениальные пейзажи; хорошие народные диалоги; хорошие «характерные роли»; людей нет – есть мысли и мнения, поэтически выраженные. Местами язык ужасен: «При поднятии на крыльцо изуродованный испустил дух».

20/VI 58. Когда наконец будет понято, что художественное произведение рождается не из наблюдений над жизнью, а из душевного потрясения. В его свете и наблюдения и даже наблюденьица могут пригодиться. Но если этого света нет – то и они решительно ни к чему.

Давно уже это сказал Достоевский, но ведь люди понимают не то, что им говорят, а только то, что они могут понять.

18/Х. На похоронах Заболоцкого я не была (больна…). Но думаю о нем много. Он умер не старым – 55 лет – но странно, что все друзья его юности, все, с кем он начинал: Хармс, Введенский, Олейников, Шварц – умерли (если это можно назвать смертью!) раньше. Весь куст погиб, а он – последняя ветка.

В последние годы стих его мужал и из внешне-классического становился истинно-классическим, т. е. наполнялся содержанием.

Похороны – и объявления в «Лит. Газете» – были официально-пышные. Но это не за стихи чтит его начальство, а за переводы с грузинского.

19/Х. Туся говорит:

«Я поняла, что такое старость. Старость это скорость. Вспомните, как медленен был подъем: каждый гимназический год, например. А сейчас точно с горы бежишь, ноги сами несут и не замечаешь времени и нельзя остановиться. Вероятно для тех, у кого в семье дети, да еще разных возрастов это не так. Они хоть присутствуют при подъеме».

23/XI 58. Я думаю: что значит жить для будущего? Это значит жить для настоящего, а не для мнимого в настоящем.

20/XII 58. Я тоже за реформу образования. Бросить на образование педагогов всю интеллигенцию – научную и артистическую. Сделать из педагогов – педагогов, а не обозленных собственной малограмотностью домработниц. Когда учительство разовьется – через 10 лет будет новая могучая интеллигенция.

Надо реформировать Пединституты – эти твердыни невежества.

1/III 59. Чувствую себя худо.

А работать надо. Это – единственное спасение. Нет, счастье не в работе. Счастье (мне) давала только любовь, любимость (которой почти не было). Работа – не замена, а единственное средство заглушить боль от отсутствия любви, боль, которую я испытываю постоянно. Думаю, что неудачная любовь – вечный стимул к работе не только у меня, но и у всех, кого не любят. Если любовь разделена, она поглощает в такой степени, что на большую работу не остается ни сил, ни времени (во всяком случае, у женщины). Когда же встаешь и ложишься с «оскоминой стольких слез» – одно остается – работать.

25/VII 59. Гениальнейшая из статей Цветаевой «Маяковский и Пастернак».

Каждое определение – чудо. Так написать о поэте может только поэт.

Множество совпадений с мыслями о Б. Л. – Анны Андреевны. О том, что он не способен изобразить живое лицо. О том, что эпоха повернула его, как реку, у Цветаевой написано просто словами Анны Андреевны:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});