Прежняя любовь - Дороти Кумсон

— Мне надо приложить мазь к ранам и принять обезболивающие препараты, — добавляю я. — И мне необходимо это сделать сию секунду. Я проводила бы вас, но мне очень трудно ходить, потому что моя левая нога получила серьезные повреждения, как и многие внутренние органы. Врач, снимавший швы с ран на голове, сказал, что мне следует избегать стрессов и даже переживаний. Я думаю, теперь вы понимаете, почему мне не хочется беседовать о возможности других несчастных случаев. — Госпожа Морган судорожно сглатывает. В ее глазах мелькает нечто, отдаленно напоминающее раскаяние. Ее безымянный спутник поглядывает на нее с явной антипатией. Он тоже не в восторге от ее методов и выбранного ею момента. — Но теперь, когда вы сделали все возможное, чтобы вложить в мое сознание мысль о том, что мой супруг — предполагаемый убийца, что вы хотите спасти меня от еще одного несчастного случая или даже смерти, я уверена, что буду в полном порядке. Я уверена, что это нисколько не замедлит процесса моего выздоровления.

Она покидает мой дом, не проронив больше ни единого слова, но сопровождающий ее полицейский грустно улыбается мне на прощанье, давая понять, что не одобряет действий своей коллеги и не верит в то, что Джек является убийцей.

Джек не шевелится, пока не раздается щелчок захлопнувшейся за полицейскими двери. Только теперь, когда он знает наверняка, что мы остались одни, он поднимает глаза и встречается со мной взглядом. Я чувствую запах горелой резины, ощущаю под собой вздыбившееся сиденье, со всех сторон слышен скрежет металла. Все мои внутренние органы болезненно сжимаются, реагируя на эти неожиданно нахлынувшие воспоминания, которые я изо всех сил пытаюсь отогнать прочь. Мы продолжаем пристально глядеть друг другу в глаза.

— Прости, — устало говорит Джек. — Я должен был ее остановить.

— Не думаю, что ее хоть кто-нибудь смог бы остановить, — отвечаю я.

— Она умеет заставить меня испытать…

— Чувство вины?

Он кивает.

— Несмотря на то, что я этого не делал, — заканчивает он. — Я ее не убивал.

— Я знаю, — говорю я. — У меня и в мыслях не было, что это сделал ты. Я знаю, что ты на это не способен.

Мне хочется расспросить его обо всем остальном. Мне хочется узнать, что из прошлого Евы могло навести их на мысль, что ее убил Джек. На что, относящееся к Еве, намекнула госпожа Морган? Почему гнев и возмущение Джека сменились испугом и отчаянием? Но я не могу его об этом спрашивать. Это будет разговор о Еве. А из всех разговоров о Еве, которые никогда не состоятся, эта беседа имеет меньше всего шансов на успех.

— Ты не мог бы принести мои лекарства? — прошу я Джека.

— Конечно, мог бы, — вставая, отвечает он. — Сейчас принесу.

Оставшись в одиночестве, я закрываю глаза. Мне очень легко представить себе Еву. Она улыбается, ее глаза светятся, она одета в розовое платье.

Какие тайны у тебя были, Ева? Должна ли я попытаться их раскрыть?

Глава 7

Либби

— Ну ты же понимаешь, сестричка, как это бывает, — говорит мой брат Калеб, широко разводя руками.

«Обстоятельства оказались сильнее нас» — написано у него на лице. Он поступает так гораздо чаще, чем позволительно взрослым людям. Но, несмотря на такие поступки, он взрослый человек. У него даже сын есть!

Я качаю головой.

— Нет, не понимаю. Ты уж поверь мне, совершенно не понимаю.

Я уверена, что на моем месте никто не понял бы человека, безмятежно подрулившего к вашему дому с собакой и попросившего о ней позаботиться, потому что в суете сборов в поездку, запланированную полгода назад, он совершенно забыл о том, что у него есть пес. Ах да, я не сказала, что он как раз направляется в аэропорт.

Кто способен поступить так даже с двумя здоровыми людьми, не говоря уже о ситуации, когда один из них все еще восстанавливается после автокатастрофы? Как — кто? Разумеется, мой брат.

— Видишь ли, сестренка…

— Я сейчас покажу тебе сестренку! — перебиваю я его. — Кто дал тебе право злоупотреблять моей добротой?

— Я не злоупотребляю твоей добротой, — пытается защищаться он, искренне недоумевая, как такое могло прийти мне в голову. — Просто мне больше не к кому обратиться. Бенджи не позволил бы мне доверить собаку кому попало. Ты же знаешь, как он тебе доверяет. Что мне оставалось? Бросить собаку без присмотра?

— Ты мог просто поднять телефонную трубку и задать мне соответствующие вопросы заблаговременно. Ты ведь умеешь пользоваться телефоном, не так ли?

Не успеваю я произнести эти слова, как у моего брата в кармане начинает заливаться мобильный телефон. Он сует руку в задний карман джинсов, извлекает телефон и всматривается в монитор.

— Я должен ответить на этот звонок, — говорит он, тут же нажимает на кнопку приема звонка и подносит телефон к уху. — Да? — произносит он голосом, истекающим медом.

Он очень высокий, мой младший братишка. Он также хорош собой и чертовски обаятелен.

— Ах-ха, — говорит он в трубку, меряя шагами мою кухню.

Я смотрю в окно на прилегающий к дому крошечный садик.

Джек играет с Бенджи и собакой Бутчем. Бутч — это хорошенький пушистый комок коричневой шерсти с черными пятнами на спине и маленькой острой мордочкой, выражение которой говорит о том, что ее обладатель постоянно пытается постичь смысл обращенных к нему слов, одновременно храня все тайны, накопленные им за время, проведенное в этом мире. Дело не в собаке. Меня возмущает сам факт: меня ни о чем не предупредили. А если называть вещи своими именами, то мой брат таким образом продемонстрировал свое коварство. За последние несколько дней я разговаривала с ним по меньшей мере три раза, и он ни разу даже словом не обмолвился о собаке. То, что он звонил, только когда Бенджи спал, должно было меня насторожить. Потому что Бенджи обязательно все выложил бы мне.

Я смотрю на Калеба, который продолжает ах-хакать в телефон.

С трудом переставляя ноги, потому что мне все еще трудно ходить, постоянно испытывая тянущее чувство в животе, заставляющее вспыхивать нервные окончания по всему телу, я подхожу к нему. Выхватив телефон из его руки, я подношу его к уху и слышу женский голос.

— Милая, он тебя не стоит, — говорю я и нажимаю на кнопку сброса, прежде чем хлопнуть маленьким серебристым прямоугольником по ладони Калеба.

— Либби! — ревет он. — Это была менеджер моего банка!

— Да ну? В таком случае почему она позвонила тебе в субботу? Ей что, для разговоров с тобой рабочих дней не хватает?

Его возмущение заставило бы меня раскаяться в содеянном, если бы я не знала его с пеленок. Он очень забавный, и я его обожаю, но он известный манипулятор. Он уже не возмущается. Он дуется, и если бы кто-нибудь нас сейчас увидел, то принял бы его за подростка, которого мама отчитывает за какой-то проступок. Но он уже сам отец. Мне часто кажется, что он об этом забывает. Он любит Бенджи, и, когда у него нет другого выхода, он заботливый отец. Однако, как мне представляется, бремя ответственности его пугает, поэтому временами он все бросает, и нашим родителям или мне приходится разбираться с последствиями. Но на этот раз пи перегнул палку. Ведь речь идет о собаке!