Аромат женщины - Голди Росс

Ей опять захотелось поцеловать его, и Хлоя была вынуждена вцепиться обеими руками в скамейку, чтобы не сделать это немедленно.

— Каким он был, твой индийский дед?

— Идеальным дедом. Учил меня стрелять из лука, ловить птиц в травяные силки, узнавать следы зверей в джунглях, играл со мной. Но главное — он был очень добрым.

— Почему тебя вырастил он?

— Больше некому было. Мой отец ушел из дома и стал хиппи. Видимо, автостопом добрался до Индии, где встретил Лакшми, мою мать, уговорил ее бросить колледж и уйти с ним. Она забеременела, но мой отец сказал, что в Англию он не вернется, потому что его семья — сборище английских снобов, и никто не захочет его видеть дома. Тогда Чхота-Лал забрал их обоих к себе, и они поженились. Я родился в его доме на берегу океана. Иногда по ночам я до сих пор слышу шелест волн… Через семь лет мы уехали в Англию.

Хлоя помолчала и осторожно спросила:

— А почему? Твой отец решил вернуться домой?

— Нет. К тому времени его с нами уже не было. Он ведь так и не смог жить в нормальном доме, опять ушел бродить по Индии. Потом мы узнали, что он умер от пневмонии где-то на границе с Пакистаном. А может, и не с Пакистаном. Если честно, мы до сих пор ничего точно о нем не знаем. Просто к тому времени мой английский дед узнал о моем существовании и приехал навестить нас. Ему переслали документы отца, так он и узнал, что у него есть внук.

Голос Криса изменился, стал глухим и немного злым.

— … Он приехал и увез нас с мамой в Англию.

— Ты… ненавидел его за это?

— Нет. Пожалуй, не его… Понимаешь, в нашем доме за городом мне даже понравилось. Много деревьев, зелени, воздух чистый. А вот от Лондона я был в ужасе. Я ведь привык к жаре, к ярким краскам и пряным запахам, к цветам, которые свешиваются прямо тебе в окно и пахнут, как первые розы Эдема, к ручным обезьянам и коровам, которым разрешено входить в любые храмы и дома… Как ты думаешь, мог мне понравиться тусклый, туманный и вонючий город?

— Ужасно…

— Для семилетнего мальчишки, никогда не носившего обувь, это был сущий ад.

— Ты… возвращался в Индию?

— Нет. Английский дед не разрешал. Конечно, когда мне исполнилось восемнадцать и я стал сам зарабатывать на жизнь, я немедленно поехал туда.

— И что же?

— И ничего.

— Что же изменилось?

— Там — ничего. В Индии ничего никогда не меняется. Тот же дом с белыми занавесками на окнах стоял на берегу того же океана, те же книги на полках, те же цветы и коровы… Я изменился.

— Ты просто вырос.

— Не просто. Я уже участвовал в соревнованиях, добился успехов, мне вскружила голову первая слава. Я желал всеобщего признания, восторгов, любви толпы.

— Что ж, это объяснимо, и для восемнадцати лет вполне простительно.

— Чхота-Лал думал иначе. Он тревожился за меня и сказал тогда: «Ты можешь так полюбить вкус победы, что перестанешь обращать внимание на способы, которыми ты ее добиваешься. И тогда твоя победа тебя убьет». Мне было восемнадцать лет, и я не стал его слушать.

— В восемнадцать лет никто не слушает советов.

— А ты откуда знаешь, красивая?

— Билли перестал меня слушаться лет с пятнадцати.

— И ТЫ ему это позволила?

— А у меня не было выбора. Мама к тому времени слабо помнила о нашем существовании, отец сократил свои посещения до одного раза в год, так что мне пришлось заниматься хозяйством, а это отнимает много времени. Борьба с Билли отняла бы вдвое больше, так что это был компромисс.

— Не пора ли тебе передохнуть, красивая? Должен появиться кто-то, кто будет носить тебя на руках и сдувать с тебя пыль.

Хлоя широко улыбнулась. Почему-то у нее было прекрасное настроение.

— Я готова. Подставляй руки.

Вместо этого Крис неожиданно поднес ее пальцы к губам и бережно поцеловал их.

Это не было братским поцелуем. Это не было сексуально. Это не было игрой.

Это было так, словно рыцарь отдавал высшие почести своей королеве и склонялся перед ней, признавая ее превосходство…

Хлоя-Хулиганка завизжала внутри Хлои-Королевы.

Наконец-то! Это НЕ братский поцелуй!!!

9

Отдохнув, они продолжили свой вояж по Парижу. Крис превзошел самого себя. Он уже не просто рассказывал, он вещал в полный голос, и Хлоя с улыбкой замечала, что к ним периодически присоединяются довольно внушительные группы туристов.

Он знал много, а рассказывал интересно. На знаменитой Гревской площади, в чью брусчатку впиталась кровь многих тысяч казненных и расстрелянных во время революций, по спине Хлои побежал холодок, так мрачно и устрашающе зазвучал хрипловатый голос ее гида. Она зябко передернула плечами.

— Ты нагоняешь на меня ужас.

— Это не я. Энергетика. Вслушайся в эту площадь… Слышишь? Вот едет телега с осужденными на четвертование еретиками-тамплиерами… Вот готовят костер для Жакаде Молэ… вот знаменитого растлителя Телье подводят к виселице, а женщины с обнаженными и разодранными грудями вопят, требуя отдать им его… Его отдали, по приказу парижского прево, всего на десять минут, но уже через пять минут от Телье осталось лишь кровавое месиво. Добрые парижанки отомстили за своих детей. А вот там, прислушайся, там быстрые шаги! Это Видок преследует знаменитую Маску, похищавшую невинных девушек и готовившую из их крови эликсир вечной молодости.

— Крис! Прекрати! Я сейчас умру от страха. Неужели эти камни не знали лучших дней и событий?

— Ну почему? Вот под этими окнами молодой Франсуа Вийон распевал свои серенады. Он посвящал их Прекрасной Даме Серизетте. Она, кстати, была содержательницей борделя, и ее талию не могли обхватить трое дюжих мужчин. А вот здесь Д'Артаньян помог Констанции убежать от гвардейцев кардинала. Вон из того окна Монте-Кристо наблюдал за казнью известного разбойника… ах, прости, снова казнь. Что поделать, красивая. История людей — это всегда история крови, пролитой ими. Ладно. На сегодня достаточно. Пошли в отель.

В отеле безумный трудоголик немедленно устремился к своим любимым бумагам, а на робкое сообщение Хлои, что она хочет принять душ, лишь нетерпеливо помахал рукой.

Для соблазнителя и нарушителя девичьей чести он выглядит на редкость хладнокровным, с усмешкой подумала Хлоя, с наслаждением подставляя грудь и плечи под тугие струи горячей воды.

Когда она вышла из ванной в гостиничном купальном халате и с полотенцем на мокрых волосах, Крис стоял у окна.

— Иди сюда. Солнце высоко. Не зря эту улицу называли Золотой.

Она подошла к нему и встала рядом. Легко и непринужденно Крис обнял Хлою за плечи, и так они вместе любовались золотом, заливающим старинную узкую улочку вечно юного старика-Парижа.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});