Осторожно! Мины! - Александр Шакилов

Сев в кресло, Макс перепрограммировал код замка. А то врываются, понимаешь, без стука.

Противно задребезжала приклеенная к столешнице пленка телефона — чудо нанотехнологий, голограммная трубка, звук, направленный с учетом координат абонента в пространстве.

— Да? — выдохнул Макс, убирая челку с лица.

— Максим Леонидович, с вами желают пообщаться… — Не дожидаясь команды, виртуальная трубка сама «прижалась» к уху.

Можно ли назвать беседой диалог, когда один оправдывается, а второй угрожающе хмыкает?

— Да, ЧП. Да, невероятно. Как такое могло произойти? Разберемся, выясним, обязательно, а как же. Да, ЧП, нападение на Технопарк, но ситуация под нашим контролем. Диверсантов изловим, виновных накажем. Головой отвечаю, понял.

Короткие гудки. Голограмма медленно растворилась в полумраке кабинета.

Макс трижды хлопнул в ладони. Из-под потолка опустилась тонкая серебристая сеть-релаксатор. Руки перпендикулярно телу, ноги на ширину плеч, подбородок кверху, грудь вперед. Сеть оплела Макса, обхватив кисти, локти, подмышки, пах, поясницу, бедра и голени. На голову легла невесомая шапочка, закрывшая глаза, ноздри и воткнувшаяся в рот.

Ларингофон ласково поцеловал шею. Макс напряг голосовые связки:

— Умеренный режим, пожалуйста. Полчаса. Внешнее воздействие: ноль.

Он оторвался от горизонтали, пятки повисли в метре над татами. Сеть завибрировала, электроимпульсы напрягали и расслабляли его мышцы. Клубки нитей забились в уши, лишив Макса слуха: отдыхать, так отдыхать.

И немножко думать о случившемся.

Две последние беседы оказались весьма утомительными. Если военные сговорились запугать Макса, то у них ничего не получилось. Не на того нарвались.

Спустя тридцать минут сеть отпустила клиента.

Вспыхнуло пламя зажигалки, обугливая кончик сигареты «Хэйлунцзян». Макс затянулся пару раз и, уронив пепел на столешницу, в тысяча первый раз пообещал себе бросить. Плохая привычка. Опасная.

Пальцем он ткнул в пленку селектора, наклеенную рядом с телефоном.

— Да, Максим Леонидович?

— Мариночка, не соединяйте меня ни с кем. Даже если позвонит Господь Бог.

Надкушенный бутерброд упал в приемник утилизатора.

Лет за десять до того, как Максим Леонидович Мцитури возглавил тот самый НИИ в конце эпохи правления академика Оймикадо, почти все темы замыкались на проблеме стабилизации квазиреальностей, а самовоспроизводящиеся кристаллосистемы рассматривались в узком контексте: возможность неорганической жизни и применение ее в оборонных целях.

Так уж получилось, что квазиреальности Макса не интересовали. Своих проблем хватало с проектом «Плодородие ПОМЗ-2М»: то не ладился механизм воспроизводства ПВМ, то отказывались расти пушки Т-7206, то еще что-нибудь. А кураторы напрягали, требуя результатов. Макс огрызался, что, мол, без натурных испытаний осколков не будет. Да и какие, к Будде, квазиреальности, если со дня на день ожидали сокращения ассигнований?

Но получилось наоборот: денег дали не по-детски много. Трудитесь, ребята! Родина вас не забудет!

И таки вламывали, да. Кристаллическая сварка, макраме из атомов. И комплексные завтраки в полиэтиленовых судочках, не выходя из лабораторий. Передайте имбирь, пожалуйста. Если вас не затруднит.

Свободное время? Да, такое тоже случалось. И все-таки обитатели шарашки медленно сходили с ума…

Семенов-Рубинштейн, профессор, вырастивший АК-704 с подствольным гранатометом на базе почв соснового бора восточно-украинского типа, был первым. Вклад профессора в мировую науку оценили квартальной премией. Это событие конечно же стоило отметить, славно гульнув с коллегами. В общем, сакэ было выпито более чем достаточно.

О нарушении внутреннего распорядка тотчас сообщили совету кураторов. Вояки с интересом изучили избранные художества яйцеголовых и махнули лапками: нехай детишки побалуют, им нужна разрядка — работают в атмосфере постоянного стресса и мозгового штурма. Короче, не мешайте, пусть расслабятся.

Не мешайте — и ладно. Охрана бездельничала с чувством выполненного долга: пивко хлебала и в маджонг на щелбаны сражалась. А потом…

Неожиданно трезвый Семенов-Рубинштейн, тощий, в старомодных очках, запер изнутри шлюз лаборатории, переоборудованной в банкетный зал, и сменил код доступа. У грядок боеприпасов пару минут он провел, любуясь делом всей своей жизни. Рассмеявшись, сорвал с нижнего яруса всходов самый спелый двухсотзарядный магазин. И еще два сунул во внутренний карман халата. Затем отправился к автоматным грядкам. Собственно, грядками называть их не совсем верно. Это паутина серебряной проволоки и оптоволокна, пластиковая стружка и стальные опилки, минеральные добавки и гранулированный куриный помет. Много кремния. Много меди и титана. Рассада ударно-спусковых механизмов. Легированные подкормки. Лепестки пламегасителей, почки глушителей и прицелов. Стебли прикладов и пистолетных рукояток. Наросты газовых поршней. Корешки шомполов, пестики штыков… И все это живое, настоящее и смертельно опасное. Каждая кристаллосистема — самостоятельный организм, развивающийся до тех пор, пока не возникнет природная — естественная! — потребность оплодотвориться и продолжить себя. А репродуктивная функция возможна лишь при симбиозе всех составляющих АК-704. В итоге механизмы стыкуются, образуя половозрелое огнестрельное оружие. А семя — это пули.

Семенов-Рубинштейн кусачками отделил от грядки черный, блестящий смазкой АК-704.

Клацнула защелка приемника магазина, спусковой крючок освободил курок, ударник — и выстрел. Пороховые газы, поршень, рама… Затвор, патронник и канал ствола… Цикл. Пули-семена. Огонь на поражение, крики, стоны. Третий магазин нужен, чтобы добить раненых коллег одиночными.

Профессор расстрелял всех своих гостей. Славно отметил премию, праздник удался. Пятнадцать человек в минус.

Подствольник тоже пригодился: испытательные стенды разорвало в куски, начался пожар…

Сгорело все: результаты экспериментов, не имеющих аналогов в мире, — терабайты инфы по методике ускоренного роста автоматического оружия, возможные патогенные отклонения и борьба с ними, поломки, отказы АК-704 и способы их устранения в полевой обстановке с помощью корешковой системы регенерации…

После того случая «гайки» немного ослабили: начальникам отделов разрешили увольнительные в город.

* * *

Макс мотнул головой.

Что это было? Это его воспоминания? Какие еще грядки, диверсанты и Технопарк? У Макса что, была личная секретарша?

Вопросов много, а ответов нет.

Толстяк Касиус — для друзей Касси — смотрел ему в глаза и улыбался.

Глава 21

СТЕНА

Лисьи шкурки, сшитые тонкой проволокой, греют бока и прячут спину от сырого холода. Укрыться бы с головой, спрятаться от утренней ядовитой росы, но Соколу до боли в груди надоело бояться, он наслаждается своим бесстрашием, таким глупым, таким безумным.

До утра еще далеко, луна и звезды, где-то рядом воют волки. А Стасу все равно, он — почти голый! — валяется под открытым небом. Его одежда — татуировки и ожерелье из медвежьих клыков. Стаса не страшат смертельные ливни и тигры-людоеды, его больше не заботят Обожженные Бедра, не волнует судьба Лизы, он простил негодяя-разлучника, ему уже не хочется домой, к маме. Вот только Отшельник… Старый Сокол то и дело возвращается мыслями в убежище одноногого старца, что-то не дает ему покоя, что-то случилось во время их последнего разговора.

Вот только что? Хвостом енота шевелится мыслишка, вот-вот, сейчас схватишь, а никак!

При чем здесь Отшельник, а? Ну при чем?!

Забыть. Забыть все. Просто валяться вот так, смотреть вверх, потому что Соколу хорошо — так хорошо, как не было никогда еще.

Ха-арра-ашшшо-о-о!!!

И не надо лучше.

Ведь она рядом.

ОНА!!!

Когда она рядом, звезды такие яркие, что можно ослепнуть.

Сила распирает тело Стаса, оно искрится, как тысяча тысяч светлячков, как угли сотен отгоревших костров. И грохот в ушах. Это что, тамтамы врагов, гром небесный, бубен шамана? Стасу тесно в себе, кожа и кости мешают ему размазаться по междутропью тонким слоем подогретого на солнце солидола. Через край себя без остатка лей, выплескивай! Всего себя! Ты — твердый, ты — горячая сталь, ты — движение разбухших мышц. Без остановки: вперед-назад, вперед-назад, привет и прощай, вот он я, и нет меня…

Ритм, ритм, ритм!

И вздохи, хрипы и стоны.

— Тебя как зовут? А, милок?

— Стас. Меня. Старый Сокол. А тебя?

— Ста-а-ас… — Девица-красавица, мать волчьей стаи, катает его имя вдоль языка, деснами гладит: — Ста-ас! Со-о-око-ол!..

— А тебя?

— Баба Яга, костяная нога! — Смех у нее молодой, задорный. И всхлипывает так, что непонятно, хорошо ей или плохо. Может, больно где прижал или, наоборот, не дотянул, глубже надо было?