Зубы дракона - Александр Прозоров

— Чегай, что такое дождь?

— Что?

— Ничего, пошли.

— Он все равно на нас кинется!

— Думаешь, у него совсем мозгов нет?

— Нет.

— Ну, тогда, — пожал я плечами, — тогда я его загрызу.

Этот аргумент подействовал безотказно. Чегай смело пошел через оазис, прячась у меня за спиной и подобрав пару камней. Шери, вопреки уверениям потомка рода властителей, на нас не кинулся, а только тихонько рычал от обрыва. Земля мягко пружинила под ногами. Она была нежной, как пуховая перина. Будь дело ближе к вечеру — выгнал бы я «хозяина гор» к чертовой матери, и завалился спать на этой кроватке размером со стадион…

— Смотри! Дикая магола! — подпрыгивая от радости, Чегай кинулся вперед, к небольшому пятачку земли, заросшему лопухами. — Магола, магола!

Надергав несколько клубней, Чегай принялся чистить их ольхоном, потом впился зубами. Первый корень он проглотил, на мой взгляд, вообще не прожевывая. Слопав не меньше килограмма овощей, Чегай снова запрыгал на месте, тыкая пальцем мне за спину.

— Смотри, смотри!

На этом его веселье кончилось: после очередного восторженного прыжка ноги соскользнули с камня, он пронзительно визгнул, с размаху ухнулся головой вниз, хрюкнул, судорожно дернулся и затих.

— Чегай! Не-ет!!!

Испугался я здорово. К счастью, у парня оказалась крепкая голова — не убился. Сердце стучало нормально. Слегка отдышавшись от испуга, я нашел невдалеке небольшую ровную площадку, отнес бедолагу туда. К этому времени половина его лица заплыла от синяка, а левую ступню раздуло до размеров головы. Застопорилась, в общем, наша одиссея. И чего он заскакал, как горный козел?

Я поднял голову и посмотрел в ту же сторону, куда таращился перед падением Чегай: невидимая с того направления, откуда мы пришли, вверх, на следующую террасу, уходила самая настоящая узкая горная тропа. Но сейчас это уже не имело особого значения. Я размотал рапсан с левой ноги парнишки, сложил и подсунул ему под голову. Он тихонько застонал, не приходя в себя. Засранец, нашел когда калечиться. Застряли мы, похоже, надолго.

Наверное мне, как честному-благородному-воспитанному человеку, нужно было сидеть рядом с Чегаем и вытирать пот с его лба, но свидетелей вокруг не было, а потому я плюнул на мораль и решил посмотреть, куда же ведет сия тропинка.

Самым интересным было не то, куда там она убегает на следующей «ступеньке» горы, а то, что она делает здесь. Ведь тропинка не ручей, она не может появляться под кустом и убегать вдаль, она ведет откуда-то и куда-то. И ее начало и конец обычно представляет интерес для людей, тропу проложивших. Именно поэтому я не полез наверх, а пошел вдоль стены по узенькой извилистой дорожке, вытоптанной в твердом камне. Местами она была полностью засыпана булыжниками, местами чистая, как Невский проспект перед выборами, но никуда не исчезала, уверенно петляя и не удаляясь далеко от обрыва.

Терраса постепенно сужалась. Стало понятно, что это всего лишь широкий карниз на теле горы, а основной скальный массив уходит дальше, плавно закругляясь и ограничивая долину охотничьего поселка со стороны Голодного Поля. Снизу доносился легкий, тепловатый запах болотной сырости, который только колыхался от слабого ветерка. Солнце перевалило зенит, и под его лучами ярко поблескивали искрами острые грани на камнях вдоль тропинки. Вдруг я понял, что эти грани, эта заточка — рукотворные…

И тут прямо передо мной вырос дракон.

* * *

В детском доме на Новоизмайловском проспекте меня ждали. Мужчина лет сорока в драповом пальто примерно такого же возраста, с баяном под мышкой, и шестеро ребятишек в разноцветных болоньевых куртках. Я не торопясь подрулил к дому, раскачиваясь на ямах дворового проезда, как ботик Петра первого на волнах Финского залива.

— Вы из одиннадцатого интерната? — поинтересовался баянист, приоткрыв салонную дверь.

Я кивнул.

— Садимся! — скомандовал он, обернувшись к детям, и первым развалился на переднем сидении.

Детишкам оказались примерно лет по десять, и на вид они были… Не знаю, насколько можно применять слово «дебильные» по отношению к больным детям. Уж слишком привычно оно стало в качестве ругательства. Всю поездку они — сидели тихо, как мышки, втянув голову в плечи, слегка пригнувшись и только испуганно водили глазами по сторонам. Такую позу я видел только раз в жизни — у соседского кастрированного кота, когда его первый раз в жизни вынесли на улицу. Чувствовал я себя в одной машине с ними чертовски неуютно. Вдобавок ко всему, сломался омыватель, а без него на осенних питерских дорогах лобовое стекло замызгивается в течении пяти минут. Пришлось несколько раз останавливаться у крупных луж и мыть стекло вручную. Поэтому, сдав детишек на руки Галине Павловне, я тут же полез под капот.

Дело оказалось с одной стороны в сущем пустяке — перетерлась пластиковая трубочка от бачка к распылителю, с другой стороны — где новую взять? Сдернув трубку, я сунул ее в карман и потрусил к Грише Капелевичу.

Этот гений зубного мастерства сидел в своем кабинете за столом и читал «Агату Кристи».

— Привет, Григорий! Чего делаешь?

— Пытаюсь использовать духовную пищу в качестве закуски, — вдумчиво ответил он, извлек из ящика стола открытую банку водки, сделал большой глоток и перелистнул страницу.

— И как получается?

— Водка воспринимается хуже, а Агата Кристи — лучше. Хочешь попробовать?

— Я за рулем. У тебя не найдется такой вот трубочки?

Гриша вдумчиво осмотрел порыв, понюхал его, а потом брезгливо отстранил.

— Сколько угодно. Только не у меня.

— А где?

— Галину Павловну знаешь? Главврача нашего?

— Знаю.

— Подойди к ней, попроси старую капельницу. Она сейчас в третьем отделении. В смысле — Галина Павловна. Там концерт в холле.

Найти концертную площадку труда не составило — именно оттуда доносился вой баяна. Не хочу сказать ничего плохого о баянисте, но инструмент его совершенно утратил всякие музыкальные способности, и позволял почувствовать только ритм мелодии. Ритм оказался русского народного танца. И под него на площадке посреди холла кружились детишки. Без курток они выглядели намного пухлее, чем в автобусе, вдобавок на них напялили цветастые сарафанчики и платки. По-поросячьи блестя глазами и оскалившись в улыбках, они слегка подпрыгивали, двигаясь по кругу, одну руку поставив на пояс, а другую, с ярко-оранжевым носовым платком, задрав над головой. А вокруг сидели на стульях или стояли наши старички и бабульки, в бесцветных поношенных халатах, кое-кто в облезлых кофтах, в драных шерстяных носках. Они смотрели, склонив с интересом головы, тихонько хлопали в ладоши, покачивались на месте…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});