Щупальца спрута - Вячеслав Жуков

– Значит, действуешь, как договорились. До вечера сидишь в гардеробе. Захочешь отлить, там есть пустая пластиковая бутылка. В нее и сделаешь. Дверь запасного выхода внизу, в конце коридора. Замок я сломал. Заходишь к Голикову… ну и делашь все такое. Выйдешь потом через запасной выход вон туда, – показал Зорькин во двор, где размещался вольер для собак. – Там вон лежат доски. Одну берешь, ставишь к забору. Перелезаешь, и до свидания. Понял?

– Постой. А собаки из вольера этого не выскочат? Вдруг их на ночь оставляют бегать по территории, – высказал Котов сомнения. Собак боялся с детства. А хорошо натасканная овчарка хуже мента. Такую и пуля не остановит. И Кирилл мог сейчас привести массу примеров, когда такое происходило.

Но Зорькин не дал. Сказав:

– Собаки не выскочат. И никто их на ночь не выпускает. Бред, какой-то. Сам соображаешь, что говоришь? И не о собаках тебе надо думать. Понял? Нашел о чем беспокоиться. Ты смотри, с Голиковым не облажайся, – замечание было в высшей степени справедливым. Физически, капитан Голиков подготовлен хорошо. И в этом Зорькин не раз убеждался на тренировках по рукопашному бою. А если еще успеет достать пистолет… Об этом Зорькин сейчас меньше всего старался думать. И все-таки посчитал своим долгом предупредить Котова. Что и тут же сделал.

Но Котов отреагировал пренебрежительной ухмылочкой. – Не боись. Не облажаюсь. – Он достал из задних карманов джинсов резиновые перчатки, как бы этим показывая свою готовность действовать хоть сейчас.

Зорькин на это одобрительно кивнул.

– Правильно. Никаких отпечатков не должно остаться. Вечером, когда все уйдут, я отопру дверь. И запомни, кабинет Голикова – третья дверь направо по коридору. Уборщица обычно перед уходом выключает свет. Так что смотри, не ошибись.

– Не ошибусь. Лишь бы он один был, – впервые в голосе Котова, Зорькин заметил озабоченность и поспешил заверить:

– Будет. В этом уж ты мне верь.

* * *

Около часа дня Зорькин как бы между делом заглянул к Голикову в кабинет. Специально подгадал так, чтобы Кручинина не было.

– Слушай, Володь. Поговорить бы надо, – сказал Голикову.

– Ну выкладывай, – как бы с неохотой, предложил Голиков. Вообще-то он собирался уходить и уже держал в руке ключи от кабинета.

– Да я вижу ты уже уходишь. Не буду тебя задерживать. А знаешь что, давай вечером? Может, задержишься на часок?

– Ну, могу. А чего там у тебя?

Зорькин подхалимски хихикнул.

– Дельце есть одно. Вот хочу с тобой посоветоваться.

– Ладно. Решим твое дельце. А сейчас извини. Я действительно тороплюсь. Жена ждет, – сказал Голиков, подталкивая Зорькина к двери.

– Володь, так я надеюсь? – настаивал Зорькин уже в коридоре, пока Голиков запирал ключом дверь.

– Ну, я же тебе пообещал… Зайдешь потом.

Голиков ушел, а Зорькин весь остаток дня провел в беспокойстве. Несколько раз поднимался к себе, хотя дверь и не открывал. Проходя мимо двери своего кабинета, останавливался, прислушиваясь, тихо ли там. Опасался, чтобы Котов не обнаружил себя.

Тишина за дверью придавала уверенность в том, что все должно получиться так, как они задумали. Потом во второй половине дня он видел Голикова. Они с Кручининым прошли мимо дежурки, где за пультом сидел Зорькин. Он не знал, о чем они разговаривали. Вернее говорил Стас Кручинин, а Голиков слушал и снисходительно кивал. Но он знал, что одному из них через несколько часов предстоит умереть. И вряд ли потом кто-то, когда-нибудь узнает истинную причину смерти старшего оперуполномоченного РУБОПА капитана Голикова. Все будет выглядеть как самоубийство. Причем, сам Зорькин все время будет находиться в дежурке, на глазах оперативного дежурного и его помощника. И его никто ни в чем не заподозрит.

Вечером капитан Зорькин сидел рядом с пультом дежурного и уставшим, полудремлющим взглядом смотрел в пространство. А заканчивалось оно в той части коридора, которую отсюда было хорошо видно, а, следовательно, видно всех выходящих из здания.

Первым, ровно в восемнадцать часов прошел начальник управления. За ним потянулись его замы. Потом начальники отделов и почти следом же их подчиненные. Почти всех Зорькин знал в лицо и старался не пропустить, отмечая про себя, кто вышел, а кто еще задержался.

Из оперативного отдела ушли все, кроме Голикова и Стаса Кручинина. Но за последнего Зорькин не волновался. Голиков не из болтливых и что касается его одного, вряд ли станет известным Кручинину. Это профессиональная привычка, держать язык за зубами. И Голиков овладел ею в совершенстве.

Тихонечко покусывая обветренные губы, Зорькин водил глазами то на коридор, то на большие настенные часы, висевшие напротив дежурки, и всегда отстававшие ровно на пять минут. Сколько не возились с ними электронщики, исправить не могли и часы упрямо двигали стрелки с опозданием в пять минут.

Сейчас на них было уже без десяти девять. И теперь эти пять минут не играли никакой роли.

И вот, наконец, прошел Стас, махнув рукой на прощанье Зорькину и дежурному. У Зорькина от сердца отлегло. «Ну, наконец-то», – подумал он, от нетерпения, а скорее от волнения, ерзая по стулу и не зная, куда деть ноги. Казалось, они уже перебирают ступеньки, унося его на третий этаж. Но здравое рассуждение заставило Зорькина еще подождать. Вдруг Стас возьмет и вернется. Он человек не предсказуемый. Корешатся они с Голиковым. Выпивают вместе. Бывает в выходные вместе шляются по кабакам.

Но Стас не вернулся. И Зорькин определил для себя: «Пора!» Он встал и, подняв руки, потянулся.

– Надо ноги размять, – сказал он и вышел вразвалочку в коридор. Но только зашел за предел видимости из дежурки, кинулся бегом по коридору. Потом – по лестнице. Возле двери кабинета Голикова остановился, сделал два глубоких вдоха и выдоха, чтобы дыхание пришло в норму. Сейчас было важно, чтобы Голиков не заметил волнения. «Ах, как ноет сердце», – на тот момент, это было единственной мыслью капитана Зорькина. Хотя до этого, пока сидел в дежурке, в его голове творилось, не пойми что. И он уже был готов отказаться от идеи, убить Голикова здесь. И, наверное, так бы и поступил, не будь Котова в его кабинете. Идея эта ему представлялась рисковой до безумия. Принадлежала она большею частью самому Котову. Вроде бы, если все это произойдет не где-то, а здесь, в его рабочем кабинете, то будет выглядеть намного правдоподобней. Так считал Котов.

Зорькин все тщательно обдумал и согласился, рассуждая, что если даже у Котова что-то получится не так, и его возьмут, про него он все равно будет молчать. Иначе, кто ему поможет избежать тюрьмы.

Он улыбнулся и толкнул дверь кабинета. Вошел без стука, как подобает уважающим друг друга сослуживцам.

Голиков сидел за столом и что-то писал.

– Володь, ты не ушел? – нарочно изобразил удивление.

– Как видишь. Ты же сам просил задержаться, – Голиков посмотрел на часы, как бы этим давая понять, что не намерен тратить попусту драгоценное время.

– Володь, я сейчас. Только забегу к себе. Поллитровочку захвачу и мигом назад. – И не дожидаясь, что ответит на это капитан Голиков, Зорькин выскочил из кабинета. «Так. Он здесь. Теперь, только бы все получилось?» – взволнованно подумал он, отчетливо понимая, что даже малейшее сомнение сейчас не помощник, нельзя его допускать. И все-таки в глубине души оно было, заставляя побеспокоиться о собственной судьбе. А что же дальше будет с ним, капитаном Зорькиным?

В три широких шага преодолев расстояние до двери, за которой его уже поджидал Котов, он отпер ее ключом и для верности тихонько стукнул три раза. Это был условный знак, что все в порядке, можно приступать. И быстро повернувшись, мышью прошмыгнул по коридору мимо кабинета Голикова, считая дальнейшее свое присутствие здесь лишним. Самое лучшее для Зорькина сейчас как можно быстрей оказаться в дежурке, на глазах оперативного дежурного. В случаи чего, он всегда может подтвердить, что Зорькин был с ним.

* * *

Голиков услышал шаги похожие на то, будто кто-то прыгал в коридоре, поднял голову, и тут же дверь распахнулась. В кабинет влетел человек. Вот так сразу он даже не успел всмотреться в его лицо. Но растерянность капитана была не более две, три секунды. Тут же Голиков внутренне собрался, приготовившись к обороне. Он узнал того парня.

– Зорькин, сволочь! Подставил. – Произнес он скорее с сожалением, чем с желанием выплеснуть злобу на сослуживца, который его не слышит. Сожалел о том, что пренебрег золотое правило – никогда, никому не доверять. Единственным человеком, которому бы мог довериться он, был Стас Кручинин. И сейчас, в этой ситуации, неплохо бы ему оставить сообщение. Пусть коротенькое. Казалось бы, почти ничего не значащее. Но он поймет. Он ведь сообразительный.

Голиков достал из кармана пачку сигарет, положил на стол, на видное место. Сигареты и зажигалка. Вроде бы ничего необычного. Но это, смотря как для кого. На пачке номер телефона Зотова. Было бы неплохо, если б эта пачка попала к Стасу и ни к кому другому.