Стану ему женой. Ребенок от монстра (СИ) - Устинова Мария

— Это я виноват. Если бы быстрей тебя нашел… Или его бы взял за яйца…

Или не был тем, кто ты есть. Если бы был рядом с нами, как полагается отцу. Если бы не работал с Шелеховым, а затем с Глодовым, ничего этого бы не случилось. Столько всяких если! Я обнимала его, прижималась щекой, но обида разъедала и без того недолгое счастье. Раньше я принимала его — как есть. Не ждала чудес, хотя на них надеялась. Андрей ничего не мог мне обещать: я это проглотила вместе со слезами. Но в Пекине я увидела и другой вариант. Другую возможность. Пообщалась с Диной, прочла ее записи, и увидела на что способен мужчина, который поставил семью на первое место. Думаю, я не знаю и сотой доли того, через что он прошел, чтобы покончить с криминалом навсегда.

Но он сделал это.

В тот момент я завидовала Дине. Для меня это несбыточная мечта. И от этого было вдвойне обидно. Осознание, что это мне придется подстраиваться под его жизнь, а не он сделает все для нас с дочкой, здорово отравило мое существование.

Он ведь не белый воротничок. Он киллер. Я давно это уяснила.

— Ты мог бы уйти, — тихо, несмело пробормотала я, и обмякла.

— Что? — он не понял.

— Мог бы уйти, — набралась я смелости. — Как Эмиль ушел когда-то. Ради своей семьи. Мне Дина рассказала.

Он отстранил меня, чтобы взглянуть в глаза. Мне этого не хотелось. Я чувствовала себя капризной девчонкой, которая на Новый год клянчит звезду с неба и не хочет понять, что это невозможно.

У него были глубокие, ничего не выражающие глаза, черные из-за ночной тени.

— Я не Эмиль, — хрипло, но членораздельно сказал он. — У меня другая ситуация.

Он откашлялся, и выбросил сигарету с балкона.

— У Эмиля были возможности, были перспективы. Я не могу сдаться, как он.

Я опустила голову и кивала, чувствуя судорогу в сжатых челюстях.

Знаю эти аргументы.

Но Андрей хотя бы попытался объяснить, а не просто послал меня.

— Я не могу выехать из страны, — продолжил он. — Мы говорили об этом. На мне пожизненный срок. Враги. Я вынужден так жить… и… Мне жаль, Лена.

К концу фразы голос потерял силу. Андрей вышел с балкона, оставив меня одну. Ночной ветер развевал волосы, пока я сидела, как изваяние, и пялилась на фонарь во дворе. В его голосе были настоящие сожаления. С самого начала ему нечего было нам предложить. Так глубоко себя закопал, что уже не выбраться.

Я сбросила альбом с колен и пошла следом.

На кухне он наливал водку. Второй раз за два дня. Он и раньше много пил. Когда преследовали старые кошмары или воспоминания о войне… Становился неразговорчивым, уходил в себя. Как признался позже: не хотел говорить об этом, вспоминать. Подойти бы со спины, встряхнуть и сказать: война давно закончилась! Сделай что-нибудь, выберись из ямы! Хотя бы попытайся ради нас!

Если ему самому это нужно.

Быт, семья, ребенок.

Каждый день, а не несколько головокружительных мгновений.

В глубине души я всегда знала, что он не станет себя обременять. Образ жизни такой: ничего лишнего с собой не носит, не живет на одном месте. Горсть патронов, сигареты, больше ничего ему не нужно. Одиночество въелось в него до костей. Я чувствовала это. Это не спор из-за того, кто будет забирать ребенка из садика. У нас много проблем, большая часть которых неразрешима.

— А сам ты бы этого хотел? — спросила я.

Соврать было легко, но он промолчал.

— Нет смысла обсуждать. Это невозможно. Вам с Аней нужно будет уехать через пару месяцев.

— Это из-за меня? Из-за того, что я спросила? — у меня чуть слезы из глаз не брызнули.

Он покачал головой.

— Меня настораживают некоторые моменты. Лучше не спорь. Со снайпером я разберусь, не беспокойся.

Я кивнула и не спросила, поедет ли он с нами, хотя хотелось. Нет, конечно. Не поедет. Его арестуют при пересечении границы. Тупик.

Глава 24

Андрей

— Отлучусь ненадолго, — сказал Андрей мягко, словно во рту было что-то вязкое. — Буду внизу, в машине. По делам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Пока Лена не опомнилась, вышел из квартиры и спустился во двор.

Постоял на крыльце, сунув руки в карманы пиджака. Уже поздно. Некоторые окна горят, но на улице почти никого. Горло давил спазм. Он медленно вдохнул-выдохнул, глядя на диск луны.

Интересно, поняла она, почему ушел? Или в срочные дела поверила?

Вряд ли… Лена — сообразительная девочка.

Андрей медленно дошел до машины и сел за руль, оставив дверцу открытой.

Закурил и ждал, опустив голову, когда остынет.

Снайпер сильно его взбесил. Внешне он хотел избежать вспышки — и справился. Но давно его так сильно не злили… Наверное, с тех пор, как Лену похитили… или Дину.

— Я его убью, — пробормотал он.

Надо выслеживать его. А там Андрей его разговорит.

Какое-то время он дышал ровно и успокаивался. Не так это просто.

Еще и Лена…

Разговор с ней напомнил, чем хороши ни к чему не обязывающие свидания и короткие романы.

До скандала не дошло, но он почувствовал, что она закипела.

Он тоже.

Когда про Каца сказала. Новый герой у нее. Освоилась, познакомилась с этим гадом — он умеет пускать пыль в глаза. Вот и Дине тоже. Запудрил ей мозги… Ладно, что теперь. Дело прошлое.

Но Лена.

Это была не ревность, но что-то около: она привела Каца в пример.

Ему в пример.

Мудак. Сволочь с белыми манжетами. В первое мгновение Андрей хотел вспылить, но справился с собой. Первая ссора умерла в зародыше, но осадок, он уверен, остался у обоих.

Он понимал, чего она хочет.

Молодая, влюбчивая, первый ребенок у нее. Увидела, как этот мудак прикрыл свою лавочку, отмылся, и для себя такого захотела.

Слишком много хочет.

Мечтает.

Пытается, но не может принять все как есть.

Он материл Каца про себя, понимая, что взамен предложить ему нечего. Для нее — вот такой как Кац, привлекательным кажется. Богатый, свободный.

Жаль ее, очень жаль…

Андрей видел, что она по-настоящему, от всей души пытается влезть в шкуру его спутницы, не понимая, к чему это ведет. Ему было больно от этого. Он зубами скрипел, когда представлял круглые любопытные глаза дочки. Она такой жизни не заслужила.

С этим нужно что-то делать. Куда-то их устраивать.

Подальше.

Он так жалел, что она вернулась. Что пошел на поводу и разрешил остаться. Лучше бы все было как раньше. Он бы не знал где они. А устроит сам — всегда будет искушение вернуться, посмотреть на них — хоть издалека. Какой стала Лена, как выросла дочь. С искушениями можно бороться, но надежнее не знать.

Он не может ничего изменить. Уже не может.

Андрей затянулся, вспоминая, как прощался с Диной. Было больно, но он знал, что навсегда. Он еще не знал, что его арестуют и жизнь навсегда сделает крутой поворот. Дороги с ласточкой разошлись. Ему и сына ее жаль было. За свою малышку — крошечную и беззащитную, его брало чувство звериной тревоги. Женщина, ребенок — слишком дорогое удовольствие. Кого винить, что жизнь пошла насмарку? Себя только.

Сожаления разъедают, как соляная кислота.

Привычное чувство.

Тут либо смириться, либо позволить ему себя жрать до конца жизни, пока не занят ни работой, ни короткими удовольствиями.

А Лена так и будет просить, затем начнет плакать, через время — скандалить. Он знал, что так будет.

Зазвонил телефон, Андрей уставился на экран и тяжело вздохнул: звонил охранник.

— Да? — голос был как чужой, еще и охрип.

После выкуренных сигарет во рту остался неприятный привкус. Отыскав в кармане пиджака мятный леденец, Андрей закинул его в рот.

— Я нашел документы на фонд. Хотите получить сейчас или завтра?

Лучше работа, чем семейные скандалы.

— Давай сейчас, — он откашлялся.

Через несколько минут Андрей изучал информацию. Фонд они действительно создали вчетвером — Глодов не соврал. Андрей знал всех, кроме Богданова. Видно, его и убрали с фото. Четвертый учредитель.