Ожерелье от Булгари - Фэй Уэлдон

Разве она не молодец? «Мейл» могла бы ею гордиться. И с этой парой она тоже поведет себя очень аккуратно. Она давно поняла, что незнакомые люди и события, которые застигают нас врасплох, часто бывают посланы нам судьбой — либо к добру, либо наоборот. Сотрудники «Булгари» не пошли у нее на поводу, чем несказанно ее удивили, но ведь именно поэтому она познакомилась с Уолтером Уэллсом и получила возможность отомстить леди Джулиет, что она и собиралась сделать. Если не можешь добиться результата одним способом, надо добиваться другим. Не забыть бы подтвердить Манхэттенской галерее, что она с командой приедет туда снимать фильм за неделю до Рождества. Дорис всегда выполняет свои обещания. К весне Уолтер Уэллс станет знаменит и влюбится в нее, Дорис, как и Барли. Она посмотрит, как пойдут дела с проектом «Озорной оперы», прежде чем решить, останется Барли ее мужем или нет. В наше время нет ничего предосудительного в том, чтобы афишировать свои любовные связи: сейчас эра открытости, секретность не в моде. Пока платишь своим юристам, можно не стесняться в любовных делах.

— Это Хасим, — сказала женщина, назвавшаяся Этель. Ее лицо казалось смутно знакомым. — Он — член иорданской королевской семьи. Он потомок хашимитов. Между прочим, слово «ассасин»[3] имеет арабские корни.

— Очень интересно, — небрежно бросила Дорис. У него с собой есть нож или пистолет? — Я как-то делала передачу о художественных сокровищах Иордании, и они действительно были просто великолепны. Чем могу помочь?

— Мы бы хотели, чтобы вы прослушали вот эту пленку, — сказала Этель. — Полагаю, что со всем этим оборудованием вы сможете отфильтровать звук. Это в некотором роде запись вашего разговора с Уолтером Уэллсом, ну, где вы носитесь по квартире, и мне почему-то кажется, что вам не захочется, чтобы ваше начальство это слышало. Да и ваш симпатичный новый муж тоже.

— Понятно, — протянула Дорис, быстро соображая. У нее в квартире «жучки». Почему? Каким образом? Кто поставил? Это довольно обычное дело для политических обозревателей и ведущих новостей, и всем на это, в общем-то, наплевать, но с чего такое внимание к ведущей культурной программы? Скорее всего, чья-то частная инициатива.

Грейс? Возможно. Что ж, любитель подслушивать редко слышит что-то хорошее для себя. Ну, по крайней мере, ей удалось заставить эту старую летучую мышь встрепенуться и обратить внимание хоть на что-то.

— Сколько вы за нее хотите?

Не стоит ходить вокруг да около. К тому же все равно деньги даст Барли. Если же дело запахнет керосином, то она всегда может обвинить его в том, что он обхаживает Флору, и заявить, что ей, Дорис, пришлось от расстроенных чувств искать утешения в чужих объятиях. Вообще-то ей действительно не понравится, если окажется, что между ним и Флорой что-то есть. Наверное, она и вправду любит Барли. Немножко. Странно, что такие вещи могут задевать. Она в состоянии дать Барли гораздо больше, чем Грейс. Ну почему Грейс не может с этим просто смириться?

Хасим напрягся в глубоком кресле, предназначенном специально для того, чтобы гости чувствовали себя беспомощными, и золотой «конкорд» сверкнул на свету. Будь он гостем передачи, стилисты попросили бы его снять заколку перед шоу. Но он не гость, а шантажист. Иногда трудно понять, где настоящая жизнь, а где студия, а когда одно смешивается с другим, как сейчас, то чувствуешь себя несколько дезориентированным. Он немного вспотел, но его темные глаза не выражали ничего. Дорис понадеялась, что он эмоционально устойчив.

Этель была менее уравновешенна: она сидела на краешке кресла, готовая сорваться с места в любой момент, не пожелав сесть поудобнее, как он. Надо доверять мужчинам. Дорис подумала, что вряд ли им удалось бы пройти мимо охраны, будь у них ножи или пистолеты. Металлоискатель тут же обнаружил бы оружие, но охранники там, внизу, вечно какие-то сонные, да и кому захочется останавливать мужчину с золотой заколкой для галстука, если он обойдет детектор, а не пройдет через него. Богатому пройти через охрану куда легче, чем бедному. А эта Этель вполне могла выдать себя за кого-нибудь из бухгалтерии. Возможно, что она и есть бухгалтер, чем, вероятно, и объясняется то, что ее лицо кажется знакомым, и смогла пройти мимо охраны. Дорис лично не поверила бы ей ни на грош, потому что женщина была именно такого типа: этакая ушлая мышка, способная сбежать с деньгами пенсионного фонда, чтобы отправиться на Багамы. Наверняка это предел ее мечтаний.

Ага! Этель Ханди! Немудрено, что она показалась ей знакомой. Об этом пару лет назад писали все газеты. Заголовки цитировали слова, которые тогда сказал судья. Лорд Лонг, тот же самый законник, что осудил Грейс за попытку убить ее, Дорис. «Как бы я ни сочувствовал вам, современная женщина должна уметь противостоять шантажу. В наготе нет ничего постыдного. Это то, чем стоит гордиться». Ну, если только ты не носишь двенадцатый размер или больше. Но тогда это был знаменательный день для журналистов. А что же в таком случае нужно скрывать? Что ты готов заплатить большие деньги, чтобы что-то скрыть?

— Деньги нам не нужны, — продолжила отсидевшая за хищение дамочка. Какие же у нее крошечные глазки, у бедолаги! — Все, что нам нужно, — это чтобы вы оставили в покое Уолтера Уэллса. Посмейте еще хоть чем-то огорчить мою подругу Грейс, и мы распространим эту запись по Интернету и копии пошлем в газеты. Им это понравится.

Дорис попыталась выхватить пленку. Не смогла с собой совладать.

— Да ради Бога, — сказала Этель. — У нас дома полно копий. Вообще-то нам бы хотелось, чтобы эту вы взяли себе. Что там было в газировке? Снотворное?

— Что там сказал судья Тобиас Лонг? — произнесла Дорис, снова овладев собой, и откинулась на спинку, заложив руки за голову, словно не боясь нападения.

Язык тела всегда очень важен. — Современная женщина должна уметь противостоять шантажу? Он был совершенно прав. Должна. И я буду. Делайте что хотите. Запускайте ее в эфир и будьте прокляты.

И внутренне порадовалась, увидев растерянность Этель.

— Как говорится, — откровенно зевнула Дорис — да, лучшее средство защиты — это нападение, — тюремный приговор не заканчивается, когда распахиваются двери тюрьмы. Бедная Этель. — Она улыбнулась Хасиму. — А вам известно, что ваша подруга — бывшая заключенная? Четыре года за растрату. Надеюсь, эта ваша заколка не настоящая, потому что Этель интересует лишь одно. Деньги. Так что лучше вам быть повнимательнее. Она чудовище.

Но парочка озиралась по сторонам в поисках выхода. Они были перепуганы, ослеплены софитами, которые внезапно загорелись, освещая каждый уголок студии. В коридоре включилась сигнализация. Шум от нее стоял ужасный. Дорис надеялась, что в соседних студиях нет прямого эфира, потому что тут никакая звукоизоляция не поможет. В коридоре послышались крики.

Хасим вскочил с кресла, схватил Этель за руку и поволок за собой. Они рванулись к пожарному выходу, скрытому за бархатным занавесом, обрамлявшим съемочную площадку, раздался грохот отодвигаемого металлического засова, и дверь за ними закрылась. Ну и скорость, подумала Дорис. Члены иорданской королевской фамилии так не бегают. Так улепетывают только преступники и жулики.

— Они побежали вон туда, — указала она охране на выход, противоположный тому, которым воспользовались Этель с Хасимом. Сама не зная почему, она вдруг прониклась к беглецам симпатией.

Глава 33

Кармайкл спросил у мистера Циглера, где он может найти свою мать. Мистер Циглер запыхтел и зафыркал, а затем сообщил, что в квартире номер 32 на четвертом этаже живет девица по фамилии Макнаб, но вряд ли она может быть матерью Кармайкла.

— Скорее, это ваша сестра, — сообщил он. — Она сейчас дома со своим приятелем, так что вряд ли обрадуется, если вы их потревожите. В эту квартиру все время кто-то шляется, народу туда заходит больше, чем выходит. Какие-то пакеты для нее оставляют, кто его знает с чем: наркотой ли, детской порнографией? Так что нечего удивляться, что я стараюсь отделаться от них как можно скорее. Людей убивают и за меньшее. Вот буквально вчера тут, за углом, зарезали человека.

— Возможно, она живет под фамилией мужа, — предположил Кармайкл, — хотя и написала мне, что вернула себе девичью фамилию. Грейс Солт.

— А, та женщина, что покушалась на убийство, — хмыкнул мистер Циглер. — В газетах писали. Нет, хозяева бы ее не пустили. Хотя в наши дни все бывает. Я тут как на передовой, только никто об этом не думает. Смотрю за дверями дни напролет. С улицы-то ведь любой псих может зайти. Нет! Нет тут никакой Солт!

— И все же я зайду в тридцать вторую, — сказал Кармайкл. Он похлопал старика по трясущейся руке, за что был вознагражден откровенно ищущей улыбкой, которую проигнорировал.

Ему и в голову не пришло, что матери тут может не оказаться. Надо было ей позвонить и сообщить о своем приезде. Но он любил экспромты и неожиданности, и не хотел испортить сюрприз. Объясняться при личной встрече куда проще. Надо было приехать на суд, но Кармайклу не хотелось видеть свое имя в газетах. Надо было навестить ее в тюрьме, конечно, надо было, но его психотерапевт порекомендовала ему оборвать все нити, связывающие его с прошлым. «Вы теперь живете в новом мире, у вас новая жизнь, каждый человек заслуживает возможности начать все сначала. И не следует пропускать сеансы в самый критический момент лечения». Только когда в ходе лечения она плавно перешла к предположению, что его, Кармайкла, гомосексуальность — скорее лишь внешний акт протеста, вызов отцу, чем внутреннее состояние, Кармайкл сообразил, что эта уродина гомофобка, влюблена в него. Он почувствовал себя свободным и начал жить своим умом.