Старший оборотень по особо важным делам - Максим Есаулов

— Лады. — Карташов ушел.

— Ты ему не веришь? — спросил Стас.

— Я уже себе-то не верю…

17

Они приехали на АЗС, где Соловьев как-то халтурил.

Скрябин остался в машине, Серега вставил в бак заправочный пистолет и прошел в павильон, расплатиться и потрепаться с девчонками.

Всю дорогу от главка и сейчас, ожидая возвращения друга, Стас пытался вычислить машины «наружки». Не получилось. То ли их отпустили без сопровождения, то ли, обжегшись на Шилове, взялись пасти по всей науке.

Серега вышел из павильона, неся бутылку минеральной воды. Проходя мимо красного ящика с песком, заметил, что развязался шнурок. Поставил на ящик бутылку, поставил ногу. Завязал. Отходя, зацепил крышку ящика, которая загрохотала с противным жестяным звуком. Сев в машину, подмигнул Стасу.

— Как думаешь, не срубили тебя?

— Запарятся рубить! Одни ключи достал, другие бросил. Чистая работа. Поехали на Черняховку!

— Да, только давай ко мне домой заскочим, а то телефон чего-то не отвечает…

…В квартире никого не было. Стас это понял сразу, как переступил порог. Такая полная тишина бывает только в совершенно пустых помещениях.

А как же мама?..

Мама!

Он бросился к дальней комнате — и остановился, увидев приклеенный к зеркалу лист с написанным большими буквами посланием от жены: «Твою мать увезли во 2-ю городскую. Я у родителей. Все ДОСТАЛО».

Стас перечитал несколько раз. Все достало. Нет, не так. Вот так: все ДОСТАЛО. А ведь он когда-то любил ее. И сейчас, несмотря ни на что, любит.

Господи, о чем он думает? Да пошла она!

Стас сорвал бумагу с зеркала и увидел свое отражение. Оно ему не понравилось. Впрочем, оно ему давно уже перестало нравиться. Особенно взгляд.

Он бросил обрывки бумаги и вышел.

Сейчас — к матери. В первую очередь, надо съездить в больницу к матери. Потом забрать машину Ромки. А дальше посмотрим.

* * *

Группа захвата прибыла к дому Егорова на личной «десятке» Федорова.

Старый дом состоял из двух больших корпусов, соединенных арочными переходами, с многочисленными лестницами и длинными коридорами. Планировка крайне запутанная, таблички с номерами квартир отсутствовали. Можно было целый час бродить, и не отыскать нужный адрес. Но Серегин вспомнил, что уже как-то здесь бывал и, со второй попытки, завел группу в нужный подъезд.

Пока они топтались перед домом и пытались определить, в каком крыле расположена квартира тюремного опера, во двор заехала еще одна машина, в которой сидели двое мужчин. Им тоже был нужен Егоров.

— Ну-ка, притормози, — велел пассажир, первым заметивший конкурентов. — Смотри!

Теперь и водитель обратил на них внимание.

— Опоздали, — выдохнул он.

Двор был большим, машины разделяла почти сотня метров. Группа захвата не замечала, что сама стала объектом пристального внимания.

— Нет, это они раньше успели, — зло усмехнулся пассажир, навинчивая на ствол пистолета глушитель.

— Ты чего, это ж менты?!

— Вот и иди за них на пожизненку, — пассажир привычным движением передернул затвор «макарова».

Группа скрылась в подъезде.

— Подъезжай ближе, — сказал пассажир, поправляя свою потертую кепку.

— Может…

— Не может. Нам терять нечего.

Паша поднимался по лестнице первым и напевал:

— Куда идем мы с Пятачком — большой, большой секрет. И не расскажем мы о нем, о, да, о, да, о… Нет?

«Нет» относилось к номеру квартиры. Квартира была не та, которую они рассчитывали здесь найти, не егоровская. Как же так? Вот пятьдесят седьмая и пятьдесят девятая, но между ними — почему-то шестьдесят третья. А где же номер пятьдесят восемь? В старых домах, конечно, всякая путаница случается. Но даже в путанице должна иметься система.

— Как он замаскировался, — покачал головой Паша. — Знал, наверное, что мы придем. Перевесил таблички. Куда дальше? Туда?

Федоров неуверенно кивнул. Чем дальше, тем меньше ему нравилась их затея. Он представил, как они прошляются тут до вечера, но ни Егорова, ни хотя бы его чертовой квартиры так и не смогут сыскать, и как он будет объяснять это Виноградову. Глупость, конечно, такого никак быть не может. Но представилось очень явственно.

— Туда — так туда. — Паша пожал плечами и поднялся на полпролета выше, где начинался коридор, ведущий к арке, соединяющей этот корпус со вторым. В левой стене коридора были двери нескольких квартир, в правой — окна, через которые яркий солнечный свет заливал обшарпанный пол и грязные стены.

Следом за Пашей шел Федоров. За ним — Серегин. А Иванов, услышав шаги — кто-то торопливо поднимался по лестнице вслед за ними, — чуть приотстал и обернулся посмотреть, кто идет.

Посмотрел. И, видимо, узнал. Все услышали его удивленный голос:

— Здорово, ребята. А вы чего тут…

Раздались два приглушенных хлопка, и Иванов замолчал.

Навсегда.

Упал он как-то очень быстро и очень тихо, так, что ушедшие вперед товарищи и не поняли, что случилось. Они почти успели дойти до коридора, когда появившиеся сзади Водитель и Пассажир открыли стрельбу из двух пистолетов.

Оружие Пассажира было снабжено глушителем, «макаров» Водителя звучал в полную силу.

Все три оставшиеся цели были перед ними, как ростовые мишени в тире. Укрыться негде, убежать невозможно. Разве что попытаться отбиться, но Федоров и Серегин не обладали навыками поведения в скоротечных огневых контактах и, что хуже того, не были психологически готовы к такому повороту событий, и при первых же громких выстрелах просто ломанулись вперед, судорожно лапая спрятанные глубоко под одеждой стволы и мешая действовать Паше, который успел выхватить пистолет и начал разворачиваться лицом к врагу.

Две пули чиркнули по стенам, третья зацепила в плечо Серегина, но он продолжил бежать, только оставил попытки достать оружие.

Федоров сумел вытащить пистолет, но в ту же секунду пуля попала ему под лопатку. Его толкнуло вперед и направо, к стене. Слабеющими ногами он пробежал пару метров, прежде чем еще две пули ударили в его обтянутую бежевым плащом спину, и он полетел на пол.

Теперь Пассажир сконцентрировался на Паше, а Водитель целился в Серегина.

Промахов не было.

Паше попало в бедро и в плечо. Менее крепкий человек уже упал бы, но Арнаутов-младший, не снижая скорости, бежал, рассчитывая укрыться в переходе за выступом стенки. Осталось всего несколько метров, и он их должен преодолеть, даже если в него попадут еще столько же раз. Он добежит! Добежит! А там посмотрим, кто кого, пусть попробуют подойти…

Выстрел Водителя поразил Серегина в поясницу, у позвоночника. Он упал на колени, покачнулся. Прежде, чем он завалился вперед, пуля попала в затылок, пронзила мозг и ушла, раздробив нижнюю челюсть… Он был мертв раньше, чем коснулся лицом бетонного пола.

Паше оставалось пробежать не больше двух метров, когда Пассажир попал ему в спину.

О том, чтобы укрыться за выступом и открыть ответный огонь, думать было нечего. Все, приехали.

Удар тупой «макаровской» пули выбил последние силы. Перед глазами стемнело, дыхание кончилось. Свой пистолет в руке тянул к полу, как якорь. Не чувствуя ног, Паша сделал несколько шагов, каждое мгновение ожидая еще одного, теперь уже последнего, выстрела.

Спасительный выступ был далеко, бесконечно далеко… Но гораздо ближе было окно.

Какой этаж? Третий старого фонда? А какая разница, который этаж? Еще шаг, еще… Пассажир выстрелил — и первый раз промахнулся. Вытянув перед собой слабые руки, Паша разбил стекло, перевалился через подоконник и упал. Когда Пассажир и Водитель, по пути сделав контрольные выстрелы в Федорова и Серегина, подбежали к окну, Арнаутов-младший лежал на асфальте в такой позе, которая не оставляла сомнений в смертельном исходе.

* * *

Скрябин пробыл в больнице совсем недолго. Соловьев выкурил сигарету, посидел, слушая радио, и хотел закурить еще одну, когда Стас вернулся в машину. Лицо у него было таким, что смотреть больно.

— Как? — спросил Соловьев тихо.

— Плохо… — Стас сел за руль.

— Останься здесь. Я справлюсь.

— Она в реанимации, туда все равно не пускают. Поехали, один я просто сдохну.

— Ну, тогда на Черняховку. Заберем Ромкину машину.

Ехали долго. То пробки, то еще что-то. Как будто что-то их не пускало в старый двор около Лиговки. И двор этот долго не могли отыскать. Крутились между домами, утыкались носом в выставленные жильцами самодельные заграждения на дорожках, пятились задом из тупиков. Сергей удивлялся: был уверен, что хорошо знает эти места, а тут, оказывается, столько всего неизвестного.

И «Альфа-ромео» куда-то пропала. То ли Шилов неправильно объяснил, где оставил ее, то ли просто мистика какая-то начинается. Ну, не угнали же ее, в самом деле, из-под носа «наружки»!