Сальто-мортале (сборник) - Виктория Токарева

Управдом Шура ничего не ответила, видимо, осталась при своем мнении, подняла руки и поправила в волосах круглую гребенку. Она сидела с поднятыми могучими руками, как монумент, во всей своей переспелой сорокапятилетней красоте, и Варвара Тимофеевна, глядя на нее, подумала: «Кобыла».

Но вслух ничего не сказала.

Управдом Шура тем не менее услышала то, о чем подумала Варвара Тимофеевна, но вслух ничего не ответила.

Милиционер Костя был молодой, с длинным ногтем на мизинце и мало походил на представителя власти.

Говорят, жизнью правят два инстинкта: инстинкт любви, чтобы оставить потомство, и инстинкт самосохранения, чтобы подольше пожить.

Варвара Тимофеевна и Костя существовали под властью разных инстинктов и не понимали друг друга.

– А почему у вас все на полу валяется? – спросил Костя.

Варвара Тимофеевна специально ничего не прибирала, оставляла как вещественное доказательство. А недавно принесла с помойки совсем еще крепкий стул с продранным сиденьем и присовокупила к общему фону.

– А зачем подбирать? – спросила Варвара Тимофеевна. – Все равно упадет.

– Так все время и падает?

– Так и падает.

– А как же вы живете? – удивился Костя.

– Человек не собака. Ко всему привыкает.

– Понятно… – задумчиво проговорил Костя.

Человек действительно не собака и, как разумное существо, быстрее приспосабливается к окружающей среде, какой бы противоестественной она ни была.

– А сейчас почему не падает? – спросил Костя.

– Сегодня суббота. Выходной у них.

– У кого?

– А я знаю?

Костя помолчал, потом забормотал непонятные слова:

– Мистика, фантастика, детектив…

– Чего? – не разобрала Варвара Тимофеевна.

– А вы давно эту квартиру получили?

– С месяц.

– А раньше где жили?

– В Тупиковом переулке. Нас снесли. Знаешь небось…

Костя дипломатично промолчал. Ему нравилось казаться хорошим специалистом: знать все, что происходит в городе Москве с каждым ее жителем, имеющим постоянную или временную прописку.

– А до войны в деревне жила. В Сюхине.

– А где это Сюхино? – полюбопытствовал Костя.

– Сейчас нигде. Старики померли, молодые в город подались, – разъяснила Варвара Тимофеевна. – На месте деревни одни печины стоят. Дикие свиньи развелись, рыси, волки.

– Печины – это печи?

– Нет, это печины…

Костя задумался: представил себе забытую под небом деревню, где вместо кошек, собак и свиней бродят рыси, волки и кабаны.

А вся Варвара Тимофеевна в темном штапельном платье представилась ему частью этой покинутой деревни, ее представителем.

И Косте вдруг отчаянно захотелось помириться с Таней. Должно быть, скомандовал инстинкт любви.

– А ночью тоже трясет? – спросил Костя, игнорируя инстинкт.

– Нет. Ночью не работают. Спят.

– Ну, я пошел. – Костя поднялся с кушетки.

– Может, в понедельник зайдешь? – пригласила Варвара Тимофеевна. – У них с восьми смена.

– У меня тоже с восьми, – сказал Костя. – У них своя работа, а у меня своя.

В понедельник к Варваре Тимофеевне приехали архитекторы района.

Управдом Шура объяснила, что они должны обследовать дом, нет ли в нем просчета, строительного дефекта.

Один архитектор – толстый лысый мужик – все время брал стакан и капал в него из пузырька, и в комнате пахло аптекой.

Варваре Тимофеевне стало совестно, что из-за нее человек тратит свое здоровье. Она забилась в кухню и сидела там с виноватым видом.

Управдом Шура носилась по квартире с легкостью, несвойственной ее объему, и было видно, что переживает яркую страницу в своей жизни.

– А почему сейчас не стучит? – спросила молодая архитекторша с черными очками на голове.

– Не знаю, – сказала Варвара Тимофеевна. – Может, надоело…

– А это у вас что? – Архитекторша ткнула пальцем на подоконник.

На подоконнике в трехлитровой банке своей обособленной жизнью жил лохматый гриб. Варвара Тимофеевна кормила его чаем, сахаром и взамен получала кисловатое терпкое питье, ни с чем не сравнимое. Одни говорили, что гриб полезен. Другие говорили, что от него помирают.

Варвара с готовностью поставила на стол уцелевшую чашку, нацедила гриба сквозь пожелтевшую марлечку и протянула архитекторше.

Та недоверчиво понюхала и подняла глаза на Варвару Тимофеевну. Варвара Тимофеевна смущенно, неестественно улыбнулась, а потом подумала: «Чего это я улыбаюсь? Что, я дешевле стою?» И нахмурилась.

В этот момент на кухню вошел архитектор с каплями и громко спросил, будто Варвара Тимофеевна была глухая или придурковатая:

– Ну что, мамаша, говоришь, домовые завелись?

Управдом Шура красиво захохотала.

Варвара Тимофеевна посмотрела на каждого по очереди и ничего не ответила.

Архитекторы посовещались и ушли.

А на другой день к вечеру явилась Шура и вручила Варваре Тимофеевне направление в психоневрологический диспансер.

Варвара Тимофеевна оказалась четвертой в очереди. Перед ней сидели нарядная барышня и двое мужчин в казенных халатах. При диспансере находился стационар.

Барышня нервничала и все время смотрела на часы, а мужчины сидели нога на ногу, размышляли о футболе и о политике. Впереди у каждого был долгий праздный день, а от праздности устаешь так же, как от занятости.

– Вас сюда вызывали? – осторожно спросила Варвара Тимофеевна у барышни. Она подумала: может, у нее тоже знобят стены.

– Мне нужно заключение, – сухо сказала девушка и уставилась в книгу.

Варвара Тимофеевна поняла, что из девушки собеседницы не получится, а поговорить хотелось.

– А у вас что? – спросила Варвара Тимофеевна у человека в халате. Он сидел первым в очереди.

– У меня обратные реакции, – охотно поделился Первый.

– А как это?

– Когда все плачут, я смеюсь. И наоборот. Все смеются, а я плачу. Например, человек на улице поскользнулся и упал. Всем смешно, а мне грустно. Или кто-нибудь из знакомых совершит подлость, жена возмущается, а я смеюсь.

Варвара Тимофеевна увидела, что девушка перестала перемещать глаза по строчкам, остановилась взглядом на одном месте. Слушала.

– А последнее время я перепутал день с ночью. Днем я сплю, а ночью читаю, гуляю…

– А почему так получилось? – насторожилась Варвара Тимофеевна.

– Понимаете, у меня квартира возле Курского вокзала, и окна выходят на Садовое кольцо. Днем там очень шумно и угарно, а ночью тихо и воздух свежий. Я уже привык. И собаку свою приучил.

– А зачем вы лечитесь? – спросила девушка.

– Это же ненормально, – ответил Первый.

– А разве человек не может сам устанавливать нормы?

– Нет. Не может. Человек живет в обществе и должен подчиняться его законам.

– А я почему-то все время плачу, – поделилась вдруг девушка. – У меня есть все, что нужно человеку для счастья, но я все равно плачу.

Девушка виновато улыбнулась. Личико у нее было славное, как у мальчика.

– Это хорошо, – похвалил Первый. – Человеку для нормального развития психики необходимы отрицательные эмоции.

– А вы от чего лечитесь? – спросила Варвара Тимофеевна у Второго. Обратные реакции и отрицательные эмоции не имели к ней отношения.

– Я убираю память, – ответил Второй.

Варвара Тимофеевна недоуменно промолчала.

– Я ничего не хочу помнить, – пояснил Второй.

– Почему?

– Потому что есть такие воспоминания, с которыми не хочется дальше жить.

– А разве можно убрать память? – спросила девушка.

– Конечно. Новокаиновая блокада центра памяти.

– А разве человек может жить без прошлого?

– Нет. Не может. Но у него есть близкое прошлое – это прошлое его жизни. А есть далекое, это память предков. И потомков. Она обязательно присутствует в каждом человеке с рождения. Эту память можно вызвать к жизни.

– Каким образом?

– Надо пройти курс электролечения. Пятнадцать сеансов через день.

– А что значит: память потомков? – спросила девушка.

– Иначе ее называют предчувствием.

– Я всегда предчувствую моду, – обрадовалась девушка.

– А у меня квартира трясется, – сказала Варвара Тимофеевна. – В стены все время стучат, и мебель падает.

Девушка засмеялась, а Первый расстроился. Варвара Тимофеевна посмотрела на Первого и увидела, что его глаза задымлены слезами. Это сочувствие постороннего человека было так неожиданно, что ее ошпарило чувство благодарности. Захотелось сказать: «Да пусть трясется, Бог с ним…»

– Не знаю, помогут здесь или нет, – раздумчиво проговорила Варвара Тимофеевна.

– Это память стучит, – сказал Второй.

Из кабинета вышла медсестра и пригласила:

– Следующий…

Врач-психиатр внимательно выслушала Варвару Тимофеевну с начала до конца, не перебивала ее и не торопила: дескать, скорее, ты тут у меня не одна с ума стронулась. И в глазах ее не было того снисходительного недоверия, которое она привыкла встречать.