Я — Господь Бог - Джорджо Фалетти

Обернувшись, она увидела Санденс. Теперь эта девочка, с виду совсем еще ребенок, выглядела взрослым человеком с усталыми глазами. Жизнь доказывала ей: все вокруг может быть в один миг сметено без всякого предупреждения. И Вивьен как никогда захотелось объяснить и показать ей, что в этой же самой жизни может произойти и немало замечательных событий.

Как они произойдут, она еще не знала. Но узнает. И спасет их обеих.

Племянница улыбнулась ей, словно прочитав эту мысль:

— Нужно возвращаться в «Радость», верно?

Вивьен кивнула в знак согласия:

— Извини.

— Пойду за вещами.

Девочка удалилась в спальню, а Вивьен прошла к небольшому сейфу, незатейливо скрытому за картиной, и, набрав на электронной панели код, открыла его и достала пистолет и полицейский значок.

Санденс ждала в коридоре с сумкой в руках. На лице ее не заметно было огорчения. Вивьен порадовалась бы, если бы оно сменило преждевременную привычку к теперешней жизни, которую не всегда возможно изменить.

Сегодня они собирались погулять по берегу Гудзона, а потом сходить на концерт, просто побыть вдвоем, даже в толпе зрителей, и пережить вместе тот эмоциональный подъем, который способна подарить только музыка.

Однако вместо этого…

Они направились к машине. День стоял великолепный, но сейчас, в эту минуту, солнце, легкий ветерок и яркая голубизна неба казались поистине насмешкой, самодовольным тщеславием природы, а не подарком людям.

Нажав кнопку на брелоке, Вивьен открыла дверцы машины, Санденс бросила сумку на заднее сиденье и села рядом. Включая зажигание, Вивьен услышала звонкий девичий голос. Вопрос застал ее врасплох:

— Ты недавно навещала маму?

Вивьен замерла в изумлении. Вот уже несколько месяцев они не говорили об этом. Повернулась к племяннице — та смотрела в окно, словно стеснялась своего вопроса или опасалась ответа.

— Да, навещала. Вчера.

— Как она?

Было бы правильнее спросить, где она.

Вивьен не высказала эту мысль вслух. Постаралась как можно спокойнее сказать правду, поскольку решила не обманывать Санденс:

— Плохо.

— Как ты думаешь, я могла бы повидать ее?

Вивьен вдруг почувствовала, как перехватило дыхание, словно воздух в машине внезапно сделался разреженным.

— Думаю, не стоит. Не уверена, что она узнает тебя.

Санденс, вся в слезах, обернулась к ней:

— Я узнаю ее. И этого мне достаточно.

Вивьен захлестнула какая-то опустошающая нежность. С тех пор как ее племянница оказалась замешана в эту нехорошую историю, она впервые видела ее слезы. Она не знала, плакала ли девочка, оставаясь одна, желая найти хотя бы иллюзорное утешение в слезах. С нею и со всеми другими людьми, с которыми общалась, Санденс всегда держалась уверенно и спокойно, словно возведя между собой и их добротой какую-то стену, дабы не впустить боль.

Внезапно Вивьен увидела ее прежней и вспомнила все хорошее, что прожито вместе, потянулась к ней и обняла, чтобы зачеркнуть все плохое, что им следовало забыть. Санденс порывисто прижалась к ней в ответ, и они долго сидели так, отдавшись охватившим их чувствам. Им обеим хотелось вернуться из долгого путешествия.

Вивьен услышала глухие всхлипывания племянницы, уткнувшейся в ее волосы.

— Ох, Ванни, я так жалею обо всем, что сделала. Так жалею. Это была не я, не я, не я…

Санденс повторяла эти слова, пока Вивьен не обняла ее еще крепче и не погладила по голове. Она понимала, что это важная минута для обеих, и молила любую сущность, ответственную за человеческое бытие, помочь ей найти нужные слова.

— Успокойся, милая. Все уже позади. Все прошло.

Она повторила это дважды, желая убедить ее и саму себя.

Вивьен обнимала Санденс, пока та не притихла. Когда же они разомкнули объятия, достала из бардачка пакетик носовых платков и протянула девочке:

— Держи, а то, если дальше так пойдет, машина превратится в аквариум.

Она пошутила, чтобы разрядить обстановку и закрепить новое соглашение между ними. Санденс слабо улыбнулась, взяла платок и утерла глаза.

Вивьен тоже взяла платок и, поднося к глазам, неожиданно услышала твердый голос Санденс.

— Там был один человек.

Вивьен промолчала. Самое ошибочное было бы в этой ситуации проявить нетерпение и настаивать на дальнейших признаниях. Санденс продолжила, не нуждаясь в побуждениях. Теперь, когда стены между ними не стало, казалось, все скрывавшееся за нею прежде пожелало немедленно явиться на свет.

— Когда я познакомилась с ним, он давал мне наркотики. Это он устраивал…

Голос ее прервался. Вивьен поняла, что Санденс еще трудно произносить некоторые слова и использовать определенные выражения.

— Помнишь, как его звали?

— Настоящего имени не знаю. Все называли его Зигги Стардаст. Наверное, прозвище.

— Знаешь, где он живет? Телефон?

— Нет, я видела его только раз. Потом он всегда сам звонил мне.

Вивьен глубоко вздохнула, чтобы успокоить сердцебиение. Она знала, что ей предстоит одолеть в ближайшие дни, пустив в ход всю свою злость и интуицию. А также желание отыскать эту сволочь, войти к нему в логово и разрядить в его голову всю обойму.

Она посмотрела на племянницу. Впервые в ее взгляде не сквозил мрак. Теперь она знала, что может говорить с ней по-другому, что девочка поймет ее.

— Что-то происходит в этом городе. Что-то очень плохое, что может стоить многих человеческих жизней. Вот почему вся полиция Нью-Йорка в состоянии тревоги, и почему я должна быть сегодня вечером в окружном управлении. Чтобы предотвратить повторение трагедии.

Она помолчала, чтобы Санденс осознала ее слова и приготовилась к тому, что услышит.

— Но обещаю тебе одно. Я не успокоюсь, пока не добьюсь, чтобы этот человек никому больше не мог причинить никакого зла. Никогда.

Санденс только кивнула в ответ. В эту минуту ничего другого и не требовалось. Вивьен включила двигатель и направилась в «Радость», которая еще на какое-то время останется домом для ее племянницы. Она спешила сообщить преподобному Маккину о хорошей перемене в отношениях с Санденс, но, двигаясь в общем потоке транспорта, не могла отогнать и другую упрямую мысль: кем бы ни оказался этот призрачный Зигги Стардаст, его жизнь скоро превратится в ад.

Глава 17

Вивьен миновала стеклянные двери и вошла в окружное управление полиции.

На улице она оставила прекрасное солнечное утро, которое не имело ни малейшего желания последовать за ней.

Она оказалась в обширном безликом помещении со стенами, облицованными некогда белой плиткой. Хорошо знакомое место, своего рода пограничный пост в самом центре города, где она тем не менее чувствовала себя дома, поскольку ни в каком другом месте дома не находила. Сегодня тут все выглядело не как всегда. Сегодня в воздухе, как и в ее настроении, ощущалось что-то необычное, какое-то гнетущее беспокойство.

Она читала где-то, что мужчины-воины в мирную пору сражаются с самими собой. Интересно, задумалась она, какого рода войну придется вести им в ближайшее время. И сколько места останется у каждого из них для собственного большого или малого внутреннего конфликта.

В окружном управлении полиции спокойствие — это не ожидание. Это мечта.

Она жестом приветствовала дежурных за стойкой и прошла к лестнице на второй этаж, оставив позади зал заседаний, где накануне вечером капитан Алан Белью разъяснил обстановку тем, кто в тот момент находился на службе.

Опираясь на письменный стол, он изложил ситуацию.

— Как вы все поняли, дело дрянь. Теперь уже точно установлено, что взрыв здания — это теракт. Эксперты нашли следы взрывчатки. Самого худшего типа. Иными словами — тротил в сочетании с напалмом. Это единственная деталь, которой пока еще не располагает печать, хотя, как водится, скоро они все разнюхают. Тот, кто устроил это, добивался максимального разрушения и с этой целью соединил пожар и взрыв. Здание было заминировано с хирургической точностью. Каким образом минеры сумели так аккуратно расположить заряд, что никто не заметил, остается загадкой. Нет нужды пояснять, что сейчас работают все: Федеральное бюро расследований, Агентство национальной безопасности США и все остальные. И мы, разумеется.

Белью помолчал.

— Сегодня утром на совещании у начальника Департамента нью-йоркской полиции присутствовали мэр и две важных вашингтонских шишки из администрации президента. Уровень опасности поднят до национальной тревоги. Это означает, что все базы и военные аэропорты находятся в состоянии боевой готовности. Центральное разведывательное управление землю роет, стараясь разобраться, что происходит. Говорю вам об этом, чтобы вы понимали, как бьется в эти дни пульс Америки.