Вурдалак - Майкл Слэйд

Наудачу выбрав две заметки, он пробежал глазами текст.

«Сан» писала:

Убийца-Вампир! Убийца из канализации! Джек-Взрывник!

КРОВАВАЯ БАНЯ

В Лондоне безраздельно царствует страх. Страх перед незнакомцами. Страх перед чудовищем из канализации. Страх быть растерзанным. Страх за жизнь детей.

Ей вторила «Стар»:

ИМ РАНО БЫЛО УМИРАТЬ

«Горе притупилось, на смену ему пришел гнев. Я люто ненавижу этого подонка. Я больше не боюсь. Я живу ради мести».

Так Кристофер Хиксон выразил вчера чувства, владеющие близкими восьми девочек, убитых прошлым летом. Семьи погибших считают, что полиция ищет преступника спустя рукава. Хиксон показал нашему корреспонденту плакат с надписью: «НАШИ ДЕТИ МЕРТВЫ! НА ОЧЕРЕДИ — ВАШИ!»

— За девять месяцев, — сказал он репортерам, — ни одного ареста. Теперь вот кто-то названивает друзьям жертв и угрожает: «Вы следующие!» А полиция слишком занята Убийцей из канализации и Взрывником, чтобы помнить о нас. Ей нет до нас дела.

Человек положил вырезки на место и закончил выстругивать деревянную рукоятку двенадцатидюймовой пешни, изображавшую чудовище.

УБОИНА

Ванкувер, Британская Колумбия

12 : 07

Пока Цинк наблюдал за Хенглером, внимавшим «Вурдалаку», в нескольких милях от клуба в переулок за мясокомбинатом въехал «форд-мустанг». Водитель заглушил мотор, выключил фары и вместе с пассажиром вышел из машины.

Переулок, темный и пустынный, находился в промзоне, неподалеку от порта. Ночь была ясная, высоко в небе стояла луна. Вдруг набежавшее облако скрыло ее от глаз. По переулку гулял хлесткий ветер; он свистел в проводах и развевал полы длинного плаща вокруг ног человека в двубортном костюме. Придерживая одной рукой шляпу, «гангстер» плотно запахнул на груди лацканы.

— Че это за гадюшник? — спросил Ирокез.

— Недавнее приобретение, братан, — объяснил Сид Джинкс [25] — Ветер сегодня лютый. Пошли внутрь.

Джинкс взял с заднего сиденья две пластиковые литровые бутылки светлого пива «Уитни пэйл» и дипломат и пошел отпирать черную дверь. Внимательно оглядев тихий переулок — никого, лишь серый кот бесшумно крадется куда-то, — он сказал:

— Давай, братан. Пока будем дожидаться Хенглера, хлопнем пивка.

Ирокез понятия не имел, на кой ему этот недоделок. Во-первых, он с трудом понимал его: Джинкс говорил как натуральнейший британец, Ирокез же вырос на восточной окраине Ванкувера, где китаезы и арабы попадались на каждом шагу, а англичашки — редко. Смысл жизни Ирокеза составляли три вещи: чтоб хорошо стояло, тусоваться в клубе и гонять на «Харлее». И вдруг нате, ему на голову сваливается чудак, которого он знать не знает и знать не желает, и давай трындить без остановки, а о чем — хрен разберешь. Не мешало бы вшивым англикам выучиться говорить по-английски как все нормальные люди говорят…

Засирать мозги мужик взялся еще в клубе. Он схватил Ирокеза за руку, когда тот проталкивался через толпу к Хенглеру, и уволок от сцены раньше, чем парень разобрался в происходящем. «Не сюда, братан», — были первые слова этой харкоты. — «Ты нам хвост привел, п-падла. Надо ж хоть немного шевелить мозгами!»

Интересно, все англичашки тявкают как бобики? «П-падла»! Нормальные люди первые полслова так не выплевывают.

Потом чертов Джинкс загнал его в какой-то люк на сцене.

— Подожди в подвале, в уголке. Хенглер сейчас спустится.

Он сорок минут околачивался в этом занюханном подвале, гадая, хули они себе воображают… за дурака держат? С чего они взяли, будто он не просек, что его пасут? Не хрен человека с полпинка записывать в дебилы! А этот вшивый адвокатишка заявил: ты, мол, парень, не психуй, перестанет вонять жареным — тебя сразу позовут.

Да загребись они все! Он сам слинял от легавых. Они думают, он полез бы к Хенглеру, если б у него кто-нибудь висел на хвосте? Да пошли они к…

А когда перед самым представлением подъемник спустил ихнюю сраную платформу обратно в подвал, угадайте, кто на ней приехал? Хенглер? Хрен-то. Сраный Сид Джинкс.

У Ирокеза уже не раз мелькало подозрение, что Джинкс — голубой.

— Хенглер велел передать, братан, что ты отбываешь на Барбадос. А через пару недель — в Монтану, там у него мясоразделка. Вернешься под другим именем, с новой ксивой, и накроется ихний суд медным тазом. Кстати, вытащить тебя из кутузки было непросто. Дорогое оказалось удовольствие. В общем, Хенглеру, чтоб все утрясти, понадобится время. Ты улетаешь сегодня первым рейсом. Но здесь он с тобой базарить не будет. Слышь, давай тяпнем, пока нас не взяли за жопу.

Чертов Сид Джинкс в полосатом гангстерском прикиде разливался соловьем о «козырных ребятах» и «урках», выбившихся в «авторитеты», вякал что-то о «щипачах» и «кид-няках» и вовсю корчил из себя блатного — «Калуки в шалмане хавал толстый бутерброд».

На кой ляд Хенглеру сдался этот козел? Думает, этот придурок ему новых людей наберет? Слышал бы он, как этот ган-дон по дороге в соседний с клубом подвал распинался про каких-то Крэев — «Ронни, п-падла», то, да «Регги, п-падла», се, — а кто, блин, ваше такие эти сраные Крэи? «Охотники» Джин-кса и слушать бы не стали, враз бы опустили придурка.

Всю дорогу — сперва в «мазде», потом в гараже, где они по-быстрому пересели в «корвет», потом в «корвете», потом в «мустанге», который ждал их у моста, — английский недоделок пел только об одном: как эти Крэи проводят в жизнь правило «не стучи на своих». «Не стучи», блин, подумал Ирокез. Второе любимое словечко Джинкса после «п-падлы».

Ирокез устал повторять, что избавился от хвоста, но Джинкс не унимался и талдычил, что Крэи-де «мужики башковитые, осторожные, оттуда и весь их фарт». Вот потому-то — Ирокез за баранкой, чертов Джинкс с картой на коленях — они битый час колесили по городу, чтоб наверняка отвязаться от легавых. То, что Ирокез знал городишко как собственный хер, не играло никакой роли — Джинкс в пижонской черной рубашечке и белом галстучке-хреналстучке восседал рядом с ним и командовал: «поворачиваем, братан» и «сейчас будет Кэмби-стрит».

И наконец, слава яйцам, они приехали.

На самом деле (и Ирокез это прекрасно понимал) он завелся оттого, что в клубе, по дороге к люку на сцене, Джинкс его обшмонал. Искал «жучка», трепач вшивый, будто Ирокез под одежкой весь обмотан проводами. Вот мразь. Суслик жирный.

Коридор за дверью черного хода оказался темным и узким, как штрек в забое. Впереди, в главном цехе, одиноко горела матовая стоваттная лампочка.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});