Тигры в красном - Лайза Клаусманн

Сперва Хелена пыталась помочь Эйвери навести порядок в коллекции Руби, каталогизировать вещи. Но оказалась слишком неуклюжей, даже разбила флакон из-под духов, так что ее помощь лишь разозлила его. Поэтому она предоставила мужу заниматься коллекцией в одиночку — вечерами, после работы в «Саншайн Иншуренс».

Примерно через месяц у нее выработался распорядок дня. В первой половине она готовила завтрак, прибиралась, ходила за покупками, гладила и крахмалила рубашки Эйвери. Но это занимало ее часов до двух. Готовить ужин было без нужды, потому как Эйвери предпочитал ужинать вне дома — пусть и в убогих закусочных, если на пристойное место денег не хватало. Но вечерами она была с мужем. Только в это время он оживал. Иногда их приглашал сходить куда-нибудь Билл Фокс, и тогда она наблюдала за Эйвери с гордостью. Когда он говорил, женщины и мужчины будто тянулись к нему — как растения тянутся к солнечному свету. Он всегда находил точное слово, удачный комплимент, хорошую шутку, а когда ей начинало казаться, что он забыл про нее, он перехватывал ее взгляд и по-особенному улыбался, давая понять, что они вместе.

А вот чем занять себя днем, она не знала. Чтобы убить время, Хелена начала читать книги Ник, но вскоре и они закончились. Она часами гуляла по окрестностям, пока не изучила каждый дюйм как свои пять пальцев. Иногда она садилась в автобус и каталась до самого ужина, но ей не нравилось, как смотрят на нее мужчины. Писала письма Ник. Помимо кузины у нее не было близких друзей. Больше не было. Поначалу она писала сестре Фена и женам его друзей, но ее письма остались без ответа. Точно ее прежняя жизнь на Восточном побережье перестала существовать. Она говорила себе, что война разобщила людей.

Как-то утром, проснувшись, она нашла на своем ночном столике флакончик с таблетками и записку.

Для моей маленькой мышки.

Вечером Хелена постучала в дверь кабинета.

— Что это? — спросила она, когда Эйвери приоткрыл дверь, его карие глаза щурились после пребывания в сумраке.

— Маленький подарок, — ответил Эйвери. — Я сказал Биллу Фоксу, что ты порой тоскуешь днем, пока я тружусь, и он порекомендовал вот это. Он дает их своим кинозвездам. Для сна. И сновидений, любовь моя.

Он подмигнул ей.

Хелена повернула флакончик. Рецепт на ее имя был выписан доктором Хофманном.

— Нембутал. Даже не знаю, Эйвери. У нас в семье никогда не принимали таблеток.

— Когда у тебя болит голова, разве ты не принимаешь аспирин или тоник?

— Ну да.

— Это то же самое, только не от головной боли. Лекарство для прекрасных маленьких мышек, которым одиноко, когда их мужья тяжко трудятся. Я знаю, что тебе одиноко. И хочу помочь. Разумеется, ты можешь их не принимать.

— Полагаю, я чувствую себя немного… не знаю… бесполезной. Я подумывала присоединиться к дамскому книжному клубу, о котором тебе говорила.

Эйвери засмеялся:

— Ты нужна мне здесь. Ты вовсе не бесполезна, ты помогаешь мне куда больше, чем думаешь. Я тружусь куда усерднее, с тех пор как мы поженились. Бога ради, ты же не покинешь меня ради дам из книжного клуба?

Хелена тоже рассмеялась:

— Хорошо, милый. Обещаю, я тебя не покину.

Но таблетки она поставила поглубже в аптечный шкафчик в ванной.

Неделю спустя, покончив с домашней рутиной, Хелена обнаружила, что сидит в одиночестве за кухонным столом и слушает тиканье настенных часов в пустом доме. Подумала, не написать ли письмо Ник, но она еще не получила ответа на последнее письмо. Она старалась не углубляться в подробности о своих денежных затруднениях, но молчание Ник стало для нее пощечиной. Глядя, как большая стрелка совершает полный круг, Хелена начала злиться. Она подумала о кругах под глазами Эйвери, когда он возвращался домой, и обо всех его попытках воплотить свой проект. И о Ник, у которой было все. Она знала, что они не могут себе позволить междугородние переговоры, но все же решила позвонить кузине.

Услышав голос Ник, Хелена с удивлением почувствовала, как рассеивается негодование. Она и забыла, до чего любит смех сестры, а Ник, похоже, искренне обрадовалась ей. Она рассказала какую-то безумную историю о том, как дразнит соседей купальным костюмом, и Хелена забыла про часы и вращение стрелок. Наконец, чуточку нервничая, она попросила продать ее коттедж.

— Эйвери… ну, вообще-то, мы оба… мы подумали, что в этом есть смысл. Нечестно перекладывать все на Эйвери. Это всего лишь предложение, как он выразился. Просто дела не слишком хороши. И к чему держаться за него, раз нам сейчас нужны деньги.

— Ты хочешь продать коттедж?

Хелена уловила холод в голосе кузины.

— Он мой, — тихо ответила она.

— Черт возьми, Хелена. Чем ты думаешь? Мой отец построил этот коттедж. И что теперь? Твой муж считает, что ты должна его продать, потому что у вас туго с деньгами?

— Ник, ты не понимаешь. — Она чувствовала, как слезы щиплют веки.

— Хелена, это дом твоей матери. Как ты можешь?

— Что ж, — сказала Хелена, трубка дрожала в ее руке, — разумеется, ты права. Уверена, мы что-нибудь придумаем.

Но, повесив трубку, она направилась в ванную и достала флакончик. Налив в чашку воды из-под крана, проглотила маленькую желтую таблетку. Затем легла на кровать и стала ждать. Оцепенение расползалось по телу. И когда она начала чувствовать себя детским ластиком, мир погрузился в темноту.

Хелена проснулась вечером, с тяжелой головой, и после одного мартини в «Мокамбо» уже спотыкалась, цепляясь за руку Эйвери. Он оказался не прав насчет сновидений, их не было, одно лишь глубокое ничто. И все же это помогало коротать часы в доме на Блу-Скай-роад. Потом появились и другие — тягучие золотые опиаты, как сахар в крови, и амфетамины с их суетливым оживлением.

Забеременев, Хелена наконец-то встретилась с доктором Хофманном, заполнившим пустоту ее дней. Он выглядел ровно так, как она себе представляла, что удивило ее. Тонкие серебристые волосы отступили ото лба, обнажив сверкающую лысину, усеянную старческими пятнами. Брови были неприятно темными и кустистыми. Участливое лицо и рассеянно добродушные манеры.

— Что ж, миссис Льюис, — заговорил он, глядя поверх какой-то папки — вероятно, ее карты. — Вы в положении, не так ли? Вы должны перестать принимать нембутал и… — он помолчал, читая, — да, демерол и дилаудид тоже. И, определенно, опиоды. И бензедрин.

Хелена сидела неподвижно. Она надела на прием перчатки, подумав, что так бы поступила Ник, но у нее чесались ладони, и она размышляла, не будет ли выглядеть странно, если она сейчас снимет перчатки.

— Какие бы страхи вас ни тревожили, миссис Льюис, они наверняка исчезнут с рождением ребенка, и медикаменты перестанут быть нужны. Мы наблюдали такое прежде. Но, как бы то ни было, если вы во время беременности почувствуете потребность принять что-то, примите половинку или четвертушку нембутала. Этого должно хватить.

— Хорошо, — неуверенно ответила Хелена.

— А теперь давайте вас осмотрим. — Доктор Хофманн похлопал по металлическому столу со стременами.

Хелена сумела отказаться от большинства таблеток. Ее сильно тошнило в первые недели, скорее всего, из-за токсикоза, мучила бессонница, что, как она читала, обычное дело при беременности. Но ей было чем заняться перед рождением ребенка. Она заказала несколько альбомов с выкройками по каталогу «Сирз» и дни напролет шила детские комбинезончики всех цветов и размеров, стараясь не отдавать предпочтение розовому или голубому.

И еще она начала планировать поездку на Восток, повидать Ник и Хьюза.

— Я так давно ее не видела, милый, а после рождения малыша я уже не смогу поехать, — говорила она Эйвери, пытаясь выпросить у него сто сорок долларов на билет туда и обратно.

— Но, мышоночек, я не уверен, что это лучшее применение нашим деньгам. Нам они нужны для проекта, ты же знаешь. Учитывая, что ты отказываешься продавать дом.

— Может, я смогу убедить ее, если поговорю с ней лично.

— Я по-прежнему не уверен, что ты должна ее убеждать.

— Это непросто. — Хелена положила ладонь на руку Эйвери. — Мы же семья.

— Господи, — сказал он, отталкивая ее руку, — я думал, что я — твоя семья. — Он покачал головой. — Если хочешь меня бросить, уезжай.

— Милый, — в отчаянии произнесла Хелена.

— Ладно. Если ты так хочешь поехать, то заставь заплатить за билет эту напыщенную сучку, твою кузину.

На обратном пути из салона «Шелли» у Хелены начал дергаться правый глаз.

— Тетя Хелена, простите, — сказала Дейзи, но Хелена даже не посмотрела на нее.

За всю дорогу до дома она не произнесла ни слова.

Из окон неслась музыка. Синатра пел «Какую-то глупость». Хелена рассмеялась. Глаз снова задергался.

Они пошли на звуки музыки в голубую гостиную, где обнаружили Ник, облаченную в белую шелковую тунику, она подпевала и покачивалась в такт музыке, с бокалом шампанского в руках, выплескивая на ковер маленькие пенные брызги.