Игра в кошки-мышки - Джон Карр

— Но, мой дорогой Фред! Если человек был серьезно ранен, он конечно же не мог встать и уйти. Значит, он не так уж пострадал.

— Только не проси меня сейчас вдаваться в подробности, — тихо сказал он. — Они достаточно неприятны. Я могу сказать только следующее. Из того, что я видел собственными глазами, я знаю, что бедный старый Джефф получил травмы, после которых мало кто может выжить. Мне, конечно, пришлось рассказать об этом тому доброму малому, констеблю Уимсу, когда он чуть не налетел на меня на велосипеде. Точнее, я уже начал рассказывать. Но он тут же принялся выкладывать информацию о другом деле…

— И ты отвлекся?

— Да. То есть, насколько мне ясно, я дал Джеффу уйти и где-то умереть, не оказав ему помощи и никому не рассказав о происшествии. Не могу утверждать, что действовал спокойно и обдуманно; и пусть даже на открытом суде меня обвинит ангел-хранитель, я буду возражать. Но это чертовски сложная ситуация. Не могу отделаться от ночных кошмаров.

— Ну как? — помолчав, спросила Джейн.

— То есть?

— Сейчас ты лучше чувствуешь себя? — улыбнулась Джейн.

Рукавом халата он вытер лоб:

— Ты знаешь, да… Господи, в самом деле!

— Присядь рядом, — сказала она. — Тебе надо кому-нибудь излить душу. Выговориться. Ты настолько поглощен делом Айртона, что ничего не видишь, кроме него, напоминая ту голову лося, что висит у судьи на стенке. Значит, ты говоришь, что Черный Джефф встал и ушел. А я утверждаю, что, значит, он не так уж и пострадал. Уверен ли ты, что машина сбила его?

Он испытал прилив радостного возбуждения.

— Вот это и есть самое забавное. Сначала я мог поклясться, что не задел его. Но потом, когда я увидел…

— На твоем месте, — сказала Джейн, — я бы поцеловала меня.

Наконец Фред оторвался от нее и, набрав в грудь воздуха, принялся разглагольствовать.

— Английское воскресенье, — объявил он, — в течение многих лет было объектом насмешек и издевательств. Его скукота давала основания для дешевых умствований больше, чем любая другая тема, если не считать тещ и Королевской Академии. Я бы сказал, что это чудовищное заблуждение. Я собираюсь написать эссе и разоблачить его. Если этот обыкновенный воскресный вечер считать скучным, моя любимая, то должен сказать, что…

Он замолчал, потому что Джейн внезапно вздрогнула и выпрямилась.

— Воскресенье! — воскликнула она.

— Верно. Ну и что из того?

— Воскресенье! — повторила Джейн. — Бар и бассейн закрываются не в одиннадцать часов, а в десять. И вся обслуга уходит. А сейчас, должно быть, уже около одиннадцати!

Он присвистнул.

— То есть все наши гости, — не без удовольствия заметил Фред, — должно быть, давным-давно разбежались по домам. Ну-ну.

— Но, Фред, мой дорогой, если мы не доберемся до нашей одежды…

— Для меня лично, моя дорогая волшебница (да, именно так), это не та ситуация, от которой стынет кровь в жилах. Я отнюдь не вижу необходимости в большем количестве одежды, чем то, что на нас в данный момент. Кто-то может сказать, что есть и другая сторона проблемы, но уж если так сложилось…

— Добираться до дому в таком виде?

— Не переживай. Как-нибудь выкрутимся. Идем.

Размышляя над сложившимся положением, Фред не мог припомнить, горел ли свет в остальной части теплицы. Он распахнул дверь, что вела в соседнюю секцию. Темнота.

Остальные двери на всем протяжении теплицы тоже были открыты, и во всем помещении стояла призрачная тьма. Лишь в самом конце, за которым находился бассейн, пробивались слабые отсветы.

Они продвигались вперед, вздрагивая, когда по лицам неприятно скользили свисающие, как щупальца, ветки и лианы растений. Наконец парочка выбралась в холл перед бассейном. В центре высокого овального свода светила лишь одна тусклая лампочка; скорее всего, ей предстояло гореть всю ночь.

Она светлыми точками отражалась в темных, смутно различимых зеркалах; ее блики качались на ряби зеленоватой воды в бассейне. Из тени смутно проступали очертания легких столов и стульев. Все вокруг казалось холодным и чуть зловещим. Дверь в бар была закрыта и заперта.

Фред толкнул створку больших дверей, что вели в холл, откуда лежал путь в раздевалки и наверх. Они тоже были заперты.

— Попались, — вслух сказал он.

Звук его голоса раскатился в пространстве и вернулся к ним, гулко отразившись от стен этой мраморной ракушки. Из-под купола невнятно донеслось эхо — «Попались».

Джейн разразилась смехом, которому насмешливо вторили его отзвуки из-под купола.

— Ты считаешь, что нам удастся выбраться?

— Попытаемся колотить в дверь. Но это помещение под землей; в гостинице не сезон, то есть количество обслуги сведено к минимуму, да и, кроме того, в загадочном Таунише все рано ложатся спать. Тем не менее попробуем.

Он стал колотить в тяжелую дверь и орать. Пять долгих минут усилий не принесли результата, если не считать раздражающего эха. Джейн попросила его остановиться.

Они уставились друг на друга.

Джейн прищурилась.

— Могло быть и хуже, — вздохнула она. — Все же жаль, что первый наш вечер получился таким.

— В любом месте, моя милая ведьма, с тобой я чувствую себя как в райских кущах. Но при всей романтичности ситуации мне как-то не хочется укладываться с тобой на мраморном полу или среди мха в теплице. Хотя подожди! — Он задумался. — Вот чему я удивляюсь…

— Да?

— Почему в том месте, где мы с тобой были, оставили свет. Отнюдь не из-за заботы о нас. По какой-то причине свет там горит всю ночь. Понял! Это самый дальний конец оранжереи. И кажется, я припоминаю — там есть дверь. Если ее открыть, она ведет на лестницу наверх, а оттуда в главный холл в задней части гостиницы.

— Попробуем пройти там?

— Я проверю. А ты пока оставайся здесь. Что бы я ни говорил, я не собираюсь вести тебя через главный холл «Эспланады» в таком виде. Если удастся открыть дверь, я поднимусь наверх, спущусь и в два счета выведу тебя отсюда.

— Хорошо. Только не задерживайся.

Придерживая развевающийся синий халат, он заторопился в оранжерею. После долгой паузы из ее темных глубин донесся торжествующий возглас:

— Открыто. Сейчас возвращаюсь!

Издалека она услышала звук захлопнувшейся двери. Джейн облегченно перевела дыхание. Гул закрывшейся двери разнесся не только по теплице. Вода в бассейне колыхнулась. По поверхности бассейна, которая пошла мелкой рябью, рассыпались блики. Стояла такая тишина, что были слышны даже звуки, которые издавали пробковые подошвы ее сандалий.

Она придвинула к стене стул, села и откинулась на спинку. Под халатом у нее оставался влажный купальник, и Джейн хотела поскорее переодеться в сухое.

Какая-то часть сознания подсказывала, что тут не самое лучшее место. Даже когда, двигаясь, краем глаза она видела свои собственные размытые отражения, Джейн не могла отделаться от стойкого ощущения, что из темных комнат, скрытых за зеркалами, подкрадываются к ней со всех сторон. Но другая, бодрствующая часть сознания испытывала радостное ликование. Откинув голову, она полуприкрыла глаза и стала рассматривать купол.

— О Ты, — вознесла она молитву. — Ты, к которому обращены наши моления. Я счастлива. Всю жизнь я существовала как мертвая, но теперь я ожила. Даруй и ему счастье. Это все, чего я хочу. Даруй…

Остановившись, Джейн рывком выпрямилась.

Свет под куполом неожиданно погас.

Глава 16

Джейн застыла на месте.

Сначала она подумала, что это дело рук Фреда, который, думая, что включает освещение, случайно выключил лампочку в бассейне. Но в это было трудно поверить, тем более что Фред всегда отличался осмотрительностью. И сомнительно, что электрощит с тумблерами освещения бассейна располагался где-то в холле на другом конце оранжереи. Скорее всего, он где-то здесь, рядом с главным входом в бассейн.

А это могло означать, что кто-то находится с внешней стороны дверей, и она может окликнуть его.

В любом случае внезапно наступившая темнота неприятна. А тут она производила просто убийственное впечатление. Встав, Джейн поняла, что более чем смутно представляет себе, в какой стороне находится дверь.

Она воспринимала темноту не как плотную повязку на глазах, а как лежащий на плечах тяжелый груз. Она чуть было не впала в панику; ее охватило чувство заброшенности и покинутости, как это иногда бывает во сне. В дополнение к кромешной тьме в бассейне стояла мертвая тишина — как в могиле.

— Алло! — крикнула она.

Под сводами купола завибрировал лишь ее собственный голос; казалось, он оббежал помещение, напоминавшее чашу с водой. Из-под купола донеслось «Алло!», и, стихая, глухое эхо наконец смолкло. Джейн осторожно сделала шаг вперед. Она скинула сандалии, ибо шарканье подошв раздражало ее, и сделала еще один шаг.