Клипер «Орион» - Сергей Жемайтис

— Я потомственный военный и воспитан считать войну и все, что связано с ней, естественным делом. Да, я потопил много судов, но опять же — война есть война!

— Формально — да, а на поверку — пустая фраза, оправдывающая всякие гадости, да не будем об этом. Нам здесь ничего не решить. Располагайтесь. Поместитесь в каюте нашего артиллерийского офицера. На вас распространяются все права военнопленного, хотя можете чувствовать себя как в своей семье. У нас совсем иные отношения к врагам поверженным.

Все страхи разом прошли. Фон Гиллер, вымытый, накормленный в кают-компании, в чистом белье, в выстиранной и отглаженной русским матросом Феклиным форме офицера немецкого подводного флота, забыл все недавние тревоги.

Через неделю после спасения потерпевших катастрофу командир клипера устроил ужин, посвященный этому событию.

Отец Исидор наспех прочитал благодарственную молитву, выслушанную по привычке, большинство сидящих за столом были неверующие, да и сам иеромонах нередко говаривал своему приятелю старшему механику Андрею Андреевичу Куколю, что «иногда сильно обуреваем грузом сомнений насчет веры христовой».

Большее впечатление произвела речь Воина Андреевича, произнесенная на английском языке, на котором все сидящие за столом говорили, кроме отца Исидора и старшего механика, им переводил Стива Бобрин. Командир сказал:

— Дорогие друзья! Мы, люди, посвятившие себя морю и ежеминутно рискующие жизнью, ценим и любим жизнь. Вот почему мы так горячо откликаемся, когда нам выпадает счастье оказать помощь на море другому моряку и особенно спасти товарища. И надо сказать, что такое счастье выпадает не часто. Особенно то чудо, что произошло с нашими друзьями. Остаться живым при взрыве корабля, да еще быть спасенным случайно проходившим парусником. Это ли не чудо! Мы оказали услугу не только нашим союзникам, но и недавнему противнику капитану-цурзее барону фон Гиллеру. Теперь, господин капитан, вы, надеюсь, окончательно покончили с войной, и мы счастливы, что можем оказать вам гостеприимство, как и вы, безусловно, оказали бы его нам, окажись мы в таком же положении.

Изобразив на своем лице признательность, капитан-цурзее, опустив веки, кивал головой. На миг, слушая командира, он представил себе, как бы взлетел на воздух этот изящный корабль со всеми своими парусами. Ему еще не приходилось топить клипера. «Если бы не эта дурацкая мина, какое было бы зрелище!» — думал он и, улыбаясь, поднял высоко бокал.

— Дорогие друзья! — продолжал командир клипера. — Давайте выпьем за всемирное товарищество, за скорейшее окончание войны, когда можно будет, не опасаясь ни мин, ни торпед, ни пушек, ходить по всем морским путям! Ваше здоровье, капитан-цурзее барон фон Гиллер! Лейтенант Фелимор!

Поздно ночью в каюте барон фон Гиллер сказал Новикову:

— У вашего капитана опасные мысли, он сектант или большевик, сторонник всемирного братства. Наверное, он подразумевает под братством коммуну!

— У него голова забита всякими слюнявыми идеями, — ответил Новиков. — По его милости мы очутились в этом сумасшедшем рейсе.

— И хотя я обязан жизнью такому странному поступку вашего капитана, не могу не согласиться с вами, обер-лейтенант.

— Пока лейтенант, барон!

— Прошу прощения, лейтенант, я согласен, что, исходя из высших соображений, вы должны были идти в Мурманск, в Архангельск, куда англичане готовят десант против большевиков. Я каждый день слушал сообщения английских и американских агентств. Вопрос этот решен. В то время как вы направляетесь во Владивосток, который захвачен большевиками.

— Какая осведомленность! — желчно заметил Новиков. — Вы что, уже побывали в штурманской?

— Да, заглянул. Пока клипер держит курс в Карибское море.

— Вот видите! Возможно, мы идем в Южную Америку.

— Не шутите, лейтенант! Ваш капитан рвется в Россию, он говорил мне, что в такое время долг каждого русского — быть на родине. Раз в Россию, то Балтика для вас закрыта. Север — тоже, в Черное море вас не пропустят сейчас ни англичане, ни турки, ни мы. Остается только Владивосток.

— Совершенно точно. Туда мы и идем. Только вы заблуждаетесь, дорогой капитан-цурзее, что мы сидели сложа руки. — И он рассказал о неудавшейся попытке раскрыть подготовку побега англичанам.

— Приношу извинения. Вы и ваш друг действовали в верном направлении, только непродуманно. Письмо должен был доставить один из вас.

— Нам не разрешили съехать на берег.

— О-о! Командир не так прост!

— Да, он из тех, кто притворяется простаком и либеральничает с матросами. У него ложное понятие о долге русского дворянина! Он считает себя чуть ли не декабристом, сторонником широкой конституции, так называемой свободы, в то время как русским мужиком всегда управляли и будут управлять только при помощи палки, петли и винтовки!

— Очень здравый взгляд! Именно только твердость и еще раз твердость могут спасти вашу страну. Я уверен, что в скором времени ошибка вашего почтенного капитана будет исправлена.

— Каким образом? — Артиллерийский офицер даже вскочил с койки, где лежал, положив ноги в сапогах на одеяло.

— Уверяю вас, еще не все потеряно, дорогой лейтенант. Поверьте мне! Даже, казалось бы, в самом безнадежном положении находится выход. Примером может служить случай моей катастрофы и моего спасения, — закончил он торжественно и загадочно.

— Если бы… — Артиллерийский офицер открыл рундучок в углу за диваном и вытащил бутылку и две стопки. — Выпьем по такому случаю. За надежду, барон!

Мечты и действительность

Клипер, слегка накренясь, скользил по ультрамариновому океану. Стояли ясные, солнечные дни. Иногда кот Тишка, вытянувшись, спал на солнцепеке возле камбуза или еще где-нибудь, не заботясь о том, что на него могут наступить. Кот занимал привилегированное положение на Корабле и пользовался этим.

Каким-то непостижимым образом Тишка чувствовал приближение шквала. Поднимался, потягивался, точил когти и шел походкой баловня на камбуз. Действительно, шквал налетал.

Проходили минуты, и яркое солнце снова слепило глаза, от палубы поднимался пар, ставились паруса, и клипер, отряхнувшись от воды, как большая птица, продолжал свой бег. Кот выходил из укрытия принимать солнечные ванны.

С каждым днем становилось теплее. Матросы сбросили бушлаты и надели свободные парусиновые робы. Люди повеселели, чаще раздавался смех, а по вечерам на баке матросы пели.

Командир клипера, по своему обыкновению, несколько часов проводил на мостике в бамбуковом кресле, читая «Величие и падение Рима» Ферреро, когда вахту нес старший офицер.