Девочка из прошлого - Аля Драгам

хватало еще зарождения в ее хорошенькой головке мыслей «хочет избавиться», «не нужна» и прочих «прелестей» женской логики в действии.

— Нуууу, если ты не будешь против, я могу подождать в машине или в кафе. В больнице же есть кафе? — И не дожидаясь ответа. — И ты не торопись. Пока буду ждать, займусь работой.

Какая же она у меня разумная. Киваю, соглашаясь со всем. Вот интересно, а через пять лет меня также будет восхищать Сашино умение находить компромисс? В том, что мы будем вместе, я не сомневаюсь. За эти бесконечные дни «без» я умер бесчисленное количество раз. Еще немного и внутри была бы выжженная пустыня.

— Ой!

— Где болит? — реакция моментальна.

— Не—е—ет, — тянет с хитринкой. — Не болит. Оксане и Егору позвонить надо. Не забудь. — И бровки хмурит. Маленький сердитый ёжик.

— Из больницы позвоним.

Включаем музыку и едем в сторону клиники. Санька притоптывает ногой в такт песням, а когда попадается «Крошка моя», просит разрешения сделать громче и подпевает, вытанцовывая плечами и руками. Поистине Жуков и его хиты бессмертны. В свои 15 на школьных дискотеках мы тоже под них зажигали.

***

В клинике первым делом идем с Сашей в кафе. Пресекаю все поползновения на тему «я сама» одной фразой, что у нее есть мужчина, который полностью за нее отвечает. Эту истину я впитал с молоком матери, не иначе.

Устраиваю ее за угловым столиком, чтобы удобно было работать, и никто не отвлекал. Заказываю какао с корицей и пирожные на свой выбор. Ибо моя «мисс самостоятельность» покраснела и наотрез от всего отказалась.

Поднимаюсь к маме в палату. Отец с утра уже заезжал, собирался приехать после обеда. Если повезет, то пересечемся.

Сегодня мама выглядит лучше. Щеки уже не такие бледные, но говорить по—прежнему сложно. Прошу ее молчать, беру за руку и рассказываю о Саше. Сегодня можно. Сегодня радостью лучится каждая клетка организма и мне не жалко поделиться ею с близким человеком. К тому же в нашей семье довольно дружеские отношения; невзирая на возраст, можно прийти и рассказать о чем угодно, получив поддержку. Знаю, маме обязательно захочется познакомиться.

— Мама, как только тебе станет лучше, обещаю привести сюда. Или домой, когда выпишут. Сама решишь, ладно?

— Кого это ты собрался с матерью знакомить? — знакомый бас за спиной. Отец. Не слышал, когда открылась дверь. — Ладно, не красней аки девица на выданье. Можешь не отвечать. Сидит твоя ненаглядная с ноутбуке, вокруг себя никого не видит. — Смеется в голос. — Каюсь, заглянул в кафетерий внизу.

— Пап, я тебя обожаю.

Реагирую на мамино пожатие руки. Оборачиваемся к ней: глаза блестят, а уголки губ приподняты в улыбке.

— Кариш, она тебе понравится, — подмигивает отец.

Побыв в палате еще немного, выходим. Маме утомительно долгое бодрствование, сон и отдых сейчас лучшие лекарства. Помимо помощи врачей, конечно.

Нахожу свою принцессу скучающей на диванчике. Ну конечно: ноут сел, а попросить помощи у сотрудников она постеснялась.

— Привет, — сразу сгребаю сокровище в охапку. Пара часов, а я уже соскучился. — Грустишь?

— Не—а, — улыбается. — Я размышляю.

— И о чем же?

— Сейчас расскажу. Сначала скажи, куда мы теперь?

— Не против, если заедем в офис? Зато потом я весь твой!

Смущается, глаза опускает в пол.

— Э—эй, — зову, — ты чего? Ничего же плохого не сказал?!

— Для меня все это, — обводит взглядом меня, зал, — слишком. Понимаешь? Еще вчера я…, — спотыкается, — а сегодня ты. И я еду к тебе домой. И…

Складывает руки в замок, ресницы дрожат. Нервничает. И я понимаю из—за чего. Поэтому беру под локоток, помогая выйти. Цепляю сумку с техникой, прижимаю девочку к себе и веду на улицу. Кажется, все—таки придется поговорить нам сейчас. Как бы подобрать слова, чтобы не испугать, не обидеть, не расстроить?

Думай, Давид, думай!

— Сядем в машину? Или на улице постоим? Сашуль?

— Можно в машине? — Согласен. Все—таки больница не самое лучшее место для разговоров. И фора в пару минут мне не повредит. Такие разговоры без подготовки — то еще «удовольствие».

Помогаю Саше устроиться на сиденье, пристегиваю ее. Обходя машину, замечаю отца: стоит, прислонившись к капоту, и внимательно наблюдает за нами. Машу рукой, на что получаю уверенный жест «класс» и широченную улыбку. С этим «благословением» отчаливаем.

Сначала обдумываю вариант обсудить животрепещущий вопрос в офисе. Но видя, как сильно девочка сжимает руки, планы меняю. Резко заворачиваю в первый же съезд, паркуюсь под деревьями, поворачиваюсь к ней.

— Скажешь сама, что тебя тревожит или мне начать?

— Я… я сама… Я, — отворачивается, — я не знаю, как объяснить. Попробую.

Голос дрожит, не отдавая себе отчета в действиях, отстёгиваю ремни и прижимаю дрожащее тело к себе. Делюсь своей уверенностью. Передаю через прикосновения свою нежность и заботу. Саша чему—то кивает, и продолжает:

— Давид… Дейв, — слегка улыбается, — у меня же никогда не было семьи. Ну—у, в самом настоящем значении этого слова. Понимаешь? – Пока не очень, но киваю, хоть она и не видит, сидя ко мне спиной. — Нет, брат как мог максимально мне дал любовь, заботу. Что мог и даже больше. И вот ты же тоже. Я сегодня вспоминала, как мы жили раньше. Мне кажется, что я тебя тоже помню. Но я про другое хотела…

Мне кажется, или она собирается плакать? Разворачиваю к себе и перетягиваю на колени. Хочу смотреть в ее глаза. Что не пойму, прочту в них. Наша эмоциональная связь сейчас настроена как никогда. Я физически ощущаю ее метания, волнение и боль.

— У девочек есть мама. Которая подскажет там, поддержит. — Слезы катятся, но она их словно не замечает. — Мама, которая научит. Я…

Саша закрывает лицо руками и громко всхлипывает. Секунду жду и убираю руки, начиная целовать щеки. Ничего другого, чтобы немного отвлечь, в голову не приходит. В моменте такой откровенности у самого внутри все дрожит. И не зря.

— Я так мечтала о маме. Маленькая, когда была в детдоме. Когда к нам пришла девочка из семьи, чьи родители погибли… моя соседка по кроватям… она рассказывала про родителей. Нам было по четыре года, по четыре! Но я до сих пор помню, как засыпала и представляла, что мама читает сказку, как мама поправляет