Солдатская сага - Глеб Бобров

— И куда, сучара?!

— Як цэ, куды? Прыкрыватымо! А що?

— Ах ты, гадость такая, а! Ну, иди, чмо, иди… ладно… — И, повернувшись ко мне, начал: — Глебыч…

Дальше можно было и не продолжать. Я кивнул и молча стал стаскивать с себя разгрузку с магазинами, потом сунул винтовку своему подопечному Юре Ткаченко и показал головой Катаеву: «Пошли». Саня и сам знал, что ему делать.

Когда мы были готовы. Звонарев поставил задачу:

— Так, мужики. Вместе с разведкой, «по звонку», кидаетесь в окопы. Твой, Бобер, вот тот, второй слева. Ты поаккуратней, там Мороз, понял? Он ранен. И еще двое; если что — они помогут. А ты, Санек, в последний, пятый. Туда — смело, там два трупа. Возьмешь веревку… ну, ты знаешь. И лбами не стукнитесь вон с тем бабаем, — с тобой идет. Ясно?!

Мы что-то буркнули в ответ, и он закончил:

— Все, удачи! И резво чтоб…

Спасибо огромное! А то мы забыли…

Группа поддержки, отложив оружие и сняв с себя все лишнее, как спринтеры, изготовилась к рывку в десять-двадцать метров. Разом, беспрерывной очередью грохнули пулеметы, кто-то из офицеров гикнул, и мы, согнувшись пополам и задержав дыхание, рванули по «своим» окопам.

Я влетел ногами вперед; там меня уже ждали и лица, под ошипованные подошвы не подставили. Старший лейтенант сидел, прислонившись к стенке, остальные, поймав и поставив меня на ноги, продолжали собирать свои баулы.

На предложение сделать ему нормальную перевязку Морозов отрицательно покачал головой. Я для приличия спросил:

— Промедол?

Он, вымученно усмехнувшись, выразительно постучал пальцем по нагрудному карману брезентовой «штормовки». Потом, вспомнив о чем-то, сказал:

— Ты, парень, помог бы моим дотащить ранец. — И указал на свой раздутый рюкзак.

Когда я согласно покачал головой, он опять устало улыбнулся и добавил:

— Смотри — тяжелый.

Сделав неопределенный жест, я крикнул своим, что у нас все готовы.

Опять прикрывающий шквал огня над головой — пошла первая группа: раненые и часть разведчиков. Один был тяжелый: сквозное пулевое ранение в бедро, с раздроблением. Его еще раз обкололи обезболивающим, наложили тугую повязку, шину и унесли на плащ-палатке, вчетвером. В этой группе уходил и их командир. Прямо пошел, последним. Ни разу не пригнувшись и не оглядываясь назад. Да уж — красавец…

Затем потащили трупы. Сашка Катаев на пару с переводчиком-таджиком, накинув им удавки на шею и подсаживая закоченевшие тела на бруствер, давали возможность остальным, находившимся под прикрытием гребня, утаскивать убитых к себе. Старый, не раз проверенный способ. И за шею цепляли не от бесчувствия или от наплевательской бесчеловечности, а для того чтобы, когда тащишь волоком, конечности в разные стороны не разъезжались и не цеплялись за камни.

Под занавес пришла и наша очередь уносить ноги. Оставшийся со мной в окопе солдат выпустил остатки патронов в направлении противоположного хребта, сменил магазин и, повернувшись, неожиданно сказал:

— Давай, выкинем рюкзак наверх, потом выскочим. Подцепим за лямки и вдвоем дотащим…

Смерив его исполненным презрения взглядом, я подцепил ранец за обе лямки и потянул вверх. Но в следующее мгновение понял, что в этой ситуации баран все же не солдат-разведчик, а я. Виновато, как бы извиняясь, улыбнулся и передал ему вторую лямку. Вдвоем мы поднатужились, выкинули мешок на насыпь и, дождавшись очередного заслона, кинулись к своим.

Пришли последними. На местах оставались только пулеметчики, остальные уже были метрах в двухстах. С минуты на минуту на наших позициях должны были появиться правоверные, и каждый солдат старался как можно скорее унести ноги. Тут уж никуда не денешься — такова специфика обратного пути…

Пока мы собирались, разведка подхватила пулеметы и рванула вслед за своими — пять тел на руках, много даже для роты. Там же были и почти все наши. Я отдал радиостанцию Катаеву. Взамен он помог мне взгромоздить на спину ранец, и, подгоняемые взводным, мы помчались следом. Последним, с виноватой мордой, бежал Гриша Зубенко.

Рюкзак Морозова весил не меньше шестидесяти-семидесяти килограммов. Пока силы были свежи и дорога под уклон, мне казалось, что я вполне в состоянии донести его до машин самостоятельно. Отдать ранец разведчикам было стыдно. Они с такими воюют, а нам с горки снести невмоготу! В таких случаях мы говорили: «В падлу!» Лучше всех это, кажется, поняли Зуб и Катаев. Когда я проходил мимо вертолетной погрузки, Саня вдруг предложил:

— Глеб, винтовку давай…

Я, понятно, не отдал…

Но через полчаса я уже проклинал все на свете, в особенности Морозова со всеми разведчастями Советской Армии вместе взятыми. Еще через час Катаев все-таки забрал у меня СВДшку, а Зуб на трехминутном привале, как бы ненароком, вытащил из моих подсумков четыре гранаты Ф-1. На восемь килограммов разгрузили, а это уже кое-что значит.

Когда мы доплелись до машин разведроты, я был примерно в том состоянии, которое в обычной ситуации наступает на восьмом-десятом часу непрерывного высокогорного подъема.

Командир одного из их взводов по незнанию тут же повторил мою ошибку, пытаясь самостоятельно закинуть на ребристор машины брошенный ему под ноги рюкзак. Но потом, недоуменно подергав неподъемный мешок, он засмеялся, подозвал к себе двух солдат и приказал:

— Да что тут у него? А ну — вываливай!

Через пару секунд весь джентльменский набор Морозова лежал в пыли. Вокруг столпилась половина разведроты. Молчали…

Два запечатанных цинка с боекомплектом к АКМу, — один с простыми, второй с малошумными патронами, одна упакованная в полиэтиленовый пакет куча трассеров — пачек десять, как минимум. И еще две пачки патронов к ПМ отдельно. Десять гранат Ф-1 и столько же РГД-5. Магазины… Маскировочная сеть и две плащ-палатки, десяток автоматных шомполов для их натяжения, сухпай дней на пять, несколько мин разных типов, пятнадцать-двадцать брикетов тротиловых шашек, детонаторы, шнуры… И прочего мусора неизвестно сколько…

Когда пришли в полк, я уже успел немного отойти и сразу поволок Зуба к Лепилову — жаловаться. На спортгородке его не оказалось, и мы кинулись в модуль. По дороге нас развернул какой-то штабист — еще бы! «Что это за мода пошла у солдат второго батальона — разгуливать по территории полка в полном боевом, да еще и с оружием?» Мы вернулись, побросали снаряжение на кровати и опять помчались к Славику. А тот уже на рабочем месте — столб молотит. Подошли и давай плакаться: мол, такой-сякой… Тот слушал-слушал, потом махнул рукой:

— Хватит ныть! Мало дебилов в армии видели?!

Помолчал и неожиданно добавил:

— А Морозову передайте, что я хочу с ним познакомиться… Наизнанку выверну…

Сказал тихо, без нажима, с кривой улыбочкой, но так, что знакомым холодком сразу повеяло.

Мы покурили и пошли в палатку. Я, не раздеваясь, завалился спать и проснулся уже утром, после подъема и зарядки. Знал, что пару дней взводный меня «доставать» не будет. Зуб тоже на зарядке не был, но куда-то уже смотался и, подсунув мне початую пачку «цивильных» и котелок явно не столового чая, спросил:

— А ты учора бачыв, кого вбылы?

Слишком хорошо я эту морду знал, да и кольнуло что-то под сердцем. Говорить первому не хотелось:

— Ну?

— Та нэ нукай! Що, дийсно нэ бачив?

— Дийсно, дийсно… не тяни!

— Та Румянцева вжеж… Чого, не знав?

— Нет…

— Я там розмовляв з одным… Вин говорыть, що колы йих зустрилы, його пэршим же пострилом з гранатомэту завалылы. А того, другого, — поранылы. Вин потим помэр, у нього ще двичи улучылы, вже з автомату… покы уси копалы. Потом, помолчав, добавил: Ось так. А я йому тоди… чуть нэ вмазав…

Нет, Зубяра с виноватой рожей, даже в такой ситуации — зрелище невыносимое. С трудом сдержавшись, легонько ткнул его кулаком в бок и сказал:

— Ладно плакаться, пойдем разомнемся.

Он не ответил, только хмуро на меня зыркнул, помолчал и, явно обидевшись, бросил:

— Ото тоби гыганькы! Купыла мама коныка…

Встал и, резко развернувшись, куда-то ушел. У него была поразительная способность исчезать так, что никому в части разыскать его было не под силу. Вернулся Гриша уже после обеда и потом ни словом об этом разговоре мне никогда не напоминал. Такое с ним случилось в первый и последний раз.

И еще одна деталь: Зубенко был родом из хутора Малы Будыща Гадячского района Полтавской области Украины, а погибший Румянцев — то ли из самой Москвы, то ли откуда-то из Подмосковья. До этой операции они знакомы не были.

* * *

Последний раз близко встретиться с Морозовым мне довелось в конце ноября, на операции в районе кишлака Веха. К этому времени, так и не познакомившись со старшим лейтенантом «поближе», из части исчез Славик Лепилов. Да уж — не получилось… Все это время командир отдельного разведвзвода провел в Кундузском медсанбате, не такое уж и легкое он, видимо, схлопотал ранение. И вот его второй выход, правда, теперь уже в составе полка, потому что в «свободное плаванье» с таким послужным даже прославленных героев не пускают.