Повод для беспокойства - Марк Хэддон

в Барселону или уже нет?

– Конечно, поедем, – ответила Кэти.

Уложив сына, она задумалась. «Готова ли я отказаться от замужества? Останусь без дома, а Джейкоб – опять без отца. Придется переехать в тесную квартирку. Питаться тостами с бобами. Отпрашиваться, когда Джейкоб болеет. Воевать с Эйденом, чтобы удержаться на работе, которую ненавижу. Ни машины, ни праздников.

А если все-таки выйти за него? Будем пререкаться, как все родители, и постепенно отдаляться друг от друга? И в конце концов я закручу легкую интрижку с первым, кто подвернется?»

Кэти не боялась трудностей. Мать-одиночка, прожившая несколько лет в Лондоне, вынесет все. Больнее пойти на компромисс, поступиться принципами, от которых она не готова отказаться. Мама примется читать нотации о молодых женщинах, которые хотят все и сразу, а ей и возразить будет нечего.

Это должна быть чертовски здоровенная коробка конфет.

46

Похмелье отвлекло Джорджа от горестей не хуже, чем спиртное. В молодости ему случалось напиваться, однако ничего подобного он не испытывал. В глаза точно песка насыпали. Он выпил две таблетки ибупрофена, проблевался и понял, что надо просто ждать, пока боль утихнет сама. В душ идти не хотелось, но во сне он обмочился. Взглянув в зеркало, Джордж обнаружил, что лоб все-таки рассечен и вид у него немногим лучше, чем у того бродяги на вокзальной платформе.

Задернув шторку, он включил горячую воду, закрыл глаза, разделся и встал под душ. Легонько вмассировал шампунь в волосы и стал медленно поворачиваться, как шаурма на вертеле. Лишь выбравшись из душа, он вспомнил, какая беда приключилась с полотенцами. Вслепую добрался до рюкзака, достал домашнее, осторожно вытерся и влез в чистую одежду. Хотелось сидеть на кровати и не шевелиться, но он изголодался по свежему воздуху, да и противно находиться в таком бардаке.

Бросил мокрые полотенца в ванну, прополоскал рот холодной водой с горошинкой зубной пасты. Сложил вещи в рюкзак и понял, что не может согнуться. Чтобы завязать шнурки, пришлось лечь на ковер. Подумал, не заправить ли постель, но по здравом размышлении решил, что лучше уж оставить как есть. Кровь на стене возле двери в ванную он все же вытер куском мокрой туалетной бумаги. В этот отель путь отныне заказан.

Надев куртку, Джордж проверил, на месте ли кошелек, посидел немного, собираясь с силами, и взвалил на спину рюкзак. Тяжелый, сволочь. На полдороге к лифту пришлось притормозить, облокотиться о стену и подождать, пока кровь прильет к голове.

– Доброе утро, мистер Холл! – бодро приветствовал его портье.

Джордж прошел мимо. У них есть номер карты. Не хотелось ни объяснять, что произошло в номере, ни делать вид, что все хорошо. Тем более – торчать у стойки, светя загадочной раной на лбу.

Швейцар открыл дверь, Джордж вышел в шумное, светлое утро и зашагал по тротуару. Воздух наполняли резкие запахи, которые словно испытывали на прочность его желудок: выхлопные газы, жареный бекон, сигаретный дым, хлорка… Джордж старался дышать ртом.

Он решил ехать домой. Нужно кому-то выговориться. Джин – единственная, с кем он сейчас может разговаривать. А что до сцены в спальне, они разберутся позже. В настоящий момент перед ним стояла задача куда более сложная: доехать домой на автобусе. Пятиминутная прогулка до вокзала вымотала его сильнее, чем переход через Альпы, а когда приехал автобус, Джордж оказался зажатым в замкнутом пространстве среди трех десятков немытых тел и все двадцать пять минут дрожал от отвращения.

Выйдя из автобуса, он посидел немного на скамейке – собраться с мыслями и хоть немного унять пульсирующую боль в голове. Что сказать жене? При обычных обстоятельствах он бы никогда не признался Джин, что сходит с ума. С другой стороны, при обычных обстоятельствах он бы не сошел с ума. Джордж понадеялся, что его жалкий вид вызовет сочувствие и спасет от долгих объяснений.

Он встал, поднял рюкзак, сделал глубокий вдох и побрел к дому. Джин стояла на кухне.

– Джордж!

Он бросил рюкзак под лестницу и, дождавшись, когда жена выйдет в коридор, проговорил едва слышно:

– По-моему, я схожу с ума.

Если говорить тихо, не так болит.

– Где ты был? – Джин сказала это слишком громко. Или ему показалось? – Мы беспокоились!

– Я ночевал в гостинице.

– В гостинице? На кого ты похож?

– Мне было… я же говорю, возможно…

– Что у тебя на голове? – перебила Джин.

– Где?

– На лбу.

– А, это…

– Да, это.

– Я споткнулся и ударился о дверную раму, – пояснил Джордж.

– О дверную раму?

– Да, в гостинице.

– Ты пил?

– Да. Но не тогда, когда ударился головой. Прости, ты не могла бы говорить чуточку потише?

– Зачем тебе понадобилось останавливаться в гостинице?

Все как-то неправильно. Это он должен задавать вопросы. Голова просто раскалывается.

– Почему ты не поехал в Корнуолл? Брайан звонил, спрашивал, что случилось.

– Подожди, я сяду.

Джордж прошел в кухню и отодвинул стул, со скрежетом проехавший по плитке. Сел и подпер голову руками. Джин последовала за ним.

– Почему ты не позвонил мне, Джордж?

– Ты… – Он едва не произнес это вслух.

К счастью, он не нашел слов. Секс – это интимное… как сходить в туалет. О таком не говорят, тем более на кухне в половине десятого утра. Пока Джордж искал слова, картина вновь встала перед глазами. Голый мужчина на его кровати, прерывистое дыхание жены, ее бедра, мужские ягодицы, теплый воздух, сдавленные стоны. Его как будто ударили под дых. Джордж ощутил всю неправильность ситуации, страх, омерзение и какое-то пугающее чувство, словно посмотрел в окно и увидел, что его дом плывет посреди океана.

Он понял, что не нужно искать слова. Если хоть кому-то расскажет, то никогда не избавится от этой картины. Стало легче. Не надо ничего говорить. Забыть. Спрятать отвратительное воспоминание в дальний уголок памяти. Полежав достаточно долго, оно потускнеет и утратит силу.

– Джордж, что ты делал в гостинице?

Она сердится. Она и раньше на него сердилась. Это и есть его старая жизнь. Такая спокойная, знакомая.

– Я боюсь умереть. – Вот Джордж и произнес эти слова.

– Это глупо.

– Я знаю, что глупо, но это правда.

Ему стало приятно и легко на душе. Никогда еще он не говорил с Джин так откровенно.

– Почему? – спросила она. – Ты же не умираешь. Или…

Она испугалась. Ничего, ей полезно. Джордж начал вытаскивать из брюк рубашку, как в кабинете у доктора Бархутяна.

– Что ты делаешь? – Джин схватилась рукой за спинку стула.

Он поднял жилет и спустил брюки.

– Что это? – спросила она.

– Экзема.

– Ничего не понимаю.

– Я думаю, это рак.