Операция «Сентябрь» - Сергей Дмитриевич Трифонов

Слава Богу, теперь не война.

— Соедини меня с городской телефонной станцией.

В трубке вначале потрескивало, потом раздался знакомый голос:

— Центральная, говорите.

— Малгожата, здравствуй, радость моя. Для меня что-нибудь есть?

— Бронислав звонил, передал, что на ужине в вокзальном ресторане тебе не надо быть, там и так будет много народа. Он сам сходит, а потом тебе обо всём подробно сообщит. Так, может, милый, встретимся в пятницу, если ты освободился?

— Спасибо, радость моя. Как и договаривались, встретимся в среду. Целую тебя.

Обух повесил трубку.

— Спасибо. Сколько с меня?

Не дождавшись ответа, бросил на прилавок три десятки и направился к выходу.

— Гражданин! — закричала Соколауските. — Гражданин! Это очень много! Заберите деньги.

Она побежала ему вслед, но Обух и длинный худой бандит уже отъезжали от здания почты. Она стояла на крыльце и глядела на уходившую в сторону Вилии машину.

— Эй, пани, — сын кузнеца подёргал её за юбку и сунул смятую записку, — ваш коханый передал.

Бируте схватила записку и тут же её прочитала. Она радостно обняла мальчугана, расцеловала его в обе щеки. Сын коваля густо покраснел от смущения и только вымолвил:

— Ну и дела!

Приказав остановить машину, Обух поманил пальцем Аиста, и они, отойдя в сторону, о чём-то несколько минут говорили. Затем Обух объявил новую вводную: операция на вокзале отменяется, все примут участие в нападении на склады. Он приказал Аисту вернуться обратно на базу. Марюс же должен отвезти Обуха в Грибушкай и ждать его. Обух решил забрать в тайнике радиостанцию и выйти на связь с англичанами неподалёку от армейских складов, как настаивал Крюк.

Обух вытащил из лежавшего в багажнике чемодана военную форму, надел на себя китель с майорскими погонами и артиллерийскими эмблемами, фуражку с чёрным околышем, натянул офицерские хромовые сапоги. Марюс переоделся в штопаную-перештопанную форму ефрейтора. Кирзовые сапоги были на два размера больше, но в машине это не мешало.

Выехали на дорогу. Марюс почувствовал, как его охватил нервный озноб. Нужно было срочно отправить новое сообщение о том, что Обуха на вокзале не будет. Он хорошо помнил, что под мостом через Вилию лежит старая полусгнившая лодка, левая уключина которой является тайником для передачи сообщений. Но как остановить машину? Что придумать?

Подъезжая к мосту, Марюс сказал:

— Пан Обух, мотор греется. Видимо, старый. Боюсь, в радиаторе вода закипит, надо воды набрать.

Обух согласился.

— Давай, занимайся машиной, а я малость погуляю.

Марюс высадил Обуха, свернул под мост и поставил машину так, чтобы прикрыть ею лежавшую на берегу лодку. Он быстро написал записку, сунул её в уключину, стал набирать в канистру воду из реки. Оглянулся по сторонам. Никого не было видно. Обух прохаживался вдалеке от моста. Одинокий рыбак сидел на берегу с удочкой, сосредоточив своё внимание на красном поплавке. Как только машина отъехала, рыбак смотал удочку, спрятав её в лодку, вынул из уключины записку и на выведенном из кустов мотоцикле помчался в сторону Новой Вильни.

До Грибушкай добрались без проблем. Их дважды останавливали патрули внутренних войск, но документы были подлинные. Командирскую книжку командира артиллерийского дивизиона уголовники Бруса вытащили у в стельку пьяного майора в пивнушке и продали её Обуху, как и красноармейскую книжку пропавшего без вести ефрейтора (убитого бандитами). Марюс всё время думал, как задержать Обуха. Он знал, один он не справится, даже автомат из-под сиденья достать не успеет. На патрули надежд было мало. Пока до них что-то дойдёт, Обух всех положит замертво. В записке он указал, что двигаются они в Грибушкай, номер «виллиса», что одеты они в военную форму.

Не знал Марюс, что его записку сотрудник районного ОББ (рыбак у моста) передал капитану Урбанавичюсу, и тот с группой оперативников райотдела МГБ немедленно выехал в сторону Грибушкай. А из Новой Вильни вслед давно разыскиваемому «виллису» помчались две машины с оперативниками под руководством капитана Веригина.

«Виллис» обнаружили припаркованным рядом с частным одноэтажным домом на заросшем кустарником и высокой травой участке. Похоже, хозяев давно здесь не было, участок выглядел заброшенным. Марюс сидел в машине один. Обух не выходил уже более получаса.

Оперативники окружили дом. Лейтенант Буторин, одетый простым крестьянином с ведром мелких груш в руках, проходя мимо «виллиса», тихо сказал Марюсу:

— Бери автомат и бегом вон к тем кустам. Ты своё дело сделал.

Обух через окно увидел, как окружают дом. Часть людей была в форме, часть в штатском. Действовали умело, скрывались за деревьями, за хозяйственными постройками. Эта встреча с чекистами и милицией не входила в планы Обуха. «Кто-то сдал. Свои из отряда вряд ли. Марюс! Конечно, Марюс. Змеёныш! И когда успел? У почты кому-то стуканул. Точно у почты. Ладно, я этого ублюдка и его родню достану. Сейчас надо выбираться».

Обух знал, в пустом колодце, что был в двадцати метрах от дома, начинался подземный ход, тянувшийся на соседний участок и выводивший в сарай. Нужно во что бы то ни стало пробиться через эти двадцать метров. Дальше — спасение. Он видел, что с одной стороны дом блокировали семеро. Сколько было с другой стороны, он не знал. Пускай их будет десять, двенадцать, даже пятнадцать человек. Он оглядел свой арсенал: ППШ с двумя запасными дисками, два «вальтера», целый ящик противопехотных гранат на любой вкус — советские Ф-1, РГ-42, и немецкие М-24. «Пробьёмся! Я-то им живой нужен. А они мне нет». Он перебежал в другую, противоположную комнату и осторожно выглянул в окно. Никого. Похоже, спрятались за углами дома. В этот момент он услышал громкий и требовательный голос от двери со стороны фасада:

— Гражданин Костинавичюс! Говорит капитан госбезопасности Урбанавичюс. Дом окружён. Открывайте дверь. Оружие выбрасывайте на землю. Руки за голову. Выходим тихо и спокойно. Без фокусов.

— Сейчас! — ответил Обух, открутил металлический колпачок-предохранитель на длинной рукоятке немецкой гранаты, резко дёрнул шнур и стал отсчитывать пять секунд. — Лови, красный выродок!

Взрывом вырвало дверь и унесло её метров на десять. В проём двери Обух метнул две «лимонки».

Веригин с группой оперативников незаметно подобрался к запасной двери.

— Ширин, — приказал Веригин, — я кидаю в окно гранату и прыгаю в дом. Ты входишь с ребятами через дверь, и прикрываете меня.

Побелевший от страха старший лейтенант Ширин сидел на корточках. Его дрожавшие руки с трудом удерживали автомат.

— А чего я-то? — прошептал он. — Я ещё пожить хочу. Чего я-то?

Капитан на минуту потерял дар речи. На фронте он насмотрелся всякой дряни. Но чтобы вот так, чтобы офицер госбезопасности трусил и нагло отказывался выполнять приказ и свой долг, подставляя