Спящая в огне - Карина де Сантис

она что-то знает и уже давно спрятала пергамент. Я бы так и сделала.

Этна заметно успокоилась, получив подтверждение веры. Это утешало, хоть и не давало ответов на все вопросы, которых стало еще больше. Почему Калисто солгала, если знает что-то? Нужно проверить, куда делся пергамент, возможно, бывшая наставница и правда его забрала вчера. Этна не могла знать этого наверняка — слишком странно ощущала себя вчерашним вечером.

Проводив горных воителей до порога, Этна попросила их не уходить и подождать ее на улице, а сама быстро направилась в читальню. Сейчас она пустовала, что было хорошо. Вот только возле подсвечника ничего не лежало, хотя молодая целительница надеялась, что возле входа, на небольшом стеллаже, будет лежать свернутый в трубочку пергамент. Она не помнила, куда Калисто дела его вчера, но искренне надеялась, что оставила в читальне. Даже проверила кресло, в котором сидела и другие стеллажи с книгами, но нигде не было и намека на свиток. Что ж, видимо бывшая наставница была умнее и осторожней, чем она предполагала.

Разочаровывавшись в отсутствии таинственного свитка, она вышла на улицу. Отсутствие Этны было очень недолгим, но за это время любопытные дети успели окружить воителей и, в отсутствие взрослых, терзали их не только вопросами. Грета в окружении еще пары детей рассматривала огромный меч, который лежал на коленях у сидящего Андерса. Своими маленькими ладошками они прикасались к острой стали и кривлялись искаженным отражениям, а воитель даже не улыбался, лишь умиротворенно наблюдал за удовлетворением чужого любопытства. А вот Гвиневра отнюдь не сидела. Стоя в стойке в окружении другой кучки маленьких северян воительница целилась из лука в ветку дерева. Отпустив тугую тетиву, ее стрела со свистом пронзила лесной воздух, попадая не в нижнюю ветку старой осины, но в ее зеленый лист, пронзая тот насквозь и срывая с ветки, останавливая свой полет столкновением со стволом другого дерева. Пораженные дети радостно и удивленно закричали, и наперегонки ринулись к стреле.

Хоть воители и не улыбались, но вот Этна не смогла не сдержать легкой улыбки. Детское любопытство всегда казалось каким-то необыкновенным и волшебным. Дети воспринимают мир иначе, через другую призму. Пусть тебе десять лет, но вид острого меча и пронзающей лист стрелы будет вызывать восторг также, как первый снег.

— Вы нравитесь детям, — проговорила она, подходя ближе к горным людям, сама с любопытством рассматривая их оружие, но сдерживая себя, чтобы не прикоснуться к блестящей стали меча.

— Скорее им нравится наше оружие, — заметила Гвиневра, убирая лук за спину и наблюдая за тем, как дети пытались вырвать стрелу из ствола дерева. Древко поддаваться не хотело, поэтому воительница пошла на помощь детям, без особого труда вынимая стрелу из коры и вручая детям лишь проткнутый листик осины, а вот стрелу пряча в свой колчан. Маленькие северяне были не слишком довольны тем, что им не дали трофей, но воинственный взгляд Гвиневры убедил их в том, что стрелы детям не игрушка.

— Не удивительно, они ведь никогда не видели ничего подобного вживую.

— Как и ты, однако твое любопытство сдержано, — заметил Андерс, поднимаясь на ноги вместе с мечом, заставляя детей расступиться. — Держи.

— Что?

Этна опешила, таращась на воителя и его протянутый меч. Но под твердым взглядом приняла его. Меч был тяжелым, и рука целительницы невольно начала опускаться к земле под непривычным весом тяжести. Однако она не могла не отметить, что сталь была приятная на ощупь (насколько это вообще было ощутимо сквозь перчатку) и имела гладкую структуру. Кузнец явно постарался на славу, делая ничем не примечательный меч, который казался ей необыкновенным.

— Тяжелый, — Этна попыталась поднять руку и у нее это даже немного получилось, однако, боясь задеть кого-нибудь мечом, она опустила руку, перехватывая острие второй ладонью, чтобы получше и поближе рассмотреть опасное оружие. Ей с трудом удавалось представить, как такой вещью можно размахивать и убивать, или носить ее на бедре. Он же ужасно тяжелый!

— Это потому, что ты впервые держишь его и не тренировалась ни разу. Для меня его вес не ощутим, — проговорил воитель, забирая свой меч у целительницы и убирая его со звоном в ножны. Кажется, он выглядел довольным, что смог произвести впечатление на северянку, но наверняка этого утверждать было нельзя.

— А почему у тебя меч, а у Гвиневры лук и стрелы? — Этна перевела глаза на воительницу, гадая, тяжело ли ее оружие также, как меч Андерса.

— Каждый воитель может сам выбрать тот вид оружия, какое будет ему по душе. Мне больше нравится стрельба из лука, но мечом я владею не хуже, — отозвалась воительница, поправляя висящий на плече колчан. — Но по правилам, в независимости от предпочтений, мы всегда должны ходить с оружием, чтобы всегда была возможность защитить того, кто слабее. Думаю, это просто пережиток прошлого, но правила есть правила.

— А расскажите еще про ваше оружие, — попросила Грета, чуть задирая голову и переводя глаза, полные надежды, с одного воителя на другую воительницу.

— Нам пора идти, — мягко покачал головой Андерс.

— К тому же, мы не спрашиваем у тебя про целебные травы, — проговорила Гвиневра, чем вызвала проблеск надежды у Греты.

— А вы спросите! Я уже кое-что знаю!

— Нет. Мы воители и наше дело — защищать. Вы целители и ваше дело — исцелять. Нельзя путать между собой разную работу.

Грета печально вздохнула, но согласно кивнула головой. Этна мягко улыбнулась расстроенной девочке, потрепав ее по волосам.

Попрощавшись с воителями, молодая целительница не стала их провожать, но осталась наблюдать за тем, как они оба исчезают меж густых деревьев, топая так, будто два неуклюжих барсука.

Глава 9

— Разве тебе не страшно? — девушка, чьи волосы похожи на смоль, сидела на огромной и ужасно мягкой, похожей на зефир, кровати с нежно-персиковым балдахином наверху. Перед туалетным столиком с огромным круглым зеркалом, заключенным в позолоченную раму, сидела женщина с такими же темными вьющимися волосами. Позади нее стояла камеристка, приводя волосы королевы в порядок и собирая их в изящную, но строгую прическу. Только из-за занимаемой ею должности, мать и дочь вели этот личный разговор.

— Дорогая, я достаточно боялась в этой жизни. И моего главного страха больше не существует — он сгорел, — проговорила мать, ловя в отражении зеркала взгляд дочери, которая через десять лун, наравне со своими нареченными сестрами, займет законный трон. Боялась ли она? Разве что немного. Но, как и сказала сама королева, ее главного страха больше не существовало. Хорошо, что она не знала