Джума - Гарри Зурабян

Артемьев вскочил, глядя на Иволгина глазами, полными слез. Суетливо наполнил рюмки. Они чокнулись и залпом выпили до дна.

Майор весело подмигнул:

- Не дрейфь, медицина, прорвемся! - и направился к выходу.

Уже на пороге его вдруг окликнул Артемьев:

- Петр Андреевич...

Иволгин обернулся. За столом стоял осунувшийся, сгорбленный, седой старик, неловко теребивший в дрожащих руках очки. Петр Андреевич увидел в его глазах невысказанный вопрос и мольбу. И все понял.

- Григорий Степанович, я дал слово офицера! А вы мне не верите. Майор лукаво прищурился: - Не посмотрю, ведь, на ваш возраст, а ну, как на дуэль вызову? Оскорбление, знаете ли, милостивый государь!

- Простите, ради Бога, Петр Андреевич, - смутился нейрохирург и замахал руками: - Верю, конечно! Вам верю.

В отделении Иволгин разыскал Алексея. Они отошли к окну, выбрав место, где их никто не смог бы услышать. Майор наклонился к Добровольскому и постарался говорить тише:

- Леша, сейчас найдешь Приходько, покрутимся для приличия минут двадцать и смываемся. Есть новости.

Капитан как-то странно посмотрел на друга.

- Что опять стряслось? - нахмурился Петр Андреевич.

- Даже не знаю, как и сказать, товарищ майор... Значит, под пули бандитские - так с Лешей, а как... - и он выразительно принюхался.

Иволгин рассмеялся и примирительно заметил:

- Капитан Добровольский, вы свою порцию получите вечером. - Ты лучше вот что скажи: у тебя, помнится, кто-то из родни в Центральном архиве Минобороны работал, так?

Алексей сделал ужасное лицо:

- Все-таки шпиен, Андреич?!

- Да тише, ты! - приструнил его Иволгин. - Раздухарился... Ржем, как кони, будто рады, что парня похитили. - Он воровато оглянулся и продолжал: - Надо на одного человека личное дело поднять.

- На Артемьева?

- Нет, на его отца. Ты говорил, он генерал-майором был?

Алексей с сомнением покачал головой:

- Боюсь, не получится. Папа нашего нейрохирурга - персона серьезная была и загадочная. Во всяком случае, ни в городе, ни в области ничего на него найти не удалось. Установили только, что умер он в чине генерал-майора, но в военкоматах на него - ноль. На запрос потребовали специальную форму допуска, причем такую, о которой я лично вообще первый раз в жизни услышал.

- Надо в Москву ехать, Леша.

- С пустыми руками? - он кисло ухмыльнулся.

- А Семеныч на что со своей артелью? Да они нам по гроб жизни обязаны! И потом, объясним, что для дела нужно. Свои мужики, помогут. Они добро помнят. Если б не мы, зеки бы их тогда, в восемьдесят шестом, из тайги живыми не выпустили.

- Соболей бы... - мечтательно произнес Добровольский.

- Щас! - рыкнул Петр Андреевич. - Утрется твоя Москва без соболей. Еще скажи: шкуру тигра уссурийского! И так соберем торбы - рыба, орехи кедровые, ну и, по мелочи что-нибудь...

- Золотишка, например, - ввернул, весело скалясь, Алексей, но, увидев внимательно наблюдавшего за ними Стрельцова, тут же принял озабоченный, хмурый вид . Впрочем, не удержался и шепотом заговорщика добавил: Андреич, за нами "хвост".

- Да вижу. Пойдем, а то они решат, что это и, правда, мы парня скоммуниздили...

Когда сотрудники милиции и госбезопасности, опросив персонал и больных, составив протоколы, покинули стационар, Артемьев поднялся на четвертый этаж в отделение диагностики и прошел в рентген-кабинет.

Подойдя к столу, за которым сидел рослый, плечистый, молодой парень, молча положил перед ним листок бумаги, выразительно посмотрев на открытую дверь лаборантской, где в это время мыла полы санитарка. Тот быстро прочитал, поднял голову, радостно кивнул и показал большой палец. Глаза его озорно и весело блеснули.

- А, Георгий Степанович, - проговорил парень с сочувствием в голосе. Ну и помучили нас сегодня. Как вы себя чувствуете?

- Нормально, Виктор Викторович, - устало откликнулся тот. - Слава Богу, кажется все позади. И, знаете, что он не делает - все к лучшему. Эти

их посты и охрана сильно нервировали больных. Теперь, надеюсь, поспокойнее будет. А, вы-то, как?

- Переволновался, конечно, но это не смертельно. Поверьте мне, обойдется.

- Дай-то Бог, - вздохнул Артемьев. - Жалко парня, где-то он сейчас? Ему же уход соответствующий нужен. Ума не приложу, кому это могло понабодиться?

Заметив готового вот-вот рассмеяться рентгенолога, предостерегающе поднял палец. Тот кивнул и тяжело вздохнул:

- И не говорите, Георгий Степанович! Какое время жуткое настало...

Они еще минут десять обсуждали исчезновение "важного пациента". Прощаясь, Артемьев с чувством пожал рентгенологу руку:

- Виктор Викторович, я отныне ваш должник. Спасибо, что поддержали старика и защищали, как могли. В любое время милости прошу ко мне в гости. Буду рад представить вас своей семье... особенно внуку. - Георгий Степанович хитро подмигнул.

- Спасибо, обязательно зайду, возможно, и сегодня, - Виктор Викторович буквально давился от смеха.

На этой оптимистической ноте они и расстались...

Вечером, после работы, не находя себе места, Георгий Степанович взволнованно ходил по квартире, временами останавливаясь и прислушиваясь к шагам на лестнице. И когда в дверь настойчиво позвонили, опрометью кинулся в прихожую. Долго, от волнения, не мог открыть замок. Наконец, распахнул дверь и буквально упал в изнеможении в объятья внука - молодого крепыша, с добродушным лицом, на котором удалью сверкали зеленые глаза.

- Илья! - воскликнул Артемьев и вдруг, обхватив того за плечи, расплакался.

- Дед! - внук бережно отстранил старика. - Ну что, ты, в самом деле! Успокойся, все хорошо. Ну же... дед...

Илья разделся и они прошли в комнату, сели на старинный, кожаный диван.

- Я тебе сейчас чайку поставлю, - подхватился Артемьев. - Замерз, наверное.

- Да успокойся, - силой усадил его рядом Илья. Взяв в свои ладони старческие дедовы руки, легонько сжал, глядя тому в глаза с нежностью и любовью. - Довезли, все нормально. Ты не поверишь, Ерофей... сбрил бороду и усы! Помолодел лет на тридцать. Тетя Аня над ним всю дорогу потешалась. Чего это, ты, говорит, омолодиться надумал? Небось, по девкам собрался, греховодник старый? Пора, мол, остепениться, скоро отцом семейства станешь.

Георгий Степанович, подслеповато щурясь, с улыбкой кивал, внимательно слушая внука. И, глядя на его счастливое лицо, Илья почувствовал пронзительную, острую жалость к этому доброму,

великодушному, прекрасному старику. Он с ужасом представил, что когда-нибудь деда не станет и тогда... Тогда вместе с ним из жизни Ильи

уйдет что-то необыкновенно светлое и чистое, как-будто острым ножом, по живому, вырежут часть души.

- Илюшенька, а он, он-то как? - взволнованно продолжал расспросы Георгий Степанович. - Ерофей все, что я написал, выполнил?

- И то, что ты написал, сделал, и сам его сходу в оборот взял. Пока тетя Аня обед готовила, он над ним уже поколдовать успел. Трав намешал, отваров всяких, мазей каких-то. По цвету и запаху - гадость страшная и воню- ю- ючая! - засмеялся Илья. - Дед, честно тебе скажу: если Ерофей будет ими парня лечить, он выздоровеет! От такой "медицины" мертвый на ноги встанет и... убежит!

- Хорошо, хорошо, Илюшенька. Бог ты мой, как я рад! Как рад, ты и представить не можешь! Пусть он отдохнет денька четыре, а потом мы его на Оленгуй переправим. Ерофей говорил, святые там места, заговоренные иноками и старцами.

- Ну-у, дед, я смотрю, Ерофей тебя совсем в свою веру обратил, улыбнулся внук.

- В несчастье, Илюшенька, за любую соломинку хватаешься. А уж Бог испокон века на Сятой Руси - не соломинкой был, а - слегой. Он только и спасал ее из трясины.

- Ну, а ты как? Виктор? - спросил Илья.

- Да, - махнул рукой Георгий Степанович. - Как? Думали - не открестимся! Понабежали: и из милиции, и эти... в штатском, всю больницу с ног на голову поставили. Если бы не Витя твой, уж и не знаю. Он так защищал персонал, такую речь толкнул - у Марка Семеновича, главврача, очки вместе с глазами на лоб вылезли... - Артемьев вдруг запнулся и поднял на внука виноватые, страдальческие глаза. - Илюша...

- Что, дед? - встревожился тот не на шутку.

- Даже не знаю, как и сказать... Помнишь, я тебе про Иволгина говорил?

- Из угрозыска?

- Да, - кивнул Георгий Степанович, обреченно вздохнув. - Илюша, знает он, что это моя инициатива.

- И что?! - выдохнул внук с ужасом.

- Сказал я ему, почему решил парня из больницы выкрасть.

- Ну, что ж, ты, так, дед! - в отчаянии воскликнул Илья. - И что теперь?

- Илюша, он слово офицера дал, что не выдаст. И, знаешь, поверил я ему. Он ведь не спрашивал, что и как: кто помогал и куда увезли. А напоследок, мы даже выпили с ним - за то, чтобы парень этот выдюжил.

- Странно, - удивился Илья. - Темнит, наверное.

- Нет, Илюша, - покачал головой Георгий Степанович. - Чувствую я, хороший он человек. Не из тех, кто ради места доходного и чинов по головам идти будет. Среда у них, конечно, с гнильцой, но и там есть офицеры, для которых слово чести - не пустой звук.