Семь невест. Дарованная нежность - Лира Алая

неравномерно, и даже немного замерзла. Благо, замок был близко.

— Покажи мне свои камни тепла и плащ, возможно, они где-то нарушилось магическое плетение. Ты не должна чувствовать холод, когда их используешь. — Зенон тут же забеспокоился.

Я опять забыла, что Найруфер — магический мир, потому придумала такое глупое оправдание. Но какие-то другие варианты мне попросту не пришли в голову. А сказать правду? Как? Зенон, извини, мой милый, я случайно подарила твой драгоценный подарок маленькому засранцу, и теперь этот засранец не хочет отдать мне плащ? Спасибо, я лучше буду врать, и пусть моя совесть потом загрызет меня до смерти!

— Зенон.

— Что? — Мне показалось, или он действительно нервничает?

— Ты чай льешь на стол, еще немного — и зальешь документы.

— Э? А! Метаморфьи п… паруса.

— Паруса?

— Не обращай внимания. Я хотел сказать другое слово, но вовремя спохватился, — обезоруживающе улыбнулся Зенон. — Давай тогда я проверю твои амулеты, а потом я свожу тебя в новый зимний сад? В этот раз наши маги постарались, говорят, они заморозили дожди и заставили его парить.

Посмотрите амулеты, да? И плащ проверит, которого у меня нет. Пусть боженька простит мне эту полуложь-полуправду! Я встала и подошла поближе, с удовольствием обнимая Зенона за талию.

— Я просто хочу побыть с тобой наедине, можно? Давай никуда не пойдем сегодня?

Я потянулась за поцелуем и тут же его получила. Проверила чужие ощущения — Зенон был доволен, безмерно доволен, аж лучился этим самым довольством до такой степени, что походил на урчащего кота. Большого-большого урчащего кота, который наелся сметаны. Собственно, это было неудивительно. Как я успела заметить, Зенон всегда был в восторге, когда я проявляла инициативу. А в силу своего скромного характера и воспитания я это делала редко, хотя и не раз убеждалась, что Зенону это нравится.

Что же, мы и впрямь слишком мало бывали в последнее время наедине. Зенон из-за бала, я из-за той кучи свитков, которые пришлось штудировать. И пусть всему виной потерянный плащ, но я искренне рада была провести в объятиях Зенона подальше от чужих глаз все свое свободное время. А посмотреть над зимний сад и прочие чудеса метаморфов можно и как-нибудь попозже.

Такие мысли бродили у меня в голове, пока я снова не ощутила губы Зенона на своих. Нежные, ласковые и настойчивые. Хотелось, чтобы прикосновение длилось так долго, пока не подкосятся ноги и не закружится голова. Что ж, пусть Зенон и не обладал даром эмпатии, но, кажется, мысли он читать умел….

Глава 48

— Элейн, скажи мне, что случилось?

Вопреки обыкновению мы с Зеноном сидели в моей комнате, а не в его кабинете. Не потому, что тут удобнее: стол пришлось докупать в срочном порядке, а кресла, в которых можно было бы долго просидеть без стопроцентной вероятности заработать радикулит, мы перенесли из кабинета Райне (разумеется, с его разрешения). Но зато здесь никто не искал Зенона. Как бы Зенон не хвастался своей командой, что они справляются и без него, но перед балом его задергали. До такой степени, что каждые минут пять раздавался стук в кабинет, и срочно требовалось решать какую-то проблему, а поговорить наедине не было никакой возможности. Потом Зенон пожаловался, что он теперь даже в своих покоях спрятаться не может:

— Представляешь? Девятый сон видел. А они пришли спрашивать, можно ли дать разрешение леди Эргис привезти на бал своих собак.

— А это проблема? Животные на балу?

— Если их не больше десятка, то никакой. Но у леди Эргис питомник и больше пяти сотен собак.

И такое происходило постоянно! А вот в моих комнатах, к счастью, Зенона никто не искал. То ли еще не догадались, то ли не смели беспокоить леди. Поэтому сегодня мы и могли поговорить.

— А что случилось? — спросила я, стараясь принять максимально невинный и непонимающий вид.

Случилось то, что я уже четырежды отказалась от прогулок вместе с Зеноном, предпочитая проводить время в замке. Мой чудесный, мой шикарный плащ все еще оставался у мелкого засранца. Возможно, оставался. А мог быть и уничтожен, порван на кусочки: Райне, задушив свою совесть и гордость, обыскал комнату Ринера и ничего не нашел, что не внушало оптимизма. Я пришла в ужас, а Райне, подняв на уши всех знакомых, искал точно такой же плащ из редкой ткани и редкого фасона. Ткань нашел, ее должны были скоро доставить. А вот того, кто возьмется за магическую обработку, пока нет.

Но не могла же я сказать об этом прямо Зенону? Тем более, вопрос был решаемым, просто не нужно было время. Конечно, волновать Зенона было стыдно, но признаться в том, как ужасно я поступила с его подарком — еще хуже.

Зенон вздохнул. Он вообще в последнее время слишком часто вздыхал, единственное — не выглядел слишком усталым, потому что я подключилась к работе по полной. К балу я была практически готова, единственное, что осталось — это выбрать подходящий платья. Да, именно платья, во множественном числе. Этикет предписывал менять наряд ежедневно, причем каждое платье должно было соответствовать по цвету и ткани. Я, как последняя хитрюга, предложила Зенону бартер: я помогаю ему с работой, а он мне — с платьями. Зенон посмеялся, а потом сообщил, что, оказывается, уже заказал мастера по пошиву, который придет и подберет все сам. Но от помощи не отказался.

Зенон подошел ко мне, опустившись на корточки, взял мои ладони и поцеловал тыльную сторону.

— Элейн, если тебя кто-то обижает, пожалуйста, прошу тебя, не молчи. Я со всеми разберусь.

— Со всеми или со всем? Никто меня не обижает, честное слово! — Я попыталась высвободить свою ладонь, но Зенон держал слишком крепко.

Ну, не считать же, что я сама себя обидела своим длинным языком? Тут, по-честному, даже Ринера не получалось до конца обвинить.

— Как захочешь, только не скрывай важные вещи, хорошо? — Такой нежный голос, такие теплые чувства!

— Я не скрываю.

— Скрываешь. Ты всегда отводишь глаза, когда пытаешься что-то скрыть. А еще у тебя ладони холодеют. Вот и что мне прикажешь делать, а? — Зенон держал мои руки, время от времени, нежно прикасаясь губами.

Это было как-то слишком для моего сердечка. Оно точно к такому не готово!

— М-м-м, — ответила я невнятно.

— Что же, не могу же я