Табакерка императора - Джон Карр

Ева улыбнулась ему.

– А разве он что-то испортил? – спросила она. – Мосье Горон уверяет меня, что вы исполнили все, что обещали и что я… словом, что мне почти нечего бояться.

– Боюсь, что рано пташечка запела, мадам, – сверкнул глазами следователь.

– Пташечка, – сказал Дермот, – запела как раз вовремя.

Когда погас луч маяка, Ева была уже так спокойна, будто происходящее ее и не касается. Опускаясь в предложенное мосье Гороном кресло, она учтиво кивнула Елене, Дженис и дяде Бену. Она улыбнулась Тоби. Затем она обратилась к Дермоту.

– Я не сомневалась в вас, – сказала она. – Даже когда дела пошли совсем плохо, когда они стучали кулаками по столу и орали «Assassin, confess» [11]. – Тут она невольно засмеялась. – Я знала, что вы неспроста просили меня говорить то, что я говорила. И даже тогда я не то чтобы усомнилась в вас… Но, господи, натерпелась же я страху!

– Да, – сказал Дермот. – То-то и беда.

– Беда?

– Оттого-то и вышла вся эта дичь. Вы доверяете людям. Они это знают. И этим пользуются. Мне-то вы можете доверять; но это к делу не относится. – Дермот оглянулся. – Теперь я сам веду допрос с пристрастием. Вряд ли он будет приятен для ваших ушей. Итак, продолжим?

Глава 18

Кто-то скрипнул ножкой стула по линолеуму.

– Да, продолжайте, – буркнул мосье Вотур.

– Я дал беглый обзор событий в день убийства. Их значение трудно переоценить. К ним приходится возвращаться снова и снова. Я дошел до того, как ваша компания, – Дермот глянул на Тоби, – вернулась из театра в одиннадцать часов. Вы оставили свою невесту у ее порога и присоединились к своим. Ну а потом?

Дженис Лоуз подняла на него озадаченный взгляд.

– Папа спустился, – ответила она, – и показал нам табакерку.

– Так. Мосье Горон мне вчера сказал, – продолжал Дермот, – что полиция наутро после убийства забрала осколки, и после недели упорных трудов их удалось склеить.

Тоби выпрямился на стуле, откашлялся, и лицо его просияло надеждой.

– Склеить? – эхом повторил он.

– Она теперь немногого стоит, мосье Лоуз, – предупредил префект полиции.

По знаку Дермота следователь опять выдвинул ящик стола. Осторожно, словно опасаясь, что он рассыплется или растает у него в руках, мосье Вотур протянул Дермоту какой-то мелкий предмет.

Сэр Морис Лоуз тут бы не обрадовался. Упав на императорскую табакерку, луч маяка погрузился в глубины розового агата, сверкнул крошечными бриллиантиками цифр и стрелок и заиграл золотом корпуса и мнимого шпенька. И тем не менее все вместе выглядело тусклым и (если можно так выразиться) липким, будто табакерку в чем-то выпачкали. Дермот показал табакерку Лоузам.

– Ее склеили рыбьим клеем, – пояснил он. – На такой работе и ослепнуть недолго. Теперь она не открывается. Но вы ведь видели ее, когда она была новая.

– Да! – ответил Тоби, ударив себя кулаком по коленке. – Мы видели ее, когда она была новая. А что?

Дермот отдал табакерку мосье Вотуру.

– Вскоре после одиннадцати сэр Морис Лоуз поднялся к себе в кабинет. Его задело, что новое приобретение не встретило у членов его семьи особого восторга. Остальные – так я полагаю? – отправились спать. Но вам, мистер Лоуз, не спалось. В час ночи вы встали, спустились в гостиную и позвонили Еве Нил.

Тоби, кивая в знак согласия, украдкой бросил взгляд на Еву – очень странный взгляд: как будто Тоби во что бы то ни стало хотелось что-то ей сказать, но он мучился и не решался.

Тоби теребил усики, а Ева смотрела прямо перед собой. Дермот поймал этот взгляд Тоби.

– Вы несколько минут говорили с ней по телефону. О чем вы говорили?

– А?

– Я спрашиваю, о чем вы говорили?

Тоби оторвал взгляд от Евы.

– Да разве упомнишь? Погодите-ка, да, вспомнил, – он вытер рот рукой. – Мы говорили о пьесе, которую смотрели в тот вечер.

Ева легонько улыбнулась.

– Пьеса была о проституции, – вставила она. – Тоби боялся, как бы она меня не шокировала. Эта тема тогда, очевидно, не давала ему покоя.

– Послушай-ка, – Тоби дернулся на стуле, стараясь овладеть собой. – Когда мы еще только обручились, я сам тебе сказал, что я тебя не стою, – помнишь? Так неужели же ты можешь обижаться на то, что я наговорил вчера совершенно вне себя, не подумавши?

Ева не ответила.

– Вернемся к телефонному разговору, – предложил Дермот. – Вы говорили о пьесе. А еще о чем?

– Господи, да разве это важно?

– И даже очень.

– Ну… я что-то сказал про пикник; у нас на другой день намечался пикник; только он, конечно, не состоялся. Ага, и еще я упомянул, что у папы в коллекции новая побрякушка.

– Но вы не сказали, какая именно?

– Нет.

Дермот смерил его внимательным взглядом.

– Дальше я только пересказываю то, что сообщил мне мосье Горон. После телефонного разговора вы поднялись к себе и легли. Было пять минут второго. Поднявшись наверх, вы поняли, что ваш отец еще не лег, потому что заметили полоску света у него под дверью. И вы не стали ему мешать. Правильно?

– Правильно!

– Думаю, что сэр Морис не имел обыкновения засиживаться так поздно?

Елена откашлялась и ответила вместо Тоби.

– Нет. По-нашему «поздно» – это не то, что у некоторых. Морис обычно в двенадцать был уже в постели.

Дермот кивнул.

– А вы, леди Лоуз, в четверть второго тоже встали. Вы пошли в кабинет к мужу напомнить ему, что давно пора спать, и попутно попенять ему за покупку табакерки. Вы, не постучавшись, открыли дверь. Верхний свет был выключен, горела только настольная лампа. Вы увидели мужа, сидевшего к вам спиной. Но, будучи близорукой, вы не заметили ничего странного, пока не подошли и не увидели кровь.

На глазах у Елены выступили слезы.

– Неужели это необходимо? – спросила она.

– Необходимо еще кое-что уточнить, – сказал ей Дермот. – Мы можем обойти молчанием трагедию. Но факты нельзя обойти.

Послали за полицией. Мисс Лоуз и мистер Лоуз пытались перейти через дорогу и вызвать миссис Нил. Их задержал полицейский, сказав, что надо подождать комиссара.

Что же происходило тем временем? Обратимся к несравненной Ивете Латур. Ивета (по собственным ее показаниям) проснулась, когда прибыла полиция и поднялся переполох. Ивета выходит из комнаты. Вот тут-то и самый гвоздь показаний; тут уж дело пахнет гильотиной. Ивета видит мадам Нил, возвращающуюся домой после убийства. Ивета видит, как она открывает ключом входную дверь, крадется наверх в перепачканном халатике, а затем в ванной смывает с себя кровь. Время – около половины второго.

Следователь резко поднял руку.

– Минутку, – буркнул он, встав и обходя стол. – При всех ваших новых данных я не понимаю, к чему это ведет.

– Не понимаете?

– Нет! По собственному признанию мадам Нил, она именно это и делала!

– Да. В половине второго, – уточнил Дермот.

– При чем тут половина второго? Объясните, что вы имеете в виду, доктор Кинрос!

– С удовольствием. – Дермот стоял возле стола. Он поднял склеенную табакерку и положил обратно. Потом подошел к Тоби и посмотрел на него с нескрываемым любопытством.

– Вы не хотели бы что-нибудь изменить в своих показаниях? – спросил он. – Подумайте.

Тоби, моргая, смотрел на него.

– Я? Нет.

– Нет? – переспросил Дермот. – Вы не желаете признаться, что нагородили горы вранья? Не желаете, хоть этим могли бы спасти любимую, как вы уверяете, женщину?

В другом конце комнаты тихонько хихикнул мосье Гороя. Следователь укоризненным взглядом призвал его к порядку; сам же следователь обошел стол мелкими грозными шажками, подошел к Тоби и принялся его разглядывать с близкого расстояния.

– Итак, мосье? – произнес мосье Вотур.

Тоби вскочил, отшвырнув стул с такой силой, что тот повалился на бок.

– Горы вранья? – пролепетал он.

– Поговорив по телефону с миссис Нил, – сказал Дермот, – вы якобы поднялись наверх и, проходя мимо кабинета вашего отца, увидели свет под дверью.

Тут вмешался мосье Горон.

– Вчера мы с доктором Кинросом поднялись в кабинет, – объяснил префект своим слушателям, – посмотрев на дверь, доктор удивился. Тогда я не понял почему. Знаете, как-то пропускаешь такие мелочи. Но теперь я понимаю. Эта дверь – вы ведь ее помните? – очень тяжелая и так плотно пригнана, что с трудом идет по ворсу ковра.

Он умолк. Движением руки – вперед и обратно – он показал, как открывается дверь.

– Заметить под ней свет никоим образом невозможно. – И после паузы мосье Горон добавил: – Но это не единственная ложь, допущенная мосье Лоузом.

– Да, – подтвердил следователь. – По-видимому, нелишне вспомнить и о двух ожерельях?

Дермота Кинроса в отличие от них не веселило щелканье захлопнувшегося капкана. Загнав человека в угол, он не испытывал радости. Но в ответ на вопросительный взгляд Евы он кивнул.

– Значит, в коричневых перчатках… – почти крикнула Ева.

– Да, – сказал Дермот. – В них был ваш жених, Тоби Лоуз.