Кафка на пляже - Харуки Мураками

Джонни Уокер слегка наклонил голову и сказал:

– Ну ты даешь. Ладно. Пусть будет так, если тебе так понятнее. Так или эдак. Все равно. Как хочешь.

И опять Наката ничего не понял. Получается то же самое, что с Кавамурой.

– И иностранец, и не иностранец? Разве так бывает?

– Бывает.

Наката решил дальше в этот вопрос не углубляться и спросил:

– Значит, вы приказали этой собаке привести Накату?

– Точно, – бросил Джонни Уокер.

– То есть… у вас к Накате какое-то дело?

– Да? Скорее это у тебя ко мне дело, – сказал Джонни Уокер и снова глотнул виски. – Насколько я понимаю, ты уже несколько дней торчишь на пустыре. Ждешь меня.

– Вот-вот. Наката совсем забыл. У Накаты с головой плохо, поэтому он сразу все забывает. Вы абсолютно правы. Наката хотел у вас про кошку спросить. Вот и ждал.

Джонни Уокер хлестнул черным стеком по голенищу сапога. Ударил несильно, но щелчок получился громкий, на всю комнату. Пес шевельнул ушами.

– Стемнело, прилив скоро… Давай-ка ближе к делу, – предложил Джонни Уокер. – Ты, верно, хотел у меня про эту пеструю Кунжутку спросить?

– Да-да. Совершенно верно. Жена господина Коидзуми попросила, и Наката уже дней десять ее ищет. Вы ее не знаете, Джонни Уокер-сан?

– Очень хорошо знаю.

– А может быть, вам известно, где она сейчас?

– Известно.

Наката смотрел на Джонни Уокера, приоткрыв рот. На секунду перевел взгляд на шелковый цилиндр, потом снова уставился в лицо. Тонкие губы человека уверенно сжались.

– И где же она? Где-нибудь недалеко?

Джонни Уокер кивнул:

– Да тут, совсем рядом.

Глаза Накаты забегали по комнате. Нет, ни видно здесь никакой кошки. Есть письменный стол, есть кресло, на котором сидит этот человек, диван, на котором сидит Наката, есть два стула, торшер, столик, где пьют кофе. А кошки нет.

– Тогда можно, я ее заберу?

– Это будет зависеть от тебя.

– От Накаты?

– Конечно, от Накаты. От кого же еще. – Джонни Уокер чуть приподнял бровь. – Одно твое решение и, пожалуйста, – забирай свою Кунжутку. Вот радость-то будет для жены и дочек господина Коидзуми! Или же ты ее никогда не получишь. И тогда все расстроятся. Ты ведь не хочешь, чтобы все расстроились?

– Нет-нет. Наката никого расстраивать не хочет.

– И я тоже. Совсем не хочу. Само собой.

– Что Накате нужно делать?

Джонни Уокер повертел в руках стек и сказал:

– Я хочу тебя кое о чем попросить.

– А Наката сможет?

– Чего люди не могут, я у них не прошу. Это пустая трата времени. Согласен?

– Наверное, – ответил Наката, немного поразмыслив.

– Если так, Наката сможет сделать то, что я попрошу?

– Да, наверное, – еще подумав, согласился Наката.

– Начнем с теории: любое предположение или гипотеза нуждаются в доказательствах обратного.

– Что-что? – спросил Наката.

– Если гипотезу никто не пытается опровергнуть, какой может быть научный прогресс? – Джонни Уокер хлестко ударил стеком по голенищу. Получилось весьма угрожающе. Пес опять насторожил уши. – Никакого.

Наката молчал.

– По правде говоря, я давно ищу кого-нибудь вроде тебя. Но все как-то никто не попадался. И вот, пожалуйста: на днях вижу – ты болтаешь с каким-то котярой. Я сразу подумал: вот кто мне нужен. Потому и послал за тобой. Ты уж извини за такое приглашение.

– Ничего-ничего. Накате все равно делать нечего.

– У меня на твой счет кое-какие предположения имеются, – продолжал Джонни Уокер. – Контраргументами я тоже запасся. Это что-то вроде игры. Такая игра, для мозгов, когда сам с собой играешь. Но в любой игре должен быть победитель и побежденный. В нашем случае требуется проверить, верны мои предположения или нет. Хотя ты все равно вряд ли поймешь, о чем речь.

Наката, ничего не говоря, покачал головой из стороны в сторону.

Джонни Уокер дважды щелкнул по сапогу стеком. По этому сигналу пес тут же вскочил.

Глава 15

Осима уселся в свой «родстер», зажег фары. Нажал на газ, и по днищу машины застучали мелкие камешки. Подав назад, он развернулся в ту сторону, откуда мы приехали, и помахал мне. Я тоже поднял руку. Свет задних фонарей утонул в темноте, гул мотора стал удаляться и наконец совсем стих, растворившись в заполнившей все вокруг тишине леса.

Я вернулся в домик, закрыл на щеколду дверь, и тишина, будто специально дожидаясь этого момента, сразу навалилась на меня. Ночь оказалась прохладной – не подумаешь, что уже лето, – но возиться с печкой было поздно. «Придется в спальник залезть», – подумал я. От недосыпа голова была как в тумане, мышцы ломило после долгой дороги. Я прикрутил фитиль лампы, комната погрузилась в полумрак, и жившие в углах тени сгустились. Переодеваться не хотелось, и я забрался в мешок в чем был – в джинсах и куртке.

Закрыл глаза, надеясь быстро уснуть, но не тут-то было. Тело настойчиво требовало сна, однако сознание оставалось холодным и ясным. То и дело тишину разрывали резкие крики ночных птиц. Сквозь стены проникали и другие звуки, не такие четкие – шелест опавших листьев по земле, скрип отяжелевшей ветки, какое-то пыхтение. И все это – совсем рядом. На крыльце время от времени поскрипывали доски. Казалось, меня окружает целая армия неведомых обитателей мрака.

А вдруг на меня кто-то смотрит? Я ловил на себе чей-то взгляд, кожу пощипывало, будто жгло. Сердце, словно несмазанный механизм, работало глухими толчками. Сквозь щелки едва приоткрытых глаз, не вылезая из мешка, я обозрел тускло освещенную комнату, чтобы убедиться, что в ней никого нет. Дверь закрыта на массивную щеколду, окно занавешено. Порядок, я здесь один. И никто за мной не подглядывает.

И все-таки чувство, что за мной кто-то наблюдает, не оставляло. Вдруг стало душно. В горле пересохло, захотелось пить. Но напьешься – приспичит в туалет, а выбираться в такую ночь наружу охоты не было. Потерплю как-нибудь до утра. Скрючившись в спальном мешке, я тихонько потряс головой.

– Ну-ну! Никого здесь нет. Что ж ты? Тишины и темноты испугался. Вон съежился весь. Струсил, как мальчишка. Неужели ты в самом деле такой? – возмущенно говорит Ворона. – Вот ты себя крутым стал считать. А выходит, ничего подобного. Глаза уже на мокром месте. Сейчас заревешь. Смотри, до утра не описайся.

Насмешку Вороны я проглотил. Крепко зажмурился, застегнул до самого носа молнию спальника и выбросил из головы все мысли. В ночи повис крик совы, где-то вдалеке что-то с Шумом упало на землю, в комнате будто кто-то копошился, но глаз я не открывал. «Они меня испытывают », – думал я. То же самое, что с Осимой. Когда ему было примерно столько же, сколько мне сейчас, он жил в этом доме один несколько дней и, должно быть, так же боялся. Потому и сказал: «Одиночество разное бывает». Знал, наверное, каково мне здесь будет. Сам раньше все перечувствовал. При этой мысли Напряжение, сковавшее тело, немного спало. Тени прошлого преодолели разделявшее нас время. Можно обвести пальцем их контуры, примерить на себя. Я глубоко вздохнул и скоро уже спал как ни в чем не бывало.

Проснулся я в начале седьмого. Птичьи голоса разливались по округе, как вода из душа. Птицы деловито сновали с ветки на ветку, громко перекрикиваясь. В перекличке этой не было ничего от тех полных скрытого смысла звуков, которые я слышал ночью.

Выбравшись из мешка, я раздвинул занавеску. От ночного мрака не осталось и следа. Все вокруг сияло золотом нового, только что родившегося дня. Чиркнув спичкой, я зажег газ, вскипятил воду и выпил пакетик ромашкового чая. Достал из пакета с едой пачку крекеров, сжевал несколько штук, закусывая сыром. Почистил зубы над мойкой, умылся.

Натянув поверх куртки ветровку, вышел наружу. Лучи утреннего солнца разрезали кроны высоких деревьев и падали на пятачок перед крыльцом, образуя столбы света, в которых, напоминая новорожденных духов, клубилась утренняя дымка. Легкие с наслаждением вдыхали чистый воздух, без всяких примесей. Я присел на ступеньку крыльца – посмотреть, как порхают меж деревьев птицы, послушать их голоса. Многие летали парами, все время следя друг за другом и перекрикиваясь.

Ручей тек в лесу недалеко от хижины. На звук я сразу вышел к окруженному камнями бочажку, где вода – чистая и прозрачная – останавливала свой бег, скручиваясь в замысловатые водовороты и, чуть погодя, весело устремлялась дальше. Я зачерпнул ладонью и попробовал сладковатую прохладную влагу. Немного подержал в ней руки.

Взяв сковородку, я приготовил яичницу с ветчиной, поджарил на решетке тосты, подогрел в ковшике молоко. Перекусив, вынес на крыльцо стул и уселся, положив ноги на перила. Захотелось утром спокойно почитать. Книжек у Осимы на полках стояло несколько сотен. Художественной литературы оказалось совсем немного, в основном – всем известная классика. Больше всего было специальных книг – по философии, социологии, истории, психологии, географии, естественным наукам, экономике. Осима в школе почти не учился и решил выучиться сам, узнавая все, что ему нужно, из книг. Видно, тут он и занимался. Судя по книгам, сфера его интересов была весьма обширной, хотя четкой системы я не уловил.