Меж двух орлов - Оксана Зиентек

кто научил.***

Мирося вернулась как раз перед самыми одчепинами. Дружки затянули очередную жалостливую песню о прощании с девичьей жизнью. Под эту песню голова Марыли склонялась все ниже и ниже, пока молодая не коснулась лбом стола. Ловкие пальцы старшей свахи пробежались по девичьей косе, вкладывая между светлыми прядями монетки.

Тезка жениха, Лукаш Соколувский, всем своим видом демонстрировал, что он «уже не маленький, но чего не сделаешь ради сестры». Но раз других младших братьев у Марыли не имелось, то он расплел сестре косу, собирая монетки. Так, как не делал это для других старших сестер. У Марыли на глазах блестели слезы. Беззвучно плакала и Мирослава, понимая, что еще до зимы Лукашику придется расплетать еще одну косу, на этот раз – у самой последней из сестер.

После этого, как велел обычай, пан млодый попытался снять со своей нареченной венок. Марыля, тоже по обычаю, начала отбиваться и уворачиваться. Ей на помощь кинулись подружки. Дружки, в свою очередь, кинулись защищать молодого пана Ясновского от стайки девиц. И, хотя все прекрасно знали, чем закончится дело, шутливая потасовка на миг увлекла всех, заставив забыть о слезах.

Наконец-то Лушкаш с видом победителя поднял вверх венок из руты, Мирослава отметила, что в этот момент друг ее детства был по-настоящему красивым. Его глаза прямо-таки сияли, словно эта маленькая победа стала для него очередным шагом вперед. Впрочем, наверное, так оно и было. Любил Лукаш Марылю или не любил, но теперь у заново отстроенной Ясновки есть не только хозяин, но и хозяйка.

А еще – поддержка не только Соколувских и других сродненных с ними родов, но даже ядзвинов. Хотя об этом, конечно, вслух никто не говорил.

После того, как невестин венок был снят, Марыля уже не была панной млодой, только пани Ясновской. Теперь гости один за другим вставали из-за столов, одаривая молодых и желая им счастья и всяческих благ. После этого Лукаш с Марылей отправлялись в свои покои, а гости кто догуливал, а кто разъехался по домам. Отдыхать перед завтрашним «машкарадом». Отправились к себе и Соколувские, не желая ночевать на возах.

– Пане Януше, может, ко мне? – Радушно пригласил их старый Август.

– Спасибо, ране Августе, – отказался пан Януш, – не хочу причинять пани Августовой лишних хлопот. У вас же там и так сегодня не только пана семья, но и все дочки с зятьями. Мы тут скоренько, раз – и дома.

– Та где же «Р-раз!»?  – Искренне удивился старый шляхтич. – Полночи потратине на дорогу.

– А мы по прямой. – Весело подмигнул Соколувский старому знакомцу. – Неужто сват обидится за такую малость?

– А-а, ну да, ну да…

Дорога от Ясновки до Соколувки была Миросе хорошо знакома. Однако, на этот раз пан Януш велел пахолку ехать другой, короткой дорогой.

– Тату, это какой же? – Спросил, не удержавшись, Лукашик.

– Мимо Ятвежи. – Ответила вместо мужа пани Малгожата. – Ох, храни нас Творец!

Дорога и правда оказалась короткой. Намного короче привычной. Ехать, правда, пришлось такими куширями, что пан Януш, наверное, и сам пожалел о проявленной удали. Почти новую бричку было жалко. Малоезженная дорога оказалась не самой удобной.

– Тату,  – снова спросил Лукаш, когда семейство уже въехало на родной двор, – а почему ядзвины нам не показались? Может, они и не караулят давно уже ту дорогу, а мы все, по привычке, на объезде время теряем?

Пан Януш не ответил, только вопросительно кивнул пахолку, ожидающему, когда панове уйдут в дом и позволят ему позаботиться о лошадях.

– Караулят, пане Лукаше, – тихо ответил тот за хозяина. – Мы два дозора проехали, только, видно, не велено им нас было останавливать. Показались только.

Под веселый смех отца и Гжеся, Лукашик с досадой пнул подвернувшийся под ноги камешек. Он-то считал себя совсем взрослым. Его отец даже в каштелянский город с Гжесем отправлял, как настоящего рыцаря! А, он, оказывается, пропустил целых два ядзвинских дозора. Да ладно, не так обидно было бы, если бы тех ядзвинов не видел никто. Но ведь, судя по всему, и пан Януш, и Гжесь, и даже пахолок на козлах прекрасно их видели.

– Не тужи, Лукашику, – попытался успокоить братика Гжесь. – как проспимся после свадьбы, свожу я тебя еще раз на яздвинскую дорогу. Покажу, где поганские дозоры стояли да почему ты их не видел.

Лукашик в ответ только дернул плечом. А Зося, испуганно пискнув, вцепилась в мужа.

– Гжесю, кохане, оставьте вы этих ядзвинов  в покое! Хватит, что тата уже вся округа их пособником считает! Не хватало еще, чтобы на нас пальцами показывать начали!

Гжегош ничего не сказал. Только осторожно отцепил женины пальцы от рукава и широким шагом зашагал в дом.

– Гжесю! – Крикнула было Зося вслед, но пани Малгожата придержала ее, не давая кинутсья за мужем.

– Зосенько, детка, ну что это ты затеяла? Мужику после гулянки проповеди читать… – пани Малгожата покачала головой, показывая, насколько безнадежной кажется ей затея невестки. – Подожди, лучше, до завтра. С утречка-то, оно всяко лучше поговорить.

Когда невестка вошла в дом, пани Малгожата устало оперлась о предложенную Мирославой руку и строго сказала.

– И ты, Миросько, запомни. Сразу после гулянки мужа поучать – пустое дело. А прилюдно – еще и дурное. Только лишний повод для ссоры. Что бы там ни было, позже поговорите, на трезвую голову.

О чем бы там ни говорили Гжегош и Зося, наутро от ссоры не осталось и следа. Мирослава была этому очень рада, так как семье предстояло отбыть еще один свадебный день. И, хотя им с Лукашиком еще не положено было участвовать в машкараде, она заранее предвкушала веселье. В этот день, как известно, можно шалить и чудить, не хуже, чем на святки.

Но, главное, сегодня они еще раз увидят Марысю. Хоть и недалеко до Ясновки, но кто знает, когда в следующий раз вырваться удастся. Хорошо Гжесю, надо ему – вскочил на коня и никому не отчитываешься. Лукашику тоже неплохо: отпросился у отца или Гжеся, а потом точно так же вскочил на коня… А ей – молодой панне – со двора без родителей или братьев не велено.

Свадьбу молодого пана догуливала вся Ясновка. Между хатами шатались переодетые медведями хлопы, танцами и прочими правдами-неправдами выдуривая у поселян