Наследство. Огонь и меч - Саймон Браун

Она протянула Олио Ключ в форме треугольника с изображением сердца. Олио отошел от кровати, сжимая Ключ в руке.

Теперь Ашарна взглянула на Линана — и взгляд ее смягчился. Линан с трудом сглотнул слюну и подавил в себе желание оказаться вне поля ее зрения. Слишком редко на нем сосредоточивалось ее внимание.

— Бедный Линан, вы родились последним и получите последний Ключ. — Линан шагнул вперед и коснулся кровати. Ашарна вытянула левую руку, чтобы пожать его ладонь холодными пальцами. — Мне хотелось бы, чтобы моя рука была теплее, — произнесла она так тихо, что никто, кроме самого Линана, не расслышал этих слов. Правой рукой она передала ему оставшийся Ключ, простой золотой кружок.

Линан нервно продел голову сквозь серебряную цепь. Ключ на его груди оказался на удивление тяжелым. Ему показалось, что он ножей почувствовал прикованные к его лицу взгляды окружающих придворных. Он огляделся и убедился в том, что был прав, и только Оркид со странным выражением лица смотрел на сам Ключ. Вдоль спины Линана пробежала дрожь.

— Это Ключ Единения, — проговорила Ашарна. — С этим Ключом вы представляете благополучие и благосостояние всего королевства. Для всех наших народов вы будете представителем короны.

Королева снова откинулась на подушки, ее руки бессильно вытянулись вдоль тела. Трион, личный врач королевы, мягко отодвинул Берейму и Олио и проверил пульс и температуру Ашарны.

— У королевы не осталось других обязанностей, — угрюмо произнес он. — Сейчас ей надо заснуть. Все должны выйти отсюда.

Берейма кивнул и дал знак всем присутствовавшим удалиться.

В спальне остались члены королевской семьи, Оркид, Трион и Деджанус, а кроме них, здесь были сиделки, слуги и стражники, включая Камаля. Все они тихо стояли вдоль стен, точно зачарованные, и наблюдали за тем, как могущество переходило от умирающей владычицы к ее четверым детям.

Пришедшая на ум мысль заставила Линана нахмуриться. Могущество? Что он будет делать с Ключом Единения? Он даже не был уверен в том, что хотел им владеть.

Когда и они наконец покинули спальню королевы, Берейма отдал Камалю распоряжение поставить двух стражников возле двери, а всем остальным предложил вернуться в свои покои.

— Нам всем нужно о многом подумать, — тихо сказал он в своей обычной монотонной манере. — Гренда-Лир в течение целого поколения не видела таких перемен.

Он неуверенно взглянул на Линана и продолжал:

— Однако я уверен в том, что наша матушка знает, что делает. Ее возраст мог ослабить ее тело, но он не затронул ясности ума, и мы можем не сомневаться в этом.

— Она не сможет пережить эту ночь, ведь правда? — печально спросил Олио.

— Довольно об этом, — произнесла Арива, вложив в свои слова всю доброту, на какую только была способна, и успокаивающим жестом положила руку на плечо брата. — Такие мысли до добра не доведут.

Внезапно глаза Олио заблестели.

— Подождите! У меня же есть Ключ Исцеления…

— Я понимаю, куда направлены ваши мысли, ваше высочество, — прервал его Харнан, — однако и вам необходимо понять природу того, что сделала королева. Она сама владела Ключом Сердца, и теперь он не сможет помочь ей, раз она сама отказалась от него. Для нее смерть — не слабость, это освобождение и окончание пути.

Старик смахнул выступившие слезы и, закончив говорить, поспешил прочь.

Линан ощутил комок, подступивший к горлу, и быстро отвернулся от остальных, чтобы они не смогли увидеть его горя. Слишком мало внимания они обращали на него до сих пор — и пусть он будет проклят, если попытается разделить с ними свою скорбь. Он был смущен странными эмоциями, наполнившими его сердце. В конце концов, он по-своему любил свою мать, любил, как слуга мог бы любить добрую госпожу, однако они никогда не были по-настоящему близки.

Принесение ему в дар последнего Ключа, несколько добрых слов, обращенных к нему, остро напомнили ему о его одиноком и несчастливом детстве. «Почему только сейчас, мама, почему все это случилось так поздно?»

— Увидимся завтра, — сказал он остальным. Берейма и Арива смотрели ему вслед, вслед брату, которого прежде они вовсе не считали братом.

Линан заснул одетым, поэтому, когда Пайрем разбудил его во второй раз за это утро, его тело свела судорога, и все его движения были стесненными. Сквозь единственное окно его комнаты, расположенное высоко в восточной стене, пробивался тусклый солнечный свет.

— Какие новости, Пайрем? — спросил он, тряхнув головой, чтобы прогнать остатки сна.

— Мне очень прискорбно первым сообщать об этом вашему высочеству, но ваша матушка, королева Ашарна, скончалась.

Линан оцепенел.

— Когда?

— Несколько минут назад. Вашим братьям и сестре сейчас несут эту печальную весть. Вы все должны опять собраться возле ее ложа.

— Да, конечно. Спасибо, Пайрем.

— Могу ли я что-нибудь еще для вас сделать, ваше высочество?

Линан покачал головой. «Почему я ничего не чувствую? Что со мной не так?»

— Если мне что-нибудь понадобится, я тебя позову.

Пайрем поклонился и хотел выйти, однако Линан внезапно остановил его.

— Скажи мне, ты любил королеву?

— А как же, конечно.

— А люди ее любили?

— Те, кого я знаю, ваше высочество, — Пайрем с интересом взглянул на Линана. — И уважали, — добавил он. — Ее любили и уважали. Мы прожили в процветании и мире четверть века. Народ не мог бы и желать большего. Еще что-нибудь, ваше высочество?

Линан покачал головой, и старый слуга вышел. «Куда проще было бы оставаться одним из ее подданных», — с горечью подумал юноша.

ГЛАВА 8

Стояло золотистое утро. Солнечный свет струился сквозь окна и заливал покои Береймы. Вокруг него суетились слуги и придворные, каждый беспокоился из-за его одежд и снаряжения, всем требовалась уверенность в том, что всякая вещь находится в нужном месте, а одежда развешена в безукоризненном порядке.

Несмотря на то, что Берейма одевался для сопровождения своей родной матери в последний путь, его украшения были великолепны и вполне достойны нового короля Гренда-Лира. Вокруг него не смолкали разговоры, неумолчное жужжание людских голосов.

Сам Берейма стоял, выпрямившись, будто проглотил аршин, его руки были безвольно опущены вдоль тела. Тем временем на него накинули длинный плащ. Он закрыл глаза.

«Не сейчас, — приказал он себе. — Ты не смеешь заплакать перед этими людьми. Ты посрамишь ее память своими слезами».

Он с трудом сглотнул слюну. Что бы он ни делал, о чем бы он ни думал, все постоянно напоминало ему о его потере. Со вчерашнего утра, с момента смерти Ашарны, у него не было времени остаться наедине со своим горем. Он понимал, что в этом теперь состояла часть его обязанностей, что он должен был подготовиться к мирной и скорой коронации — однако страстно желал хотя бы на полчаса остаться одному возле белого неподвижного тела матери, позволить себе погрузиться в свои собственные чувства, не имевшие отношения к благу королевства, к величайшим нуждам подданных.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});