Общественный разлом и рождение новой социологии: двадцать лет мониторинга - Коллектив авторов

Правильнее было бы говорить не об особых слоях и группах, выразителями которых становятся соответствующие партии и избирательные блоки, движения, а о наличии общего диффузного и слабо поляризованного массива – условно говоря, некоммунистического «электората» (условно потому, что здесь нет преобладающих или даже особенно выраженных антикоммунистических убеждений). Этот массив является общим ресурсом для всех новых партий. Соответственно, различия между ними не носят радикального характера: это не противопоставление, а «акцентуация» некоторых особенностей, проявление специфики отдельных составляющих общего избирательного «котла». Еще раз подчеркнем этот вывод. В отличие от предшествующих избирательных кампаний в 1999 году у новых партий, появившихся не ранее лета прошлого года, нет собственных электоратных «ядер», поскольку нет ни идеологического, ни социального основания для сплочения единомышленников, которые могли бы обеспечить данным партиям устойчивость и определенность. Этим они отличаются как от КПРФ, так и от раннего «Демократического выбора России», но в этом же они близки «Яблоку» и блоку В. Жириновского, а отчасти и НДР, характерным образом рассыпавшемуся, как только В. Черномырдин утратил пост и место во власти.

Ускоренными темпами электорат этих новых партий увеличивался за счет притока пожилых женщин, жителей больших городов. Можно сказать, они и составили единый общий ресурс всех крупных партий, кроме ЛДПР (где преобладают более молодые мужчины, жители малых городов) и КПРФ (где пожилой, женский, малообразованный электорат жителей малых городов и сел давно утвердился и поэтому устойчиво сохраняется). Но, помимо притока, идет перераспределение электората, перегруппировка, отток от старых партий – в первую очередь от «Яблока», а чуть позже, когда началась кампания давления на блок Лужкова – Примакова, – от ОВР и, напротив, приток к «Единству» или к СПС. В последний месяц перед выборами ОВР и «Яблоко» покидали мужчины, относительно молодые избиратели, особенно люди активного возраста (25–40 лет), со средним образованием, жители малых городов. Даже в ЛДПР отмечается снижение доли мужчин, молодых избирателей и рост численности пожилых и низкообразованных. Популярность партии и ее лидера идут на спад, знаком чего и является сдвиг их социальной поддержки в самую рутинно-консервативную, инертную среду.

Политические установки описываемого массива резко, даже принципиально отличаются от политических ориентаций и представлений гражданского общества. Для «большинства» они заключаются не в выборе определенной стратегии достижения групповых или корпоративных целей, реализации соответствующих интересов, а в поддержке «начальства» при ожидании соответствующих действий или заявлений с его стороны или в ответ на них («навстречу»). И правильнее было бы говорить, что в ситуации «выборов» мы имеем дело не с конкуренцией партийных лидеров и их программ, соотносимых с теми или иными групповыми ожиданиями и запросами, а с организацией всеобщего «одобрения» (аккламации, если пользоваться старым термином М. Вебера), т. е. массовыми манифестациями солидарности со «своим» начальством.

Функциональная роль политических партий в России сводится к обеспечению массовой поддержки для проведения во власть «своего» начальства. Если у масс сохраняется (пусть даже в виде остаточных и частичных представлений) патерналистское понимание власти как инстанции, которая должна заботиться о народе, обществе, обеспечивать должный порядок, известный минимум материального благополучия, работы и т. п., то в сферах политического руководства цели ставятся гораздо более прагматические и инструментальные. Предельно откровенно это высказал С. Шойгу, номинальный лидер «Единства», на съезде движения, состоявшемся 26 февраля 2000 года, в преддверии президентских выборов: «Главной политической задачей движения («Единства». – Авт.) является поддержка на выборах кандидатуры и.о. президента России В. Путина». Поэтому большую часть этих партий, по их функциям и структуре, правильнее было бы называть государственно-мобилизационными партиями. Только в этом случае (при фактической незначимости программных моментов и, напротив, максимальной полноте значений «начальства», персонифицируемого тем или иным чиновником) начинают приобретать такую роль черные или белые «пиары», «раскрутки» и прочие кунштюки. Само собой разумеющееся массовое понимание статуса и характера предстоящих действий избираемого таким способом начальства не нуждается ни в рационализации и аргументации, ни в обосновании или специальном прояснении. Они подспудно известны, заданы самим рамочным знанием ситуации, правил поведения в ней основных участников, привычными ожиданиями «государственных мероприятий». По сути, именно этот их начальственный модус всеми доступными ей средствами круглые сутки демонстрирует официальная пропаганда и агитация, симулирующая «информационный» характер массовых телепередач. В этом плане более важным мотивом электорального поведения (а соответственно, и массовой «политической» консолидации) является «пассивное противодействие», стремление оттеснить, не допустить оппонентов.

Своего рода негативом этого негатива, но сохраняющим всю принципиальную структуру мотивации, представлений об обществе и «политической» сфере, выступают консервативно-протестные и национал-популистские партии. Они (КПРФ, РНЕ, аграрии) в нынешних условиях выступают ресурсом администрации и номенклатуры на местах (ВПК, КГБ, агропром, топливная и горнодобывающая промышленность). Они являются и механизмом силового давления на местную власть (в этом смысле они – фактор ее негативного сплочения), но и ее же запасным кадровым ресурсом при заключении всякого рода соглашений и альянсов на местных выборах, а вместе с тем способом своеобразного торга местных лидеров с номенклатурой федерального уровня, давления теперь уже на нее.

Структура негативного самоопределения избирателей на протяжении предвыборного полугодия в целом совершенно не меняется (образец этой стабильности – потенциальные избиратели КПРФ). Самоопределение по принципу «от противного» если и нарастает за полгода, то только среди самых молодых избирателей, «дебютантов». Существенно при этом, что «коммунисты» явно перестали быть фокусом негативной идентификации общества и его «большинства»: доля тех, кто не хотел бы видеть представителей КПРФ в Думе, вдвое ниже тех, кто не хотел бы видеть там, например, В. Жириновского и его единомышленников. Вообще в роли «зачумленного», от которого избиратели демонстративно и символически дистанцируются сегодня чаще всего, теперь выступает именно В. Жириновский (его приверженцев не хотят видеть в Думе от 30 до 50 % избирателей других крупнейших партий), а также сталинисты и баркашовцы. Иными словами, для все более усредненного избирателя, для «большинства» точку отсчета представляют явные маргиналы. При этом «противостояние» КПРФ в электоратах всех наиболее крупных партий на протяжении полугода более или менее заметно снижается (единственное исключение – сторонники «Единства»: видимо, они чем дальше, тем больше видят в коммунистах конкурентов за «центр» и потому считают нужным дистанцироваться от них).

Можно сказать, что в представлении подавляющего большинства избирателей символическая карта политического поля перед самыми выборами стала выглядеть так: двухфокусный «центр» (чуть левее – коммунисты, чуть правее – «Единство» и В. Путин, еще чуть правее – СПС), поодаль – бывшие претенденты на середину (ОВР), с одной стороны, и «хвост» маргиналов во главе с В. Жириновским – с другой. Функциональное место прежней КПРФ (первой половины 90-х годов и выборов президента 1996 года) по мере приближения к выборам 1999 года в сознании избирателей все в большей степени занимают большевистские и националистические радикалы – сталинский блок (Анпилова – Терехова), «Коммунисты, трудящиеся России за Советский Союз», блок Илюхина – Макашова и РНЕ, а также виртуальная фигура В. Брынцалова и его «Русская социалистическая партия». И это понятно. По мере подтягивания все более пассивных и политически неопределенных избирателей к «центру» протестная составляющая электората слабеет и остается сколько-нибудь значимой только для политических «первогодков», молодежи и несколько более ангажированных фракций больших городов, сохраняющих инерцию политической заряженности, следящих за публикациями и передачами СМК, особенно НТВ, которое еще удерживает антикоммунистическую линию.

Если же рассмотреть этот негативный потенциал партийной консолидации в зависимости от того, за кого избиратели собирались голосовать, то окажется, что структура отталкивания будет в целом той же самой (табл. 3), но акценты неприятия в разных электоратах будут несколько разными. Так, для коммунистического электората особое неприятие вызывает партия В. Жириновского (51 % летом, 50 % в декабре не хотели бы видеть депутатов ЛДПР в Думе), получившее отставку еще при Б. Ельцине номенклатурное окружение В. Черномырдина (НДР – 25 и 23 %), баркашовцы и демократы в целом (соответственно в июле и ноябре, пока ЦИК не отказал РНЕ в праве участия, – 14 и 25 %, 19 и 21 %). Для «Единства» этими антиподами выступают жириновцы (46 и 37 %), коммунисты и баркашовцы (по 22 и 30 %), сталинисты (22, 30, 21 % в разные периоды), сторонники В. Черномырдина (23, 12 и 14 %). Те же негативные составляющие, почти с той же интенсивностью отталкивания, и у избирателей СПС. При этом молодежь активнее не принимает коммунистов, а люди зрелого возраста сильнее отвергают жириновцев. Во всех случаях сила отвержения, отталкивания выше у людей ангажированных, более образованных, жителей крупных городов, россиян зрелого возраста.