Вершалинский рай - Алексей Карпюк

«Сегодня в гороховом супе выловил две порции мяса. Стоял на посту у Бельведера. Дочери президента пригласили олимпийскую чемпионку Валясевичувну тренировать их в беге. Носились по парку. Ну, сиськи же и тряслись!..»

Грянул взрыв хохота, дружного, сытого хохота довольных собой и здоровых мужчин.

В это время до вокзала донеслись восторженные крики:

— Hex жие!..

— Пану президенту ви-ват!

— Гура-а!

Наконец черное ландо вкатилось на привокзальную площадь. Уланы развернули коней и стали сдерживать бушующую толпу.

Гарнизонный оркестр грянул туш.

Энтузиазм молодежи передался и президенту. Его глаза уже блестели, по щекам разлился старческий румянец. В сопровождении старосты и мэра, приняв цветы от детей, он стал обходить дам, находя для каждой приветливое слово. Пожал руку генералу Бербецкому. Осведомился у полковника Квятковского, не слишком ли переживает панна Ванда недавний конфуз, и попросил передать дочери, что он всегда будет ее помнить. Затем, не взглянув на Румболя, зашагал в салон.

Генерал еще не знал, что в Варшаве уже лежал подписанный маршалом приказ о его отставке. (И поделом! Пусть зарубит себе на носу: зятья президента не тонут, кулаком по башке бить их нельзя, тем более обзывать дурнями!)

Как только высокий гость исчез в тамбуре правительственного салон-вагона, к поезду подкатила стальная громада французского паровоза с бело-красными флажками, скрещенными перед котлом. В вагоны начали впускать немногочисленных пассажиров — курьерские ходили полупустыми.

Вошли в вагон и «тэбэшовцы» из Гродно и Страшева.

— Дежурный по станции попался знакомый! — шепнул им на прощание Шидловский. — Он позвонил в Вильно, вас встретят там!

МНЕНИЕ МАЙСАКА О ПРЕЗИДЕНТАХ

Грибовщинцы возвращались по тому же Индурскому шоссе домой. То, что их не пустили на перрон, ни Майсака, ни Химку не волновало: они знали свое место и очень бы удивились, случись иначе.

Химка везла Лизе подарок из города — два стакана семечек, пару булок и бутылку лимонада. Она чувствовала себя так, будто, удачно продав борова на ярмарке, с мужем возвращалась домой.

— Слушай, Петрук, — осторожно поинтересовалась она, — а президент — это будто царь, правда?

— Да. Царей поскидывали и спохватились, что без головы ни черта не выходит, вот и придумали себе такую замену.

— А почему ты спрашиваешь об этом? — через некоторое время спросил возница.

Тетка испугалась:

— Ах, бо-оже, ты не подумай чего-нибудь плохого! Сама знаю, что всякая власть от бога и грешно сомневаться в ней! Но спрашиваю так просто — интересно… Будто вот с самим государем повстречалась! Скажи родному брату — не поверит!

Возница глубокомысленно помолчал.

— Ат, какие теперь цари! Вот когда-то цари были! — начал он. — Видные из себя, с коронами на голове! Скажем, Петр Первый. И топор мог на наковальне выковать, и подкову, и черенок на токарном станке выточить, и зубы людям вырывал, да еще каждое воскресенье в соборе на клиросе пел!.. А каким был ученым: знал наизусть евангелие, псалтырь, часослов, всего апостола! А этот?.. Может, и ходит по воскресеньям в Варшаве своей петь в какой-нибудь костел или часовню, но разве спое-от так?!

У дядьки Майсака удивительно соединялись элементы мужицкой практичности, энциклопедических знаний, приобретенных годами службы в церкви, с тем простодушием и наивностью, которые даются иным людям от рождения и навсегда.

Помолчав, он добавил:

— Тот, холера, и полководец еще какой был — генерал! Ого, как шведа размолотил под Полтавой! А этому дай полк один — и то не знаю, справится ли с ним! Как, Химка, думаешь?

— А кто его знает… — растерялась тетка.

С минуту слышны были только стук и цоканье подков о камни.

— Э-э, куда такой мямле даже на лошадь взобраться! Видала, как его, будто архиерея, под ручки из кареты доставали, а потом еще и цветочки преподносили! Даже гадко, тьфу!..

У Химки были свои переживания.

— Завели ему полотно подавать, я и загляделась на молодого. Во всем синем и в шапке блестящей такой… А меня пан штурхает в бок и шепчет: «Не туды глядишь!..» Я отвернулась и вижу: а длинный, а старый, и никакого золота на ём! Как Авхимюк, а костюм как у войта!..

— Ладно, Химочка, мы с тобой свое сделали, паны теперь не так должны цепляться к нам!..

В ВАГОНЕ КУРЬЕРСКОГО

1

В превосходном настроении ехали в Вильно и наши хлопцы. С жадностью молодых и здоровых людей, которым не так уже часто приходилось бывать дальше соседнего села, они ко всему приглядывались. Им еще не приходилось видеть такого обходительного кондуктора в лайковых перчатках, — проверяя билеты, он компостером щелкал осторожно, точно жалел их, и каждому пассажиру говорил: «Дзенкуе!» Паровоз на остановках трогался с места так плавно, что страшевцы этого и не замечали. А за тоненькими, в одну филенку, стенками была такая компания — страшно подумать!

Столько увидеть и пережить за один день!

— Чем это пахнет, хлопцы? — Коханович потянул носом и выглянул в коридор. — Ага, это их дети что-то едят!..

Выглянули в дверь и остальные.

По коридору бегали паныч с паненочкой, ели не то яблоки, не то помидоры и беззаботно швыряли толстую кожуру за окно. Бывало, идя за стадом, они находили эту оранжевую кожуру, сухую и сморщенную, на путях, пробовали ее на вкус и плевались — до чего же невкусной казалась им панская пища!

А на самом деле они жрут; холера их возьми, сочный и пахучий плод — даже в носу щекочет. И называется как смешно — апельсином!

— А этот их президент так себе! — поморщился Николай. — Сморчок, хоть и высокий очень! Одень деревенского деда этак, вымой его в бане да покорми пару недель, нисколько не хуже будет!

— А я глядел и думал: и про такой червивый гриб мы были вынуждены зубрить стишок! — удивлялся Крейза. — Из-за него учительница меня после уроков оставила…

Перед Вильно в вагон ворвался мальчик с кипой свежих газет в кожаной торбе и звонким голосом прокричал:

— Последние новости: президент в Гродно! Экстренный выпуск, за десять грошей!

Коханович сунул газетчику монетку:

— Ну-ка, ну-ка, что там паны шрайбуют, посмотрим!.. «Сквозь тяжелые свинцовые тучи, несколько дней висевшие над древним городом, над Неманом, внезапно пробились радостные лучи солнца. Ликовала природа! Ликовали и сердца гродненцев при мысли, что в их город приезжает пан президент. Им выпало большое счастье пережить волнующие минуты близости к Самому Достойному Человеку Второй Речи Посполитой!..»

— Ну и ловко же расписывает продажный брехун, видали мы твоего «человека»! — прокомментировал Николай, опуская целые абзацы.

— «…Но может ли быть высшее счастье, возможна ли большая награда, чем в знак любви и уважения к Маестату вложить в Достойные руки Высокочтимого Гражданина символический подарок! Чести подобной удостоены фабрикант Старопольский, помещик Обриен-Деляси…» такой-то и такой… Холера вас возьми, падлы, раздариваете друг дружке подарки!.. «Мужик из села Грибовщина, белоруссин?..» Что-о? Из Грибова?!

Николай от удивления раскрыл рот. Опешили и его друзья.

— Так вон куда они перли свое полотно! — воскликнул через минуту Ленька Цвелах.

— И не признались! — удивился его друг.

— Такая добренькая, святая, а вон куда ее занесло! — зло сверкнул глазами Николай. — Ну-у, Химочка, смиренница, пустит тебя теперь в дом братец, подожди-и!..

Когда забастовали в Студянском лесничестве лесорубы, полиция арестовала парней, а в деревню завезла штрейкбрехеров. Гродненский проходимец Судецкий тогда и прельстил Ленькину Лизу.

— Тьфу, холера, а мы еще на их возу ехали! — плевался теперь Цвелах.

— Знали бы мы, куда они едут, увидел бы президент полотно, как свое ухо! — утешал Леньку Крейза. — Ты первый сунул бы цигарку с самосадом в сувой!

2

Поезд прибыл на станцию назначения, остановился. В вагон ворвался железнодорожник в конфедератке с малиновым кантом:

— Кто здесь родичи Шидловского?

Гродненцы отозвались.

— Баста, коллеги! Шлюс!.. Ваш съезд отменили, холера ясна! Делегатов ловят!

— ?!..

— Как же! Дозволят вам паны собраться, что-то там решать! Фигу вам с маком, а не съезд!

— Что же нам делать? — растерялся Николай.

— Пока не высовывайте носа, сидите здесь! Им и в голову не придет, что вы такие нахалы — ехали в курьерском вместе в паном президентом! Когда вагоны отволокут в парк — бегом в Порубанский лес!

Хлопцы вдруг почувствовали усталость. В кармане ни гроша. Ноют натертые ноги. Бессонная ночь, еда всухомятку, скитание по городу, напряжение — сказалось все сразу. С минуту они чувствовали себя беспомощными, как дети. Грибовщина, Альяш, остальные проблемы, с которыми они ехали на съезд, — все отошло на задний план. Надо было решать, как уйти от облавы, как преодолеть двести километров обратного пути.