Стальная хватка империи - Сергей Александрович Васильев

обнаружена дозорным отрядом.

Ито мысленно поставил еще одну зарубку. Беспокойство о якобы «приведенных к молчанию» батареях было явной ошибкой.

– Но достаточно ли будет этих сил? – усомнился он. – В конце концов, у господина Макарова пять броненосцев…

– Согласно полученным от наших союзников сведениям, три из пяти броненосцев Макарова лишились половины и без того слабой средней артиллерии. Количество их шестидюймовок в бортовом залпе вдвое, а то и того меньше, чем у наших броненосцев второго класса. А их новые, но крайне неудачные германские орудия уступают нашим восьмидюймовкам, – пояснил Ямамото. – Некоторую опасность представляет только вооруженный двенадцатидюймовками «Ретвизан», но, по сообщениям разведки, его скорострельность с использованием новых снарядов удручающе низка. Адмирал Камимура имеет приказ обнаружить корабли Макарова и дать возможность броненосцам Того перехватить их.

– А почему вы уверены, что Макаров пойдет именно через Цугару?

– Потому что он распускал слухи именно об этом маршруте. Русский адмирал умен и понимает, что ни мы, ни англичане не клюнем на одну и ту же уловку дважды, а в Монтевидео ему удалось с помощью таких слухов обмануть наших уважаемых союзников. В Жемчужной гавани он повторил тот же прием (его офицеры говорили именно о Цугару), а значит, он так и сделает.

Император коротко кивнул, давая понять, что доклад моряков окончен, и выжидательно посмотрел на маршала японской армии Ивао Ояма.

– Войска божественного тэнно, – поклонившись доложил начальник Генерального штаба, – еще третьего дня подняли флаг Восходящего солнца – Кёкудзицуки – над Порт-Артуром, а сегодня, потеряв на марше всего двести семьдесят человек личного состава убитыми и ранеными, выходят к предместьям Мукдена. Передовые разведочные отряды, совершив обходной маневр по рекам Ляохэ, Сунгари и Нэньцзян, скрытно вышли к Харбину и Цицикару…

Внезапный шум, пробежавший по рядам офицеров и чиновников, как ветер по камышам, означал внезапное и абсолютно неплановое появление в приемной какого-то раздражителя.

– Ваше императорское величество! Делегат связи со срочной депешей от адмирала Того! Морское сражение в проливе Цугару! Погиб адмирал Камимура…

16 апреля 1902 года. Москва.

Ставка Верховного главнокомандования

Последний докладчик удалился, когда московское небо стало уже светлеть. Есть пара часов, чтобы присесть, спокойно раскурить трубку и собраться с мыслями, анализируя сделанное за день, сверяя его с главной целью своего так неожиданно и своеобразно исполненного последнего желания.

Несколько шагов к окну. Короткий взгляд на утренний весенний город. Хорошо получилось со связью: из Иркутска до Москвы добивает, а до Питера – никак. Этим удалось обосновать перенос Ставки в Первопрестольную. Здесь, в Кремле, он занял в здании Сената тот же кабинет, что и в прошлой своей жизни, как бы подчеркивая для себя преемственность не законченной в 1953-м работы. Такие же деревянные панели, такая же массивная мебель, тяжелые шторы, письменный прибор на столе и даже ковровые дорожки… Те же проблемы и задачи…

Советскую партноменклатуру он знал как свои пять пальцев. Сам, своими руками создавал ее, чтобы потом смертельно воевать с этим големом, не имеющим ни стыда, ни совести, ни идей, ни принципов – только голый инстинкт самосохранения и размножения. Ах, как хорошо умеет делиться почкованием бюрократия! Глазом не успеешь моргнуть, а вместо одного стола уже стоит четыре, вместо одного кабинета – восемь. Только отвернулся – главки, управления, подотделы уже не влезают в многоэтажное здание… Как там у Гоголя: «И в ту же минуту по улицам курьеры, курьеры, курьеры… можете представить себе, тридцать пять тысяч одних курьеров!»

Правильно в 1941-м он сказал в сердцах про советских чиновников: «Подлая, проклятая каста!» Она такая и есть… Точнее, для него – была. А царская бюрократия… В прошлой жизни он смотрел на нее только сквозь прорезь прицела, как на некую неодушевленную серую биомассу, безусловно подлежащую уничтожению. В своем новом обличье, познакомившись с ней детально и плотно, он удивился схожести двух, казалось бы, антагонистических государственных аппаратов!

Советские и царские чиновники оказались братьями-близнецами. Другая риторика, другие портреты в кабинетах, но те же поведенческие инстинкты и те же интересы – пристроить в тепло собственную задницу, обложиться бумажками, найти, на кого спихнуть работу и ответственность. Что под имперским, что под красным знаменем – бюрократия оставалась верна себе в любом виде. Медленно, как гигантский удав, скручиваясь вокруг тела государства, она неумолимо подчиняла себе функции власти, одинаково эффективно подменяя собой любую политическую базу – что самодержавие, что диктатуру пролетариата…

Император не заметил, как погасла трубка. Покачал головой, вытряхнул полусгоревший табак и опять задумался, забыв вскрыть свежую, ласкающую пальцы глянцевой упаковкой, габаевскую продукцию.

– Где они ошиблись, революционеры-марксисты, такие смелые и незашоренные? Когда, снося все старое и обрыдлое, заложили в фундамент абсолютно нового государства это старорежимное семя?

В глубине ящика стола – крохотная, сто раз перечитанная книжица Ленина «Что делать?». Он так восхищался, когда первый раз ее прочитал! Сейчас, спустя полвека, есть возможность взглянуть уже совсем другими глазами и увидеть то, что казалось таким несущественным.

Ленин писал: «Я утверждаю:

1) что ни одно революционное движение не может быть прочно без устойчивой и хранящей преемственность организации руководителей;

2) что, чем шире масса, стихийно вовлекаемая в борьбу, тем настоятельнее необходимость в такой организации и тем прочнее должна быть эта организация;

3) что такая организация должна состоять главным образом из людей, профессионально занимающихся революционной деятельностью».

Собственно, ничего нового. Та же опричнина Ивана Грозного, только в революционных виньетках… Но именно с нее все началось… И уже в 1920 году пришло понимание: «Выходит, у нас самая настоящая „олигархия“. Ни один важный политический или организационный вопрос не решается ни одним государственным учреждением в нашей республике без руководящих указаний ЦК партии»[30].

А вот это уже был приговор. С такой элитой, никем не избираемой и никому не подотчетной, государство может существовать только на искусственном дыхании. Пока он был жив, таковым был постоянный страх чиновников разменять место столоначальника на должность лесоруба. Но даже репрессии не мешали бюрократии размножаться и кабанеть, протаскивать на «рыбные» места не самых ответственных и профессиональных, а самых нужных и покладистых.

Последние – особая порода. Они искали подчиненных заведомо глупее себя, чтобы не подсидели. И покатился под гору отрицательный отбор кадров для первого в мире государства трудящихся… В 1952 году на фоне послевоенного дефицита кадров, убожество советской бюрократии стало заметно всем… Он начал суетиться, тасовать «колоду», но было уже поздно…

Император все-таки распечатал пачку с душистым табаком «Герцеговина Флор» фабрики Иосифа Габая, не спеша набил трубку, чиркнул длинную, как факел, спичку…

Какую фигуру на какое поле требуется передвинуть, чтобы