Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начиналось же все так. В середине семидесятых Кадышев, безработный журналист, благодаря фиктивному браку с еврейкой эмигрировал сперва в США, потом вернулся в Европу и обосновался в ФРГ. Спустя четверть века эта заурядная житейская история загадочным образом трансформировалась в полную драматизма горестную эпопею о том, как видного диссидента лишили гражданства. В результате вернувшемуся в девяностые годы на родину скитальцу личным указом Президента гражданство вернули и дали шикарные апартаменты.
В новой России Кадышев биологией уж точно не занимался. Оказалось, что его богатый опыт мелких подковерных интриг, накопленный в эмигрантской среде, пришелся тут как нельзя кстати. Он живо разобрался в ситуации и пришелся ко двору и времени, и людям, его населявшим. Его услугами и советами иной раз пользовались весьма высокопоставленные особы. А еще через некоторое время, когда старый приятель еще с советских времен Борис Ефимович Златкин познакомил Кадышева с относительно молодыми и энергичными политиками Юкшиным и Глаголевым, «профессор» вспомнил свой политический багаж и вытащил на свет божий пыльные лозунги «Народного Союза». Он стал кем-то вроде крестного отца «Прогрессивной России». Крестного — в традиционном, а не мафиозном смысле.
Денис предположил, что неглупые люди, вроде Юкшина с Глаголевым, понимали истинную цену Кадышеву, но мирились с его именем, поскольку оно парадоксальным образом стало синонимом борьбы за всевозможные свободы. Дениса, конечно, интересовало, при каких обстоятельствах Юкшин и Глаголев познакомились с Кадышевым, как развивались их отношения, но не это было главным. Он хотел увидеть светило русской эмигрантской мысли воочию, ну а там уж — как получится.
Высокий тучный мужчина с величественной седой бородой выхаживал по зеркальному паркету, жестикулируя потухшей трубкой.
— Я полагаю, что семьдесят пять лет наложили на духовный облик народа России такой отпечаток, который, быть может, не сотрется на протяжении еще многих десятилетий, — внушительно говорил Кадышев.
— Совершенно с вами согласен, — послушно кивал Денис, комфортно расположившись в глубоком кожаном кресле с чашечкой эспрессо. Рядом был столик со всякими сладостями. Все это в несколько минут организовала востроносенькая домработница Даша, передвигавшаяся как-то по-собачьи. На таксу похожа.
— Но, хуже того, за многие поколения люди срослись с советским режимом, забыли о масштабе понесенных утрат и начали воспринимать коммунизм чуть ли не как русскую национальную идею. Именно так понимает эту проблему господин-товарищ Жуков. Мало того, и во всем мире «советскость» часто отождествляется с «русскостью». Заметьте, не с «православием», как, скажем, было еще лет сто пятьдесят назад, а именно советскость им приходит в голову.
Тут Денис закашлялся, показывая, что кофе не в то горло пошло, и Кадышев стал колотить его по спине пудовым кулаком. На самом деле Денис пытался сдержать смех. Он вспомнил «Атомное православие» — фотографию на лондонском вернисаже, на которой голый, весь в татуировках мужик, сидя на корточках на песчаном пляже (что он там делает, интересно?), угрюмо-угрожающе смотрит на небеса. Вот уж точно, атомное православие. Кадышев недалеко от этого урки ушел, право слово.
— Вы преувеличиваете, профессор, — мягко заметил Денис и вспомнил незажженную сигару Златкина. Удивительно все же, как Борис Ефимович, насквозь порядочный человек, столько лет дружил с этим прохиндеем, да так в нем и не разобрался.
— Отнюдь, молодой человек! Вы, наверно, не бывали за границей.
Было в этих словах какое-то совсем уж невыносимое самодовольство, и Денис не стерпел:
— Только сегодня вернулся.
— Вот как? И где же, позвольте вас спросить, побывали?
— В Англии. В Лондоне.
— Прекрасно, прекрасно. Ну и как вам первый визит в столицу Великобритании?
— Вообще-то… — замялся Денис, но врать все же не стал, — вообще-то я там был уже раз двадцать, так что мне было, извините, не до достопримечательностей. Я ездил по делам. Встречался с Клеонским.
— Ах вот оно что! — нахмурился Кадышев. — Хочу вас предупредить, что привыкание к тяжелой болезни не приблизит исцеление от нее. Напротив, оно особенно опасно, так как уменьшает желание выздороветь.
— Вы о чем? — озадаченно спросил Денис.
— О том, что потеря исторических и государственно-правовых ориентиров ведет к утрате морально-нравственных норм, наносит непоправимый ущерб психическому состоянию народа, опустошает его душу, развращает молодежь, обессмысливает общественную жизнь, лишая молодежь идеалов! В этом — одна из коренных причин катастрофического падения рождаемости, слабости семейных устоев, психологической установки многих людей не на жизнь, а на смерть. Возрождение России может произойти только тогда, когда наш народ осознает советский период истории как пагубный, безнравственный и противоправный. Народ должен обратить свои помыслы и силы на восстановление преемства с настоящей российской государственностью, уничтоженной в огне Гражданской войны. Ведь нынешняя Россия политически и юридически отрезана от своего тысячелетнего исторического наследства и является продолжательницей Советского государства. Понимаете ли вы это?!
— Понимаю, — кивнул Денис.
— А ваш Клеонский?!
— Думаю, и мой Клеонский понимает.
— Ничего он не понимает и понимать не хочет! Он — беспринципный авантюрист и игрок. Главное для Клеонского — уловить момент для своих многочисленных мелких побед. В первую очередь для личного обогащения. Недаром Юкшин назвал его гением момента!
— Это любопытно, — пробормотал Денис. — Юкшин так говорил о нем? В какой связи?
— Не нахожу ничего любопытного! — продолжал метать громы и молнии Кадышев. — Это, по меньшей мере, аморально!
Однако! «Профессор» говорит, что Юкшин называл Клеонского гением момента, а олигарх сам точно так же называл Юкшина в разговоре с Денисом. Может, это в их кругах какое-то расхожее выражение? Нет, едва ли, уж очень конкретный оно имело смысл. Это не случайное совпадение. Но что оно может значить? А то, что оно принципиально важное для его, Дениса, расследования, он это чувствовал…
Денис, как мог, закруглил разговор и покинул видного деятеля русского зарубежья, улучив момент и улыбнувшись востроносенькой Даше.
Значит, Юкшин считал, что Клеонский хороший тактик, но не воспринимал его всерьез как стратега. А уж профессор Кадышев — и тактик никакой, если считает, что таких людей, как Клеонский, волнует вопрос личного обогащения. В том-то и корень проблемы, что в некоторый момент клеонские перестают интересоваться деньгами, как таковыми. Как когда-то сказал Турецкий? «Для Клеонского власть — это высокодоходный финансовый инструмент»? Ерунда. И Александр Борисович ошибается. В том-то и дело, что олигархам нашим просто элементарно скучно. От богатой жизни бегут они в политику, а не чтобы заработать еще больше. Если бы не были они в недавнем прошлом завлабами и комсомольскими деятелями, а богатство это было бы выношено поколениями предков, они бы сами к деньгами иначе относились, и мы к ним тоже. А так они, бедняги, уверовали, что, поскольку научились бабки лопатой загребать, значит, смогут и всю страну чему-то научить.
В тот момент, когда Денис садился в машину, зазвонил телефон. Он машинально глянул на дисплей, но определившийся там номер ничего ему не сказал. Прятаться особо было не от кого, и Денис сказал:
— Алло?
— Господин Грязнов? Это Васильев из Мосгорпрокуратуры. — Тон следователя был самодовольный: смотри, мол, частный сыщик, как я легко твой телефон вычислил!
Действительно, подумал Денис, наверно, пора опять менять.
— Чем могу быть полезен, Антон Викторович? — осведомился Денис, прогревая двигатель.
— Пришлите мне список своих сотрудников, штатных и нештатных, то есть всех. Только не одни фамилии и все инициалы полностью.
— И что они делали на момент убийства Глаголева? — весело добавил Денис.
— Неплохо было бы.
— А как насчет официального вызова в прокуратуру?
— За этим не заржавеет, — не совсем уверенно пообещал Васильев.
— Знаете что, Антон Викторович, я вам облегчу работу. Это уже становится доброй традицией, вы не находите? Насчет моих сотрудников и их инициалов — вас ведь интересует, главным образом, нет ли среди них Юриев или Юлиев, или с такими отчествами, верно? — Васильев молчал. — Может, я, конечно, заблуждаюсь но, вы, верно, озабочены этой последней фразой умирающего Глаголева. Он ведь, кажется, произнес только букву «ю»? Так вот, среди моих сотрудников, штатных и нештатных, нет никого с этой буквой, зарубите на своем длинном носу! А хотите сотрудничества — делайте первый шаг, делитесь информацией. В противном случае буду говорить только в присутствии своего адвоката. Слыхали про Гордеева из десятой юрконсультации? Он-то как раз на «ю» — Юрий Петрович. Так вот, он вас за малейший прокол со свету сживет.
- Страшный зверь - Фридрих Незнанский - Полицейский детектив
- Страшный зверь - Фридрих Незнанский - Полицейский детектив
- Трое сыщиков, не считая женщины - Фридрих Незнанский - Полицейский детектив
- Африканский след - Фридрих Незнанский - Полицейский детектив
- Забыть и выжить - Фридрих Незнанский - Полицейский детектив
- Борт С747 приходит по расписанию - Фридрих Незнанский - Полицейский детектив
- Борт С-747 приходит по расписанию - Фридрих Незнанский - Полицейский детектив
- Восточный проект - Фридрих Незнанский - Полицейский детектив
- На Большом Каретном - Фридрих Незнанский - Полицейский детектив
- Смертельный лабиринт - Фридрих Незнанский - Полицейский детектив