Навеки твоя Эмбер. Том 1 - Кэтлин Уинзор

Брак его сестры с Филиппом, герцогом Орлеанским, открыл бы для него широкий путь к французскому двору, ибо Ринетт уже доказала, что обладает немалым дипломатическим талантом, вызвавшим восхищение и уважение у самых закоренелых циников среди государственных деятелей. Она же любила брата со страстной верностью, всегда ставя его интересы на первое место, интересы Людовика XTV — на второе. И все-таки Карл колебался.

— А ты уверена, — спросил он ее, — что хочешь выйти замуж за Филиппа?

Они вышли из парадного зала и прогуливались по внутреннему парку, ступая по мощеным дорожкам, пересекавшим газоны. Хотя была середина ноября, погода стояла теплая, и на кустах роз еще не опали листья. Ринетт даже не побеспокоилась накинуть плащ на свое золотистое бальное платье.

— О да, сир! Конечно, хочу! — ответила она с живой улыбкой.

— Ты любишь его? — Карла так тревожило счастье сестры, что ему очень не хотелось, чтобы она выходила замуж, подобно многим другим принцессам, без любви.

— Люблю его? — засмеялась Ринетт. — Бог мой! С каких это пор любовь стала иметь отношение к браку? Выходишь замуж за кого должна выйти. И если можно терпеть друг друга — это уже хорошо. Если нет, — она пожала плечами, но выражение ее лица не было столь цинично, как слова, — то остается просто нормальный парижский здравый смысл и желание принимать мир таким, какой он есть.

— Возможно, — произнес он, — но, тем не менее, ты — моя сестра, и я хочу знать. Ты любишь его?

— Ну, честно говоря, я и сама не знаю, люблю или нет. Мы еще детьми играли вместе, и он мой кузен. Мне кажется, что он симпатичный, и мне его немного жаль. Да, пожалуй, можно сказать, что я люблю его. — Она приложила руку к голове, потому что легкий ветерок растрепал ей прическу. — И, конечно, он без ума от меня. Клянется, что не может жить без меня и не дождется свадьбы!

— О Ринетт, какая же ты наивная. Филипп не любит тебя, он никого не любит, кроме самого себя. Если же думает, что любит, то это оттого, что он видит, как другие любят. Он воображает, что если женится, то приобретет часть этой любви для себя. Когда же он этого не получит, станет ревнивым и подозрительным. Он мелкий и подлый человек, этот Филипп, он никогда не сделает тебя счастливой.

— О, вы слишком сурово судите его! — запротестовала Ринетт. — Он совсем безвредный человек. Все, что его заботит, это как сделать новую прическу или завязать ленты. А самые серьезные мысли — кто за кем должен ехать на параде или сидеть за праздничным столом.

— Или найти нового юношу.

— О, вы об этом — произнесла Ринетт тоном, показывающим, какое малое значение она придает такому мелкому недостатку. — Ведь этим грешат многие — и не сомневаюсь, что он изменится, когда мы поженимся.

— А если нет?

Она резко остановилась и посмотрела ему в глаза.

— Но почему, мой дорогой, вы столь серьезно к этому относитесь? — с упреком спросила она. — Ну что из того, если не изменится? Не такое уж это большое дело, если у нас будут дети.

— Ты сама не понимаешь, о чем говоришь, Ринетт, — нахмурился Карл.

— Нет, понимаю, дорогой. Уверяю вас, что понимаю, и считаю, что мир переоценивает плотскую любовь. Ведь это лишь небольшая часть жизни — есть так много другого. — Она говорила убежденно, будто обладала большой жизненной мудростью.

— Маленькая моя сестренка, как же много тебе предстоит узнать в жизни, — он нежно улыбнулся ей, но лицо оставалось печальным. — Скажи мне, познала ли ты любовь мужчины?

— Нет. То есть немного. О, меня целовали раз или два, но ничего больше, — добавила она, чуть покраснев и опустив глаза.

— Я так и думал, иначе бы ты так не говорила, — первый сын родился у Карла, когда он был в возрасте Ринетт. — Половина всех радостей и половина всех печалей в этом мире обнаруживается в постели. И я боюсь, что тебя ждет лишь горе, если ты выйдешь замуж, за Филиппа.

Ринетт чуть сдвинула брови и вздохнула. Они пошли по дорожке дальше.

— Может быть, для мужчин это так, но я уверена, что для женщин — нет. Ну пожалуйста, позвольте мне выйти за него замуж.! Вы ведь знаете, как сильно этого желает мама. И я тоже. Я хотела бы жить во Франции, сир, это единственное место, где я чувствую себя дома. Я знаю, Филипп — не совершенство, но мне все равно. Если я получу Францию, я буду счастлива.

Рождество в Англии — самый любимый праздник, и нигде он не праздновался так пышно, как в Уайтхолле.

Все комнаты и галереи украшались венками из остролиста, ветками кипариса и лавра, огромные серебряные чаши обвивали гирляндами из плюща, ветки омелы свисали с канделябров и дверных портьер, и за каждый поцелуй отрывали ягодку. Во дворце звучала веселая музыка, на лестницах толпились молодые люди и женщины, и ночью, и днем не прекращались танцы, пиршества и карточные игры.

В громадных кухнях готовили пироги с мясом, на больших позолоченных подносах подавали засоленные кабаньи головы, фазанов с распущенными хвостами и другие традиционные деликатесы святочных дней. В парадном зале выставили для всеобщего обозрения рождественские подарки короля, а в этом году каждый придворный, у кого был хоть фартинг за душой, посылал подарок, а не уезжал в загородное поместье, чтобы избежать повинности подношения, как это бывало раньше.

И вдруг смолкли раскаты смеха, затихла музыка, а дамы и господа ходили на цыпочках и говорили вполголоса: принцесса Мария заболела оспой. Она умерла за день до Рождества.

Королевская семья провела Рождество тихо и печально, а Генриетта Мария начала готовиться к возвращению во Францию. Она боялась дольше оставлять Ринетт в Англии из страха, что дочь заразится оспой. Да и причин задерживаться уже не было: хотя Генриетта Мария добилась приданого для Ринетт и щедрой пенсии для себя, она потерпела фиаско в отношении Джеймса.

Дело в том, что Беркли, наконец, признался, что его россказни об Анне Хайд были ложными, то же подтвердили и Киллигру, и Джермин. И Джеймс признал Анну своей женой. Но мать он не счел нужным поставить в известность, и она впала в ярость, когда узнала об этом. Она отказалась разговаривать с ним не только публично, но и с глазу на глаз и заявила, что если эта женщина переступит порог Уайтхолла, то она немедленно покинет дворец.

Однако позже ее отношение вдруг полностью изменилось, и она сказала Джеймсу, что поскольку он остановил свой выбор на Анне, то она готова признать ее и попросила Джеймса пригласить герцогиню к ней. Джеймс испытал глубокое удовлетворение, хотя и понимал, отчего так вдруг смягчилось сердце матери. Кардинал Мазарини написал ей в письме, что если Генриетта Мария покинет Англию, испортив отношения с сыновьями, она не найдет гостеприимства во Франции. Он побоялся, что Карл лишит мать пенсии и тогда ему, Мазарини, придется ее содержать.