Стёртые буквы - Елена Первушина

А солнце светило, словно решило напоследок прогреть землю, высушить ее перед осенними дождями. Траву местами уже скосили, сметали в стога, и над холмами плыл сладкий запах высыхающего сена, смешиваясь с запахами последних летних цветов.

Тропинка была песчаная, узкая, но хорошо утоптанная, и все же идти было тяжело — солнечный свет давил на грудь, как неподвижная стена воды, хотелось при каждом шаге раздвигать его руками. Киури поначалу все болтала. Рассказывала Ксанте всякие занимательные истории из здешней жизни, расспрашивала о Венетте, но потом, когда они прошли старую полуразвалившуюся деревянную ограду пастбища, и тропа начала медленно, но неуклонно забирать вверх, девушка тоже примолкла. Сюда косари не добрались, и трава по краям тропинки доходила людям до пояса, а местами и до груди.

Наконец все трое одолели последний склон и остановились. Отсюда было видно все: и озеро в голубом мареве, и реку с садами и лодками, болота и дальше — лес-лес-дес без конца, без края. Ксанта невольно вскинула руки — то ли хотела полететь, то ли обнять открывшуюся ей красоту, — но тут же опомнилась, хмыкнула и принялась поправлять прическу. Вслед за Киури они прошли вдоль по склону холма, мимо старого яблоневого сада, и увидели маленький крашеный светло-желтой краской и крытый традиционной здесь красной черепицей дом.

Элара сидела во дворе за грубо сколоченным деревянным столом, чистила яблоки. Их сладкий медовый запах ударил гостям в нос, едва они отворили калитку и прошли под плетеной из лозы аркой, затянутой диким виноградом. Элара не поднялась им навстречу, только глянула в лицо Андрету, поняла, что новостей ни дурных, ни хороших нет, хлопнула рукой по столу, крикнула куда-то в сторону дома: «Коре! Принеси сидра!» — и вернулась к своей работе. Голос у нее был сипловатый, совсем тусклый, и Андрет понял, что она действительно много плакала в эти дни, или, может быть, ночи. Он поставил на стол горшочек, который послала Эларе Кэми и застыл^ не зная, что сказать. Молчала и Киури. Ксанта тем временем как ни в чем не бывало достала из-за пояса ножик, села на скамью рядом с Эларой и принялась чистить яблоки. Хозяйка только коротко кивнула, благодаря то ли за помощь, то ли за молчание. К горшку, принесенному Андретом, как это всегда бывало в Дивном Озерце, стали собираться пчелы. Некоторые ползали по тряпице, закрывавшей горшок, некоторые перебрались на яблоки. Андрет видел, как рука Элары на мгновение застывала над яблоком, облюбованным пчелой, и тут же, не дрогнув, брала соседнее. Невольно он передернул плечами. За десять прожитых в Дивном Озерце лет, он так в душе и не примирился со здешним благоговением перед пчелами. Уж если обязательно надо чтить что-нибудь полосатое и жужжащее, Андрет выбрал бы шмелей — живут, как люди, по двое, в своем доме, растят деток вместе и кусаются только если припереть к стене. Но здесь ценился мед, а не характер.

Коре, босоногий и растрепанный светловолосый парень, принес кувшин с сидром и четыре стакана, подозрительно глянул на Андрета, нахмурив светлые брови. Сверкнул желтыми мелкими зубами — то ли попытался улыбнуться, то ли оскалился и, не сказав ни единого слова, ушел.

Тем временем Ксанта, так же, как и Горихвостка, не поднимая глаз, негромко сказала:

— Элара, я думаю, что ваш сын жив, во всяком случае мы не нашли ничего, что указывало бы на его смерть. И еще я думаю, что вы уже несколько дней перебираете в памяти все, что случилось в последние дни, и ищете хоть какое-то объяснение исчезновению Нея. Знаю, что вы расспрашивали своих сыновей и не один раз. Так что если вы о чем-то знаете, расскажите нам, пожалуйста.

Элара только покачала головой:

— Не знаю, — ответила она почти шепотом. — Все было спокойно. Я была спокойна. Даже представить себе не могу.

— Тогда, если вы позволите, господин Андрет задаст вам несколько вопросов. Иногда это помогает.

Элара кивнула головой, и Андрет наконец решился сесть на скамью и снова начал задавать вопросы. И снова не преуспел. На все вопросы Элара отвечала «нет».

Нет, она не знает, чтобы у старшего сына в последнее время были какие-то неприятности.

Нет, он был доволен своей работой.

Нет, он не казался особенно задумчивым, печальным или скрытным.

Нет, он не просил денег и не брал без спросу. Нет, он не ссорился с братьями. Нет, он ни с кем не заводил денежных дел. Нет, к нему никто не приходил в гости.

Нет, он не говорил, что ему понравилась какая-то девушка. (Киури покраснела.)

Нет, он не ссорился с братьями. То есть, разумеется, они ссорились. Если в семье нет отца, зато есть трое сыновей, ссоры неизбежны. Но ничего особенного. Никто никому не грозил, никто никого не оскорблял.

Нет, она ничего не знает про Зеленые ворота. Наверное, все ворота построили тогда же, когда и Храм Осени, раз через них идут на осеннем празднике. А Зеленые, наверное, забросили, потому что через них ходить неудобно. Она так думает, но точно не знает. Потому что они нездешние.

— Как это так? — не понял Андрет.

И тут же получил ответ: бабушка Элары была из Королевства. Они с сестрой сбежали из дома после очередной войны с дивами, побирались по дорогам и наконец добрались до Мешка. Здесь бабушку увидел дедушка и женился на ней. Поэтому Элара не знает женских преданий этого города — некому было ей рассказать.

— А где были Коре и Юрг тем вечером, когда исчез Ней? — спросил Андрет напоследок.

И тут же получил последний сокрушительный удар:

— Здесь на кухне ужинали со мной. Они весь день крышу чинили, устали, поэтому я их пораньше накормила и спать уложила.

Андрет задал еще несколько уточняющих вопросов и убедился, что братья-подозреваемые действительно были весь день на глазах у матери, и едва ли у них имелась возможность подстроить каверзу старшему брату.

Теперь ему оставалось только развести руками, извиниться и откланяться.

Но тут Элара впервые за весь день выпрямилась, встала из-за стола и сказала:

— Подождите! Я все же вспомнила. Это не о Нее, точнее, наверное, о Нее, я это только сейчас поняла. Это обо мне. Я была совсем маленькая, но мама мне потом рассказала. Моя бабушка… Когда я родилась, она стала пропадать из дома по вечерам. Дед не знал, потому что ночью рыбачил на озере. Но потом ему сказали, и он пошел за своей женой. Она пошла в лес. Мама говорила, там был большой дуб. И под корнями бабушка сделала корзинку, как люльку. И еще она сделала куклу из моих пеленок: И носила этой кукле еду, как ребенку. И еще лоскутки, платьица, бусы. Дед тогда очень разозлился. Это я помню. Помню, как он кричал. Мама говорила: он тащил бабушку из леса за косу, бил и приговаривал, что она должна забыть своих богов. Своих старых богов с севера. А бабушка кричала, что мы все дураки, если думаем, что можно не чтить Шелам — так она звала лес. Она говорила, что каждое дерево — это Шелам, и что он все видит, а мы сами на себя накличем беду. Потом она успокоилась, только никогда не подходила ко мне, никогда не разговаривала со мной. Она вообще мало разговаривала, чаще сидела у дома, а зимой спала на печке. Я думала, это потому, что она уже старая. А теперь я думаю… Может быть… Может быть, это наконец случилось… То, о чем она предупреждала… Потому и Зеленые ворота… Я не знаю… Я очень мало знаю…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});