О! - Жозе Джованни

– Помогите мне! Мое дело – дрянь! Стреляйте же! Я подонок! Ходячая зараза!

Пятясь, он сделал несколько шагов и снова обернулся. Руки болтались, глаза были совершенно безумными, лицо заливали пот и слезы.

До жандарма – всего три метра.

– Ну, иди-ка сюда, к двери, – проворчал жандарм. Он не видел особых причин усугублять муки этого жалкого человеческого обломка.

– Не хочу идти к двери, хочу умереть… – прохрипел Олэн, сгибаясь в три погибели. – Мне все равно конец! – он показал корки на щеках. – Дайте же мне умереть!.. Я слишком болен…

– Ну-ну, топай! – сказал жандарм.

Он ткнул автоматом в сторону двери.

Олэн, пошатываясь, разогнулся. Его качнуло в сторону жандарма, и в ту же секунду Франсуа нырнул. В этот рывок он вложил всю свою духовную и физическую энергию.

Они с охранником покатились по земле. Олэн стиснул горло жандарма и вырвал автомат.

С тех пор как он выпрыгнул из окна, не прошло и пяти минут. По другую сторону двора шарил параллельный луч прожектора. Второй жандарм стоял в противоположном углу, по диагонали. Их разделяло здание больницы. Во дворе Олэн заметил машину сопровождения.

Он подтолкнул перепуганного охранника к центральной аллее, зная, что в конце должны быть ворота.

– У меня трое малышей, – прошептал каэрэсовец.

– Скажешь об этом своим дружкам у ворот, – буркнул Олэн.

Он подвел жандарма к глазку внутренних ворот, преграждавших дорогу к аллее. По другую сторону стоял еще один страж.

– Давай, – шепнул Олэн. – Постучи и попроси открыть, потому что у тебя якобы забарахлил прожектор.

Жандарм подчинился. Его коллега открыл дверцу и тут же узрел заключенного с автоматом. Пользуясь этим убедительным пропуском, Олэн забрал оружие и у него, а потом следом за обоими жандармами вернулся во внутренний дворик.

Он заставил караульных распахнуть двустворчатые ворота и сесть в машину.

Жандармы заняли передние сиденья, а Олэн устроился сзади, прижимая дула автоматов к их спинам.

– Меня зовут Франсуа Олэн, – процедил он сквозь зубы. – Наверняка должен быть какой-нибудь пароль или естественный предлог, чтобы охранники открыли ворота. Постарайтесь что-нибудь придумать, иначе я шлепну вас обоих и еще кое-кого в придачу. Ну, вперед!

Полицейская машина подъехала к главным воротам. Сидевший за рулем жандарм включил фары и несколько раз нажал на клаксон, чтобы дежурные поторопились.

Олэн лежал на полу, невидимый снаружи, но упорно вдавливал дула автоматов в кожу обоих каэрэсовцев.

Он слышал, как ворота распахнулись и страж подошел узнать, в чем дело.

– Куда это вы? – спросил он.

– На перевозку. Имей в виду сзади едет «скорая», – объяснил жандарм, сидевший за рулем.

Глава 15

Большую часть времени Спартак проводил в больнице Сен-Жозеф.

Шварцы буквально изрешетили Поля, и ему делали операцию за операцией.

Репортер видел его либо спящим на носилках, либо полусонным – сквозь стекло палаты.

Все медсестры и монахини уже знали огромного детину, в растерянности метавшегося по коридору возле палаты. Видя его горе, им хотелось жечь свечи и читать молитвы за здравие Поля.

– Видел?… Вот они, твои дружки… – прошептал Поль, как только ему разрешили открыть рот.

Спартак опустил голову. Да, теперь он понял.

– Все они одинаковые… – чуть слышно продолжал полицейский.

Завтра его собирались оперировать в последний раз. И, если Поль не умрет на операционном столе, то все равно до лета проваляется без движения.

Спартаку разрешили дежурить у постели. В бреду инспектор снова видел братьев Шварц и пытался прижать руки к животу.

«Сволочи, – думал Спартак, – вот сволочи…»

Утром, уже дома, его разбудил телефонный звонок. И репортер узнал о втором побеге Франсуа Олэна.

– Он мертв? – поинтересовался Спартак.

– Да нет же, говорю тебе, удрал! – возбужденно завопил коллега из редакции.

– Досадно. Теперь меня интересуют только мертвые гангстеры, – сказал Спартак, вешая трубку.

Поля хотели оперировать ближе к полудню. Журналист вышел из дому, как сомнамбула.

Хирург сделал все, что мог, но от прогнозов воздержался. Ночь прошла скверно.

К утру надежда стала столь слабой, что о ней и говоришь не стоило.

Спартак уснул в коридоре на стуле. Санитар посоветовал ему вернуться домой, обещав в случае чего срочно позвонить. «В случае чего» означало смерть.

Маленькая Люсьен толкнула выходившую в сад стеклянную дверь. Она заскочила перед работой узнать последние новости.

Прежде всего Люсьен посмотрела на Спартака. В глазах стоял немой вопрос. Лицо осунулось от усталости. В эту минуту репортер понял, как она любит Поля, и нежно обнял девушку за плечи.

Они вышли из больницы вместе, и Спартак подвез Люсьен к банку. Она благодарно улыбнулась и быстро выскочила из машины. Впервые в жизни журналист не стал любоваться стройностью девичьих ног и покачиванием бедер. Люсьен вызывала у него только уважение.

Теперь Спартак вспомнил, что братья Шварц держали ее на мушке и унизили, заставив лечь на пол под столом. При малейшем неповиновении они выстрелили бы в Люсьен, как и в Поля…

Спартак приехал домой. Мозг заклинило. А у подъезда уже поджидал Франсуа Олэн.

Репортер не пожал ему руки. Он лишь замер, молча уставившись на гостя.

– Я опять пришел выложить тебе все в подробностях, – сказал Олэн.

В больном от горя мозгу Спартака зародилась безумная мысль.

– Пойдем, – бросил он.

Как только они вошли, журналист встал у двери. А Олэн даже не заметил, что путь к отступлению отрезан.

– Знаешь, мне пришлось чертовски попотеть, чтобы выбраться оттуда, – улыбнулся он.

На левой щеке еще виднелись остатки корочки, на правой – круглое пятнышко новой кожи. Спартак молча разглядывал галстук цвета старинного золота.

– Ну, так с чего мне начинать? – спросил Олэн, усаживаясь на край смятой постели.

Спартак на время вычеркнул Фабиен из своей жизни, и в комнате царил беспорядок.

Он не ответил. И Олэн впервые обратил внимание на его странный вид.

– С адреса братьев Шварц, – вдруг рявкнул журналист.

– А???

Олэн вскочил.

– Ты, что, не понял?

– А ты, часом, не заболел? – Олэн покрутил пальцем у виска.

– Ты знаешь их адрес? Да или нет?

Олэн, не дрогнув, выдержал пристальный взгляд.

– Знаю, – внезапно решился он.

– Я не собираюсь сообщать его полиции. Даю слово.

Олэн, пытаясь понять, что бы это значило, заметался по комнате.

– Ты мне не веришь? Разве я когда-нибудь тебя обманывал? – невозмутимо спросил журналист.

С первой минуты он ни на сантиметр не сдвинулся с места.

– Да что ты себе воображаешь? По-твоему, Шварцы дадут тебе интервью и позволят сфотографировать? Да ты и глаз не успеешь поднять к их окнам, как отправишься к праотцам!

– Поживем – увидим.

– Я не могу брать на себя такую ответственность. Слишком хорошо их знаю. А уж сейчас это вообще ходячая смерть… Вот что… Я к тебе очень хорошо отношусь и не стану морочить голову. Они живут там же, где и я, этажом выше… Удрав из больницы, я, как тень, проскользнул в дом около трех часов ночи и не успел опомниться, как стоял в углу с револьвером у горла. Шварцы на тропе войны. Даже спят по очереди.

– Я служил в десанте, – проворчал Спартак.

– Детские игрушки твой десант, старина. Шварцы – настоящие тигры. Слыхал про фейерверк на севере?

Спартак кивнул. Этот фейерверк заслонял ему весь горизонт.

– Я не собираюсь их интервьюировать.

– Чего ж ты тогда хочешь?

– Чтобы ты одолжил мне оружие и дал адрес.

– Оставь это дело фараоном! У тебя нет ни единого шанса на тысячу. Хочешь прославиться?

Репортер покачал головой.

– Ну и мастер ты загадывать загадки, как я погляжу, – фыркнул Олэн.

– Мой лучший друг сейчас умирает в больнице. По милости Шварцев. Если ты такой же, как они, скажи сразу. И не будем терять время.

– Твой друг – фараон?

– Совершенно верно. Из уголовной полиции.

Олэн опустился на стул.

– Я знаю, о ком речь, – кивнул он.

– Мы вместе росли и вместе воевали, а теперь Поль умирает. Я должен что-нибудь сделать. Так надо. И никто, кроме тебя, не может мне помочь…

Спартак бессильно развел могучими руками.

– Я ничего не имею против твоего друга. По-моему, он чертовски хитер. Насчет галстука из кокосовых волокон было очень здорово придумано. Он знал, что мы с тобой видимся?

– Да, но дал мне слово и сдержал его.

– Погоди вешать нос, может, он еще выкарабкается.

– Если зазвонит телефон, я даже не посмею снять трубку, – признался Спартак.

– Мне надо подумать. Я тебе перезвоню, – сказал Олэн, надевая пальто.

– Ты отсюда не выйдешь, – спокойно предупредил репортер.

Его широкие плечи загораживали дверной проем.

– Не шути с такими вещами.

– Мне, знаешь ли, вообще не до шуток.

Олэн достал «смит энд вессон», некогда отобранный им у Бульдога.