Как спасти заложника, или 25 знаменитых освобождений - Александр Черницкий

Тем временем бойцы Нетаньяху деловито размещали заложников в чреве первого «гиппо». Все их разговоры над озером Виктория слушали генералы Пелед и Адам. Они потом рассказали журналисту Ури Дану, насколько необычные звучали фразы.

— Двадцать на борту, — считал офицер. — Двадцать один. Еще одна группа из десяти.

— Летим к неграм? — обратился к пилотам генерал Шомрон.

— Кен! — прозвучало на иврите четыре раза. — Да!

Это значило, что командиры всех четырех «гиппо» считают риск дозаправки в охваченном огнем Энтеббе неоправданным: ее следовало произвести уже в Кении. Переговоры запеленговали и советские радары, и радары Агентства национальной безопасности США. Но даже операторы, свободно владеющим ивритом, не понимали происходящего. Факт звучания иврита в эфире Уганды указывал на некую операцию, связанную с освобождением заложников, но детали операции от этого не становились яснее.

Короткие реплики, ни о чем не говорящие цифры да акронимы — вот и все, что приносит радиоперехват, когда израильский спецназ проводит свои операции. Акронимом называют сокращение из первых букв слов. От аббревиатуры акроним отличается добавлением гласного звука «а» между согласными при произношении. Акронимы широко используются в арабском и еврейском языках, азбука которых не имеет гласных букв.

Арабский акроним ХаМаС расшифровывается как «Исламское движение сопротивления» (Харакат аль-му-хавама аль-исламия). Ивритский акроним ШаБаК означает «Всеобщая служба безопасности» (Шерут бетахон клали). В профессиональной сфере используются тысячи акронимов, которые понятны лишь специалистам. Вот чисто филологическая причина, способствующая достижению максимума секретности как израильскими, так и арабскими спецслужбами.

В главные ворота вкатились новые грузовики с «пучеглазыми». Их пропустили до контрольно-диспетчерского пункта и ударили с тыла силами двух взводов.

Подполковника Нетаньяху внесли в первый «гиппо», чтобы как можно скорее довезти до воздушного госпиталя в Найроби. К десантникам бросался какой-то парень в слезах:

— Помогите найти мою маму! В пятницу ее увезли в больницу с пищевым отравлением…

У трапа упала в обморок закутанная в одеяло девушка. Одеяло распахнулось, и бойцы переглянулись — девушка была почти обнажена. Ее уложили на носилки, прикрыли, дали нашатырь…

— Мы летели с мамой в Нью-Йорк на свадьбу к моему брату! — продолжат кричать молодой человек. — Вы, должно быть, слышали о нем, это Даниель Хартув. Он председатель Союза журналистов  Израиля!

Один десантник бросил, пробегая мимо:

— Перестань звать маму — ты уже взрослый мужчина. Молодой человек рванулся следом за ним и заорал пуще прежнего:

— Ее зовут Дора Блох! А меня зовут Илан Хартув. Я экономист, но всю последнюю неделю занимался переводами с английского на французский и обратно! —  Илан переводил речи Амина, — пояснил кто-то из заложников. — Фельдмаршал приходил и первым делом спрашивал: «Где мой переводчик?»

— Марш в самолет! — скомандовал офицер.

Содрогаясь от рыданий, Илан Хартув поплелся по трапу в чрево летающей громадины. Первый «гиппо» вместе со всеми заложниками поднялся в воздух спустя 53 минуты после приземления. График, утвержденный начальником генштаба Мордехаем Гуром, предусматривал 55 минут. Следом взмыл второй «гиппо».

Горючего в баках оставалось на полтора часа, но до Найроби было всего 50 минут лета. Третий транспортник при разгоне соскочил правым шасси с бетона: командир экипажа принял белую линию за середину взлетной полосы, но то оказался ее край. Пока летчик понял, что произошло и вырвал самолет из жидкой грязи, несколько бесценных метров были потеряны.

Всем весом пилот навалился на тормоза, но при этом запустил моторы на максимальную мощность. С задранным вверх носом «гиппо» рвался по бетону в сторону озера. В самом конце полосы летчик резко отпустил тормоза. Огромный лайнер с диким ревом устремился в небо под углом 45°. Как удалось потом установить, для пробега махине хватило 183 метров, а скорость взлета не превышала 100 км/ч.

Подрывники с фонарями собирали на бетоне все, что могло вьщать национальную принадлежность участников рейда. Эти люди рисковали больше всех, но израильское руководство не хотело оставлять Иди Амину улик. Если бы с последним «гиппо» что-то случилось, подрывникам пришлось бы или отбиваться до последнего патрона или сдаваться в плен — становиться новыми заложниками.

— Я ощущал себя одиноким и беззащитным, и каждая минута казалась вечностью, — рассказывал командир экипажа четвертого «гиппо». — Казалось чудом, что остальные улетели беспрепятственно. Умом я понимал, что все идет точно по плану, минута в минуту. Но внутренний голос твердил: не бывает, чтобы все было совсем хорошо. А ведь я остался последним, и шальная пуля могла перечеркнуть надежду на возвращение.

Бригадный генерал Дан Шомрон улетел тем же самолетом. Из пылающего контрольно-диспетчерского пункта кто-то еще куда-то стрелял. Аэробус «Эр Франс», выполнявший рейс № 139, сиротливо стоял на опустошенном аэродроме.

В воскресенье в 0.30 по израильскому времени стрельба в радиоприемниках стихла. Члены спецкомиссии в Тель-Авиве переглянулись. Главком ВВС Пелед доложил, что «гиппо» с заложниками спустя десять минут совершит посадку в Найроби для дозаправки.

— Нужно сообщить Киссинджеру, — сказал премьер-министр помощнику. — Свяжитесь с Аллоном. Заодно у министра иностранных дел будет повод первым поздравить Америку с Днем независимости, ведь сегодня четвертое июля,..

Еще недавно Рабин был послом в Вашингтоне. Сейчас он лучше многих понимал необходимость жеста уважения к сверхдержаве.

— Мне кажется, теперь можно известить не только госдепартамент, но и МИДы других стран, — заметил Шимон Перес. — Ничего изменить никто уже не в силах.

В кабинете раздался храп: начальник генштаба Гур крепко спал, опустив голову на стол.

Один за другим четыре огромных транспортных самолета сели в четвертом, тщательно охраняемом квадрате аэропорта кенийской столицы. Сюда же вернулся и странный «боинг», два часа кряду круживший над вторым по размерам пресным озером в мире. Из «гиппо» уже бежали десантники с носилками.

Но подполковник Нетаньяху скончался, так и не придя в сознание. Десять других тяжелораненых санитарные машины увезли в государственный госпиталь имени президента Кениаты. Вместе с ними прибыли несколько десятков коммандос, чтобы сдать для раненых кровь. Врачи и медсестры с изумлением слышали звуки незнакомой речи, вдыхали запах пороха…

Иди Амина разбудил адъютант:

— Извините, ваше превосходительство, но полковник Бар-Лев настаивает!

Стрелки показывали 2.20 по угандийскому времени. В Израиле был 1.20 ночи. Об операции в Энтеббе только что сообщило французское радио, и израильтян интересовало, известно ли что-нибудь угандийскому диктатору. Тот прижал трубку к большому черному уху и сонным еще голосом сказал:

— Скажите вашему премьеру, что он обязан выполнить требования похитителей.

— Понимаю! — объявил «Борька». — Конечно, обязан! Большого Папу смутила радость в его голосе. Амин посчитал своим долгом напомнить:

— Переговоров больше не будет!

— Хорошо. Спасибо за все, что вы сделали.

— Спасибо? За что?

«Борька» опустил трубку на рычаги. В эти минуты керосин по толстым шлангам переливался в баки четырех «гиппо». Часть заложников выбрались на летное поле размять ноги. Некоторые даже осмелились покинуть 4-й квадрат, чтобы перекусить в буфетах аэропорта Эмбакази — работу общепита продлили специально по просьбе израильтян.

Но скоро первые два «гиппо», заправившись, вырулили на взлет. Едва самолеты набрали высоту, коммандос отстегнули ремни безопасности, подстелили под себя пропотевшие куртки и уснули в проходах между джипами и под вездеходами. Последний «Геркулес С-130» взмыл в воздух часа за два до рассвета. Следом покинул кенийскую землю воздушный госпиталь в «Боинге-707». В госпитале Найроби остались двое коммандос и один заложник. Другой заложник — Паско Коэн, выживший в фашистском концлагере, — скончался.

После рассвета в 4-й квадрат приехала подметальная машина. Водитель с ужасом обнаружил в разных местах кровавые пятна. Никаких других следов на бетоне не было.

Около пяти утра по израильскому времени телефонный звонок разбудил Баруха Бар-Лева.

— Что вы со мной сделали?! — Большой Папа был в панике. — Почему вы стреляли в моих солдат? Я заботился об израильтянах, я хорошо с ними обращался, я дал им одеяла, матрацы, я предоставил им обслуживание. Я надеялся, что скоро мы совершим обмен, — и вы убили моих солдат!

Бар-Лев разыграл изумление:

— Кто убил, господин президент? Разве у заложников было оружие?