Алекс и Алекс 5 (СИ) - Афанасьев Семён

— И все отношения стали лихорадочно приводить в соответствие с нормами Государственного Законодательства, — веско роняет Бак.

— Вы так говорите, как будто фокусников изображаете, — хмуро смотрю обоим навстречу. — И странно на меня смотрите.

— Он не в курсе, — вздыхает Бак, обращаясь к начальнику. — Не выделывается, я его уже знаю. Алекс, а вы вообще в курсе, кто явился основоположником ускоренной системы просвещения местных? Благодаря которой, они каким-то образом чудесно за несколько лет прошли путь от племени к Муниципальному Собранию? И даже читают-пишут, пусть и заимствованным алфавитом?

— Шутите? С чего мне это знать? Я о них только от вас узнал.

— Серхио Алекс Алекс. Ни о чём имя не говорит? — заведующий кафедрой откровенно посмеивается, несмотря на хмурый взгляд Бака.

— Мой отец?!

Видимо, лицо у меня сейчас идиотское. Судя по сдержанному ржанию собеседников.

— Вы что, вообще не в курсе? — вежливо интересуется Бак, отсмеявшись.

— Отца не стало, когда я был ещё маленьким. Очень плохо его помню.

— Надо знать тамошние местные расклады, — кивает Бак. — Не касаясь деталей смерти вашего родителя, его имя вписано в перечень определённых привилегий той местности. В отличие от наших муниципальных собраний, на том континенте отношение к слову и обязательствам порядком отличается.

— Там и кровная месть в ходу, — замечает полковник. — И длится порой по три-пять поколений. Да, тот народ мало что забывает и очень много чего помнит. А когда они узнали, что вашего отца не стало, кое-кто там на местах обвинил в этом Федеральное Правительство, не вникая в нюансы взаимоотношений между Департаментом Колоний, Комитетом с лабораторией и вооружёнными силами.

— Местные искренне не понимают, как один наш государственный орган может не отвечать за действия другого. — Поясняет куратор. — Они и доступ там почти повсеместно заблокировали выходцам из всех других провинций, включая федеральную лабораторию. И к добыче рутения уже двенадцатый сезон никого не пускают. В общем, ваш родитель там достаточно популярная личность. Был. Вашей матери, видимо, удалось как-то обрубить концы и затеряться тут в итоге. Но сейчас что-то пошло не так. Лично на моём уровне иного объяснения не просматривается.

— Всё равно не понимаю, а я тут при чём?

— Религия. — Отмахивается куратор. — С их точки зрения, наследовать можно не только материальное, а и нематериальное. Например, передаваемые по наследству права.

— Какие у меня могут быть права в этом контексте? И как это вообще возможно? Я сейчас о фактическом федеральном бесправии в тех местах, если правильно вас понял.

— Отчет на первый вопрос: права могут быть самыми разными. Например, право выступать от имени федеральных интересов на Совете Старейшин. — Охотно подсказывает заведующий кафедрой. — Это их Муниципальное Собрание так называется. Права могут заключаться в полномочиях озвучивать эти самые федеральные интересы, причём в обе стороны. Как единственный посредник белого народа, признаваемый сложившимися группами на той территории. Одно дело, пока сын мал и не разговаривает. И другое — когда он подрос и вполне может заменить отца на Совете. Что до второго вопроса, то ваш руководитель расскажет лучше, — полковник опять тихо смеётся.

— Строго между нами, — хмуро начинает куратор. — У меня есть брат.

При упоминании Баком своего родственника, полковник отчего-то снова начинает наливаться весельем. Хотя Бак ещё ничего вслух толком не рассказал. Видимо, они общаются лично и Блекстер о чём-то в курсе.

— Однажды, во времена благотворительности министерства обороны, я оформил на Роджера земельный участок на берегу побережья, неважно где. Роджер — это его имя… Тогда всем офицерам армии, участвовавшим в боевых действиях либо приравненным в таковым, раздавали землю за четверть цены, чтобы заткнуть рты после одной интересной кампании. Без деталей… Брат у меня всю жизнь в семейном бизнесе, в средствах практически не стеснён. Участок ему очень понравился, он тут же затеял там строительство. Места достаточно удалённые и тихие, ему как-то пришлось даже ехать вместе с машиной, везущей мрамор для облицовки. Поскольку водитель отказывался ехать без сопровождения. Брат был тогда выпивши, добрались они поздно ночью, — продолжает Бак под еле сдерживаемую начальником истерику. — Машина была оборудована погрузчиками. Брат, в силу топографического кретинизма, перепутал земельные участки уже на территории — ночь на дворе. Разгрузил он машину недешёвого мрамора и натурального камня на участок, точь-в-точь похожий на свой. Там даже сборный типовой домик стоял такой же на первое время… Разгрузившись, мой брат сел в эту же машину и уехал обратно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Странно. Бак обычно не страдает ни подобным многословием, ни экскурсами в личную жизнь. Он вообще очень старательно соблюдает дистанцию. Что это с ним?

— К своему удивлению, вернувшись через день, камня на своём участке он не обнаружил, — рассказывает тем временем куратор.

— А там территория охраняемая, заборы и периметр на несколько километров, чужих и случайных там не может быть по определению, — давиться от смеха, вклиниваясь в рассказ, полковник.

Бак бросает на начальника сердитый взгляд и продолжает:

— Тогда и выяснилось, что Роджер действительно перепутал места. И разгрузился через два номера, у дальних соседей.

Полковника наконец прорывает окончательно.

Баку явно не нравится жизнерадостное ржание своего командира, но сделать он, видимо, тоже ничего не может.

— Господа, тысячу извинений. Каким местом это всё к нашей ситуации? — История интересная, и смеяться мне почему-то тоже уже хочется; но я пока не уловил нити повествования.

— Мой брат предсказуемо попытался объясниться с хозяином участка, на котором разгружался. Чтоб вернуть свой груз. — Внешним видом мой куратор сейчас напоминает солнечное затмение. — В ответ он тогда услышал дословно следующее от соседа: «На моём участке нет никакого вашего камня. Всё, что лежит на моей земле, только моё. И ничьё другое».

— Вот примерно такую позицию и занимает Совет Старейшин на Мвензи, после подписания федерального соглашения, — продолжает давиться смехом заведующей кафедрой. — Которое зафиксировало новую точку отсчёта и закрепило за ними все права уже де-юре. А за эти права отдельной автономии, случись замятня, встанут все без исключения муниципалитеты в Федерации, ибо речь о государственном порядке в целом. Только в роли младшего брата нашего уважаемого подполковника выступили сразу три уважаемых федеральных ведомства, включая сам Федеративный Совет. — Кажется, полковника сейчас хватит инсульт, настолько он покраснел, сдерживая веселье.

Что интересно, смеётся он, кажется, в адрес своего подчинённого и моего куратора, а не тех трёх федеральных организаций.

— У местных очень хорошая память. — Серьёзно говорит Бак, неодобрительно косясь на шефа. — И если они знают, что у того, кого считают другом, есть сын, и он уже подрос, то они действительно могут поколения полтора упираться и не идти на диалог ни с кем другим. А очень многим федеральным чиновникам хочется прикрыть свои промахи и не афишировать того, что они грубо облажались буквально недавно, на новом историческом этапе.

— Вы намекаете, что я могу кому-то мешать одним своим существованием? — доходит до меня.

— Нет человека — нет проблемы, — философски пожимает плечами заведующей кафедрой, который к этому времени уже почти успокоился. — Но есть один положительный момент. Подполковник Бак, в силу личного опыта на тех территориях, очень хорошо представляет круг заинтересованных лиц.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— На сегодня это ровно два человека. Ветер дует исключительно с их стороны. — Серьёзным кивком подтверждает Бак. — Остальные — банальные исполнители, которые как-то пытаются решить тактическую задачу. Правда, эти двое, насколько я выяснил, между собой дружны и имеют доступ к неафишируемому силовому блоку федеративного совета.