Перстень Тамерлана - Андрей Посняков

Все трое затаились. Раничев чувствовал затылком горячее дыхание Салима и, пытаясь совладать с внутренней дрожью, пристально вглядывался в предгрозовую тьму. Кое-что еще можно было разглядеть – деревья, заборы, избы – а вот из-за поворота и черные силуэты всадников показались. Иван сглотнул внезапно набежавшую слюну. Нет, страха не было. Было другое – он чувствовал, что, может быть, придется убить. Сможет ли? Одно дело – в открытом бою, другое – вот так, из-за угла… Вся сущность его, сущность цивилизованного человека, как могла противилась этому, но, с другой стороны, Иван хорошо понимал – другого выхода может просто не быть. Он не хотел быть убитым сам. Такой вот был невеселый выбор.

– Один, два… Четыре, – шепотом считал всадников Салим. – Четверо. А наместник-то оказался хитрей, чем мы думали! Что делать будем? Предупредим Ефима и уходим?

– Нет. – Раничев мотнул головой. – Лучше отвлечь их. Салим, беги заборами на соседнюю улицу и ори благим матом. Голос у тебя подходящий, тонкий.

Понятливо кивнув, отрок бросился к подзаборным кустам. Пробирался бесшумно, ловко – кусты даже не шевельнулись – сказывался криминальный опыт.

– Ты, Онфиме, на подстраховке. Не понял? Ну вмешаешься в случае чего, когда я крикну. Тогда уж не теряйся – бей, круши всех, хуже не станет.

– Сделаю, – довольно кивнул Оглобля. Чувствовалось, что поставленная задача ему нравится.

А всадники между тем приближались. Выдохнув, Раничев разорвал по вороту рубаху, зачерпнув с дороги пыль, размазал по лицу, приготовился.

На соседней улице раздался резкий истошный крик:

– Помогите! Помогите! Насильничают… А-а-а… – Салим кричал так самозабвенно, так жалостливо-яростно, что Иван, если б не знал, и сам бы поторопился на помощь какой-то несчастной женщине.

Всадники придержали коней. Видимо, прислушивались.

– Пора, – решил Раничев и, выскочив из кустов, с воплями понесся прямо на них, пошатываясь, словно пьяный.

– Поможите! – Он упал на колени прямо в дорожную пыль, протянул руки к воинам, возопил, пугая коней: – Там… Там… Человеки!

– Да что ты заладил – там, там. Говори дело! – перебил его один из всадников, старший.

– Дочку мою, красавицу, лиходеи чести лишают!

– От, гады! Поскачем, Ерофей Потапыч?

– Свое дело у нас.

– Я не одну денгу за помощь пожалую. – Раничев приложил руки к сердцу. – Только поможите. Хоть спугните их, поганых; как вас услышат, знамо дело, разбегутся. – Иван протянул старшему серебряный татарский дирхем.

Монета исчезла в широкой ладони воина – словно и не было.

– Ин ладно, – смилостивился тот. – Успеем еще к Онциферу, тут делов-то… Поскакали, робяты! Хорошее дело спроворим!

– Спроворим, Ерофей Потапыч. Веди, человече, показывай.

– Там они, там… – Иван махнул рукой в сторону воплей. Молодец, Салим, старался, верещал без остановки, откуда и сил хватало? – Вы уж поезжайте, а я за вами.

Не слушая больше его, воины завернули коней. Понеслись, и так прытко… Как бы Салим не попался!

Раничев сложил руки рупором, заорал, громко, насколько мог, предупреждая отрока. Тот замолк ненадолго и тут же откликнулся таким же неопределенным воплем. Видимо, понял. Ну ясно – понял, не дурак же.

Сзади послышались шаги – подбежали Онфим с Ефимом Гудком. Раничев обрадовался:

– Ну как, Ефиме?

– Все путем, – мотнул головой тот. – Во грамотка! – Он вытащил из-за пазухи кусок пергамента или плотной бумаги. – Теперя пройдем.

– Тогда быстрее, нам Салима еще прихватить. – Раничев огляделся. – Из города до утра надобно выбраться. – Он перевел взгляд на небо. – Эх, грозы бы, Господи!

И Бог словно услышал его мольбы. Осветив всю округу, вспыхнула молния, чуть погодя ударил гром – яростный, злой, громкий, словно бы под самым ухом выстрели из пушки. Где-то впереди заржали от страха кони.

– Сейчас ливанет, – радостно поежился Иван. – Не до нас им будет.

Они побежали вперед, в любую секунду готовые метнуться к заборам, в кусты, увидев впереди возвращающихся всадников. Ага – вот и они. Уже посыпались с неба первые капли – холодные, крупные, как барабанная дробь. Скоморохи нырнули в кусты. Мимо них, подгоняя коней и ругаясь, пронеслись незадачливые наместничьи воины.

Холодные капли быстро превратились в ливень. Он обрушился на землю под синие вспышки молний яростным водопадом, серебряным и тяжелым. Заблестели от влаги черные листья деревьев, зашумели сады, где-то совсем рядом тревожно завыл цепной пес. На улицах города не было ни души.

– Власть дождя, – подставляя дождю раскрасневшееся от напряжения нервов лицо, прошептал Раничев, пытаясь поймать губами тяжелые капли. – Однако где же Салим?

– Вон он. – Онфим Оглобля указал пальцем на терновый куст, да Раничев и сам уже заметил выбирающуюся оттуда фигурку, вымокшую, тонкую, ловкую.

– Ты в самодеятельности участвовал? – Улыбаясь, Иван приветствовал юношу. Хлопнул по плечу. – Молодец! Так орал – не дождь, так вся округа б сбежалась.

Не дожидаясь, когда чуть приутихнет дождь – некогда было дожидаться, – они быстро пошли к дальним воротам: именно там несли службу стражники, непосредственно подчинявшиеся по уши погрязшему в коррупции Онциферу Брюхо. В воротах все прошло удачно, если не считать еще одной монеты, пошедшей в пользу сребролюбивого стражника Юрыся – не очень-то тому хотелось отпирать ворота в этакий ливень.

– Путь чист! – улыбаясь, обернулся к Ивану Ефим. – Вырвались, братие! Ну теперь не поспим ночку. Эх, лошадей бы…

– Выбрались-то выбрались… – пробурчал тщательно подсчитавший все финансовые траты Раничев. – Тому три монеты, этому… Денег, считай, ни хрена не осталось. Короче, полковник Кудасов нищий!

– Кто-кто? – сквозь шум дождя переспросил Салим, услышал-таки, востроухий!

– Не вникай, – посоветовал ему Иван. – Под ноги смотри лучше.

– Да я смотрю…

Вокруг расстилалась непроглядная тьма; если б не периодические сполохи молний, вообще бы нельзя было разобрать, куда идти. Да и так, считай, наугад шагали, на ощупь. Знали: вот где лужи и грязь – дорога, где трава – там черт знает что, и овраги могут быть, и косогоры. Ориентировались по лужам, благо те были хорошо видны при каждой вспышке.

Остановились передохнуть за холмом, в лесочке, что рос по обеим сторонам дороги. Здесь было не так сыро – деревья, да и дождь хоть еще и не кончился, однако стал поливать значительно слабее, по крайней мере капли уже не терзали землю крупнокалиберными пулеметными очередями.

– Ну, други, куда путь держим? – обняв за плечи Ефима с Салимом, громко поинтересовался Раничев. Он чувствовал, что спутники его находятся на грани взрыва – нервное напряжение, усталость, наконец – проклятый дождь – делали свое дело. Иван тоже все это чувствовал, но привык, с байдарочных походов еще, поддерживать вымокших до нитки товарищей ядреной шуткой или даже каскадом шуток, если было чего выпить.

– Можно, конечно, и здесь заночевать, в травке, – балагурил он. – Хорошо там, не жарко, и от жажды смерть не грозит. Костерок сообразим, палатки… жаль, жбана нет, а то бы…

– Ты правильно спросил, – самым серьезным тоном перебил его Салим. – Из города мы выбрались, а дальше? День-два – и нас схватят.

Ефим, соглашаясь, кивнул и предложил затаиться в лесах.

– В лесах? – с усмешкой переспросил отрок. – Были б здесь леса, а то так, смех один. И что – всю жизнь мыслишь в лесу прожить? Скучновато, брат.

Браво! Раничев мысленно поаплодировал отроку. И в самом деле, в лесу-то сидючи, не очень-то скоро он узнает и о человеке со шрамом, и о пропавшем перстне.

– Давайте думать. – Иван перехватил инициативу в свои руки. – Ефима мы уже слышали, теперь ты, Салим, потом Онфиме и я.

– А почему – я первый? – совсем по-детски возмутился отрок. – Может, я хочу последним?

– Мало ли что ты хочешь, юноша, – хохотнул Иван. – А в приличном обществе по старшинству принято. Тебе сколько годков-то?

– Пятнадцатый пошел.

– Ну вот видишь. Да не стой ты как статуя. Предлагай!

Отрок умолк, подумал и предложил податься на север, в Переяславль, город столичный, важный, где и людей хватает, чтоб затеряться, и заработать можно.

– Ага, и жди в любое время, когда тебя там кто узнает, – вполне резонно возразил Ефим Гудок. – Не жизнь то, а прятки.

– А в лесу так не прятки?

– Ладно, ладно, не собачьтесь. – Раничев прервал начинавшийся спор. – Твое слово, Онфим.

Онфим задумчиво почесал шею. Никто и никогда – ни Салим теперь, ни раньше, в скоморошьей ватаге Семена, – с ним еще не советовался.

– Ну в Пронск, – наконец выдавил он и улыбнулся.

– Почему в Пронск? У тебя там мама?

– Сирота я. – Онфим вздохнул; видно, и у этого амбалистого сильного парня было способное страдать сердце. – В Пронске хорошо. Скоморохов любят.

– Хорошо, – подвел итоги Иван. – Итак, у нас пока три предложения – лес, Переяславль и Пронск. Возражения против Переяславля и леса я уже слышал, теперь – что против Пронска?