Ромашка. Легенда о пропавшем пирате - Гастон Буайе

из водорослей. Вот он, сундук, лежит себе на боку, в метре под водой!

Эй подпрыгнул от радости, когда я с торжеством вынырнула. Я снова нырнула, расчистила водоросли и повернула ручку сундука. Дверца подалась. Я замерла, взглянула на небо. Какое странное чувство.

Дождавшись, пока пройдет волна, я снова наполнила легкие воздухом. Нырнула. Пользуясь лопатой как рычагом, хорошенько расшатала дверцу. Еще один торжественный момент! Но Эй больше не прыгал от радости. Он всматривался в сторону земли, где виднелись паруса шхуны.

Нельзя было терять ни минуты. Времени, чтобы пришвартоваться к островку, не осталось. Эй спустил на воду гроб, бросил мне другой конец веревки. Без паники. Чтобы обойти Скай-роуд, им понадобится по меньшей мере два часа. К тому же они нас еще не заметили.

Я погрузила руки в чрево сундука и выгребла оттуда целую кучу добра. Липкая бумага, стекляшки, побрякушки, монетки, камешки. Наполнив этим рубашку, я добралась до островка и вывалила добычу в гроб, а Эй потащил его к себе. Нырнув в волну, я возвратилась к сундуку, пока отец перекладывал сокровище в бот. Еще один рывок…

Я подняла голову. Шхуна бросила якорь с другой стороны перешейка, а пираты уже высыпали на берег. Они тащили по гальке шлюпку. С ними был даже Ахилл в тачке. Эй заметил их. Потребовал, чтобы я продолжала нырять. На дне сундука обнаружились тяжелые золотые булыжники. Они тоже отправились в гроб, вместе с остальным. Браслеты, часы, цепочки. Все в гроб.

Вдруг прогремел гром. Две минуты спустя – еще один раскат. Но на небе не появилось ни облачка. Пираты спустили шлюпку на воду и направились к нам. Ахилл, оставшийся на пляже, выстрелил из ружья в третий раз. Пуля пролетела в нескольких метрах от острова и нырнула в море. «Не останавливайся!» – знаком велел мне Эй. Сильная волна унесла содержимое рубашки. Я не достала и половины того, что хранилось в сундуке. Прозрачные камешки, переливающиеся ярким блеском в кожаном мешочке… Бриллианты?

Пуля врезалась в утес в трех метрах от меня. Эй не сдавался, возился с гробом. Бот-гроб. Хватит, Эй, пираты близко, островок исчезает в волнах прилива… Смешиваясь с шумом прибоя, обезумевший голос отца вопил, чтобы я продолжала. В последний раз я нырнула к сокровищам, накидала в рубашку все подряд, с волной доплыла до гроба и прыгнула внутрь.

Эй потащил меня к себе как можно быстрее. Скребя пальцами по дну гроба, собрал сокровища. Едва он наладил парус, как пули добрались до корпуса нашего бота. Я залегла на дно. Улыбнувшись, Эй взглянул на плывущую к нам на всех веслах шлюпку. Он уселся посреди сокровищ. Закрыв глаза, копался в них какое-то время. Слышался мягкий звон металла. Эй выудил оттуда золотой браслет и с нежностью надел мне на запястье. Вместо благодарности? Затем он погладил кожаный мешочек кончиками пальцев, словно нашел старого друга. Под свистящими пиратскими пулями он спокойно толкнул руль, и парус наполнился ветром. Островок остался по левому борту.

И вдруг пуля просвистела над самым носом бота. Судно остановилось, накренилось, вода залила дно и швырнула драгоценности нам в ноги. Эй пришел в ужас. Прогремел еще выстрел – и мачта с треском повалилась. Эй закричал. Под оглушительные вопли пиратов гик рухнул ему на ноги. Эю перебило лодыжку, лицо у него побледнело. Он смотрел на меня, как потерянный ребенок, и пытался встать на ноги.

До нас донесся резкий крик Парро:

– Час пробил, Ромашка!

Я сжала в руке пистолет Молли Блум. Эй встал с трудом. Финнеганы подняли весла, и Парро с восторгом приветствовал нас. Я тщательно прицелилась.

– Брось, ты не станешь стрелять в собственного дядюшку, который всему тебя научил!..

Я спустила курок ровно в тот момент, когда он метнул в меня нож. Промах. Стало трудно дышать. Но я удержалась на ногах. Раздался выстрел из ружья – сухой, как звук раздавленных ракушек. Эй вскрикнул и замер с открытым ртом. Медленно повалился набок. Пираты прекратили огонь. Глаза Эя потускнели, ноги свела судорога. Парро, оказавшийся совсем рядом, молчал.

Последним выстрелом Ахилл неожиданно пробил корпус пиратской шлюпки. Джеймс и близнецы упали в море, не издав ни звука. Их шлюпка тоже тонула.

Вода была мне уже по колено. Оставалось только толкнуть тело Эя в пустой гроб. Я не забыла положить туда его трубку и кисет, накрыла безжизненное тело крышкой. Внезапно палуба ушла из-под ног. Меня понесло волной. Я хотела плыть за гробом, но не за что было зацепиться, и в мгновение ока волны нас разлучили. Эй потерялся из виду, пиратская шлюпка тоже. Парро старался ухватиться за утес, но его накрывали волны.

Я долго лежала на песке, словно кит, выброшенный волной. Пыталась встать – ноги не слушались. Последнее, что я помнила, – лицо Ахилла, все мокрое от слез. Я бросила ему в тачку золотой браслет.

15. Слезы

Тяжело говорить. Даже думать тяжело. Мне больше не нужно сражаться – тем лучше, потому что сил совсем нет. Душа умолкла.

Иду. Боль в мышцах твердит, что я жива. Земля сама упирается в ступни. Ветер, на мое счастье, не утихает. Мне холодно, мне жарко – значит, я жива. Он дует в самый центр земли, словно хочет меня туда вогнать. Но я хочу видеть море. Дайте мне посмотреть на море и пройтись вдоль берега. Молча, глухо. В изнеможении.

От песка и гальки обувь только быстрее снашивается. Но холодно, поэтому мне пришлось обуться. Когда ботинки совсем износятся, я не смогу идти. Разве что летом. Вода и воздух станут нежнее, будет приятно идти босиком. Наверное, в мире есть места, где не знают об обуви, где она не нужна. Где можно ходить по воде, по воздуху и не замерзать. Как это бывает у животных. Или у водорослей.

По-прежнему семь часов. Нож Парро остановил часы у меня на груди. Он остановил сам ход времени.

Семь часов – время сокровищ. Время волны, время гроба. Земля может вращаться сколько угодно, ветер может трепать мне волосы сколько угодно – после семи часов уже нет времени.

Ирландия, ты меня раздела. Я голая, я дрожу.

Ветер дует прямо в левое ухо, оглушая меня. Почему бы не повернуться к нему спиной и не прогуляться в тени деревьев? Говорят, что ветер, как и люди, сильно устает, пока треплет траву и кроны деревьев. Говорят, что от шторма остается лишь легкий бриз вдалеке