… и компания - Жан-Ришар Блок

Он громко расхохотался и повернул свой картофелеобразный нос к Жозефу, который буквально задыхался, слушая эти речи.

– Держи правей, очкастый погоняла, или эти аристократы, скачущие во весь опор, опрокинут тебя в ров вместе со всей твоей фабрикой! И не вешай головы. То, что я говорю, известно всему миру.

Жозеф покорно взял вправо. Но когда вы уже освоились с мыслью, что все – лишь пустяки по сравнению с достигнутым вами, не так-то легко видеть гибель своих надежд.

Они выехали на косогор, и Жозеф пустил лошадь рысцой; он не без удовольствия вслушивался в пронзительный скрип колес, заглушавший слова Вениамина.

– А пока что ты надрываешься, как вол, и ваш годовой баланс превосходен. Но подожди, дай срок! Бедняга Ламбер взял слишком влево. Это, видишь ли, единственная сторона вопроса, над которой следует поразмыслить. Ламбер был честный парень, человек долга и храбрец, каких мало. Таких, брат, теперь не делают. Ну да ладно! Я находился всего в четырех шагах от него, но помочь ему ничем не мог. И сегодня я тоже ничего сделать не могу. Давай лучше помолчим.

Жозеф испуганно уставился на своего двоюродного братца: ведь Вениамин находился всего в четырех шагах от бедняжки Ламбера, когда того убили.

Обычно Жозефа было довольно трудно вывести из себя. Но в речах Вениамина звучало нечто, с чем он не мог примириться. Он поднял очки на лоб, где они и остались как приклеенные, и, повысив голос, чтобы заглушить скрип колес, сказал:

– И Ламбер и ты, вы оба молодцы. Вот других немцы захватили в тылу, как скотину, и целых восемь месяцев они себе места не находили.

– Ну, какие мы молодцы. Мы только шли вперед и останавливались, лишь когда дальше идти уже было некуда. Мне передавали историю с рубашкой, которую ты швырнул в морду баварскому прокурору. Тоже неплохо. Я ведь только исполнял приказы: бежал, орал, стрелял, колол. Вот Ламбер, тот испил чашу до дна. Я же, как видишь, уцелел. А будь я на четыре шага левее, то вместо «бедняга Ламбер» говорили бы «бедняга Вениамин» – только и всего.

– Перестань, Вениамин, – сердито ответил Жозеф. – Ламбер вел себя более чем достойно. Но если бы он остался жив, он бы делал то же, что и ты.

– Не угодно ли сигару? – спросил Вениамин, протягивая портсигар Жозефу и, для шутки, Тэнтэну. – Знаешь ли ты, трубочист, знаешь ли ты, обкуренный чубук, – обратился он к мальчику, впрочем не глядя на него, – знаешь ли ты, в чем смак жизни? Сейчас я тебе скажу, я, Вениамин Штерн из Тюркгейма, Верхний Рейн, а Вениамин Штерн знает, что сказать и когда сказать. Смак жизни в том, чтобы, во-первых, построить машину, и во-вторых, – разломать ее. Не дергай ты так своего скакуна, – насмешливо бросил он Жозефу, заметив, что тот нервно натягивает вожжи. – Мы, Штерны, строим. Это дело мне по нраву. Но когда машина готова и может обойтись без меня, я смываюсь.

– А куда? – спросил Жозеф отрывистым тоном, словно пинка дал.

– Куда? В Вальпарайзо, в Мельбурн, в Бостон, на мыс Доброй Надежды, в Гондурас, к черту, к дьяволу, лишь бы не приходилось на каждом шагу рассчитывать, что получится, если ступишь налево, а что – если ступишь направо, – словом, куда угодно, где можно работать с утра до вечера и в конце концов остаться без гроша.

– Но это же игра, а не работа, – мрачно проворчал Жозеф.

– Вот это-то и есть работа, Жозеф. Ты не работу любишь, а ее плоды. Ты будешь богатым, очень богатым, но в один прекрасный день…

– Что «в один прекрасный день»?

– В один прекрасный день Тэнтэн сделает себе пробор от затылка и купит пару английских гончих.

Кобыла господина Антиньи так никогда и не узнала, чему была обязана ударом хлыста, ожегшим ей в эту минуту бок. Уж и так между нею и возницей были кое-какие нелады, хотя, по ее лошадиному разумению, возница делал определенные успехи.

– Какие глупости ты болтаешь! – возмутился Жозеф.

– В Тулон! – наконец изрек Вениамин; он не желал мешать Жозефу, но быстрым своим умом сообразил, какого ответа от него ждут. – Сколько раз вам повторять: Леви из Ингвилера уехали в Нанси, Штерны из Тюркгейма – в Париж, Френкели из Бишвиллера – в Эльбёф, Ароны из Кольмара – в Эперне, Зимлеры из Бушендорфа – в Вандевр, Вейли – в Седан, а Дройфусы, Шпиры, Жакобы, Блюмы, Гирши, Герцы, Каны – куда их ветром понесло. Это вам разве не известно? Тупицы, а еще избранный народ! Поверь мне, наши предки смыслили кое-что в географии и знали, где помещается Обетованная земля, прежде чем пуститься в дорогу. Удивительное все-таки это вторичное рассеяние племен. За последние века мы нашли-таки, где осесть: между Базелем и Триром. Потихоньку стали себе кто купцами, кто рантье, кто фабрикантами, кто мэрами – всякому свой почет. А потом вот вам – осели. Предвечный снова разгневался и погнал нас к черту на кулички. Подумать только – все придется начинать сначала: и богатеть, как крезы, и дуреть, как ослы. Вот она, судьба! Об этом даже притчу сложили.

Сразу же в кабриолете воцарилось молчание, ибо если вы хотите, чтобы сыны Израиля сидели смирно и у Мертвого моря и в Ист-Энде, расскажите им какую-нибудь притчу. А Вениамин слыл искусником по этой части.

– Слушайте же мою притчу, маловеры. В один прекрасный день сатана явился на землю и попал в довольно-таки некрасивую историю. И встретил он трех людей – одного протестанта, одного католика и одного еврея. И они его выручили из беды. И когда все обошлось благополучно, сатана позвал их и говорит: «Перед уходом я хочу вас отблагодарить. Вы убедитесь, что вам попался не такой уж плохой черт. Выразите каждый ваше самое заветное желание, и оно немедленно будет исполнено».

И он начал опрос: «Ты, протестант, чего хочешь?» И протестант отвечает: «Хочу быть самым могущественным человеком на свете». «Хорошо, – говорит дьявол, – это пара пустяков. Получай свое могущество. А ты, католик?» – «Я, – отвечает католик, – я хочу быть самым богатым человеком на земле». – «Пожалуйста, – говорит дьявол, – деньги у тебя будут! А ты, еврей, чего хочешь?» – «Мне, – говорит с поклоном еврей, – мне нужна от вас просто мелочь». – «Какая мелочь?» – «Так вот, дайте мне адрес этого католика».

Раздался дружный хохот, глаза у всех слушателей засветились счастьем. Такими они были во времена Авраама и такими остались.

Встречаясь с обезьяньим взглядом рыжего Вениамина, Жозеф всякий раз испытывал неловкое чувство.

Наконец показался лес. Тут наступило двухчасовое перемирие между Жозефом, клячей и рыжим двоюродным братцем.

Путешественники вылезли из кабриолета, отряхнули густо облепившую их пыль. Миртиль Зимлер, величественный в своем черном сюртуке, прогуливался с двоюродным братом Абрамом. Тетя Минна с бессильным гневом наблюдала за Элизой, кокетничавшей с Жозефом. А дети удивлялись тому, что взрослый мужчина, который сражался на войне, оказался первым выдумщиком по части игр и развлечений.

Наконец и Жозеф, обрадовавшись, что дети отвлекли Вениамина, с удовольствием примкнул к остальным. Сняв пиджак и воротничок, он прыгал через канаву с поразительной для его комплекции легкостью. Даже Гийом рискнул прыгнуть, но, убедившись в своей неспособности к гимнастическим упражнениям, подсел к пожилым и многоопытным родичам, которые вели степенную беседу.

В пять часов появилась под руку чета Блюмов, – они пришли пешком, усталые и запыленные. Разложили привезенный провиант. И это снова послужило для прохожих темой самых непочтительных намеков.

Потом все уселись в знаменитую колымагу и Жозеф взял вожжи. Но кляча на досуге пришла, очевидно, к вполне определенному решению и категорически отказалась тронуться с места. Раздосадованный Жозеф, чувствуя на себе взгляды седоков, начал дергать лошадь в разные стороны, что только ухудшило положение. Вениамин шептал ему на ухо полезные советы, которые Лора и Жюстен тут же предавали гласности. Дамы решили, что настало время выразить свой испуг легким взвизгиванием. Миртиль встал во весь рост, а Гийом крикнул неизвестно кому: «Берегись!» После одного особенно хлесткого удара кобыла, упрямо пятившаяся, столкнула кабриолет задними колесами в канаву. Дядя Миртиль вместе со своим сюртуком перелетел через борт.

Чета Блюмов бросилась на выручку. Пассажиров удалось спасти. Убедившись, что кляча не поддается ни на какие уговоры, Вениамин велел ее распрячь. Жюстену, к глубочайшей тревоге его отца, поручили держать смиренное животное под уздцы. Дядя Блюм впрягся в оглобли, Вениамин, Абрам и Жозеф взялись за колеса, но безуспешно.

Требовались героические меры. Жозеф снова снял пиджак, жилет, воротничок и засучил рукава, – при этом каждый мог оценить мощь его мускулов.

Кабриолет сполз в канаву только двумя задними колесами. Жозеф спустился в ров, покраснел, снял очки, отдал их на сохранение невестке и нагнулся, чтобы взяться за подножку. По лицу его струился пот.

В этот момент дядя Абрам вдруг закричал:

– Подожди, пропусти сначала экипаж!