Багаж императора - Владимир Дмитриевич Нестерцов

энергию. Второй собеседник был достаточно высокого роста, чуть сутуловатый и одетый в солдатскую шинель. Космы грязных волос ниспадали с его головы. Глаза у него были злые и расположенные близко друг к другу. Казалось, что он смотрит в известную только ему одному точку. При этом он свирепо усмехался. Именно звериная свирепость была написана у него на лице. Даже бывалые фронтовики из-за этого выражения лица обходили стороной эту троицу, чем она и выделялась из общей массы присутствующих.

Наконец я нашел нужную мне точку обзора, и в моей голове как бы щелкнул контакт, найдя нужный ответ на поставленный вопрос. Из тысячи лиц всплыло одно лицо, которое соответствовало третьему собеседнику. Это был мой ночной визави, одетый все в ту же венгерку и кубанку. Он тем же характерным манером держал правую руку в кармане и щурил на собеседников свой единственный глаз. Однако его лицо как-то изменилось. Или я плохо разглядел его в темноте, или за это время с ним произошли какие-то трансформации. Чтобы выяснить это, я осторожно продолжил свое боковое движение, пока полностью не открылось его лицо. Я остановился пораженный. На его лице было два глаза. Причем один из них как бы светился изнутри, особенно, когда из-за туч стало выглядывать солнце. Присмотревшись более внимательно, я понял, что это был искусственный глаз, выполненный из какого-то материала, который словно излучал в пространство какую-то энергию. Вот почему собеседник, одетый в пальто, стрелял глазами в разные стороны, очевидно, боясь посмотреть прямо в глаза своему партнеру, чтобы не попасть под его воздействие. Вполне вероятно, что он не раз попадал под влияние этой энергии и не хотел повторения. Второй громила тупо смотрел в этот глаз, вероятно, уже находясь под его влиянием, и казалось, готов был выполнить любую команду одноглазого.

Пока я собирался с мыслями и анализировал то, что мне выдала память, одноглазый, почувствовав внимание к себе, стал нервно крутить головою, словно пытаясь определить, откуда может исходить потенциальная опасность. Увидя его лихорадочные движения я счел за благо смешаться с толпой и передвинуться в другой конец перрона. Тем более, что раздался паровозный гудок и трудяга-паровоз медленно втащил к перрону пассажирский поезд. Раздался звон привокзального колокола, и толпа с криком и воплями бросилась на штурм состава. Подхваченный этим водоворотом и подталкиваемый со всех сторон, я очутился возле вагонных поручней. Ухватившись за них, я успел вскочить на первую ступеньку и от толчков в спину буквально ввалился в вагон, где был зажат во втором купе возле окна. Минут через двадцать давка прекратилась и стало возможным даже дышать. Это означало, что посадка закончилась и мы скоро тронемся в путь. На перроне еще бегали опоздавшие и неуспевшие втиснуться в вагоны. Они пытались хоть как-то уцепиться за вагоны, но это был сизифов труд, так как даже на крыше не было свободных мест.

Наконец на перрон вышел дежурный по станции в красной фуражке и, не обращая внимания на вопиющие нарушения правил безопасности перевозок, подошел к вокзальному колоколу , а затем достал из кармана большие часы. Открыв крышку циферблата и посмотрев на время, он ударил в станционный колокол , тем самым давая команду на отправление состава. Паровоз рявкнул гудком, и состав, словно сорвавшись с цепи, дернулся и стал, медленно пыхтя, набирать скорость в сторону Петрограда. Все облегченно вздохнули и начали устраиваться поудобнее. Я снял фуражку, положил ее на колени и перестроил выражение свого лица, придав ему больше доброжелательности и расположенности к общению с окружающими. Для этого я опустил складки губ, расправил лоб и натянул на лицо полуулыбку, сконцентрировав внутреннюю энергию на расположение к сидящим рядом попутчикам и принялся осторожно их рассматривать. Полувопросительное, полуглуповатое и наивное выражение лица очень сильно влияет на окружающих. Как учили нас, это толкает собеседников к вам навстречу. Они пытаются вам помочь, просветить, втолковать, научить, и вы, благодарно воспринимая их помощь, получаете достаточно много ценных сведений, подталкивая их к этому своими наивными вопросами и радостным выражением лица, означающим, что до вас наконец-то дошла та или другая истина, которую они излагали. Чем шире круг собеседников, принимающих участие в разговоре, тем шире поток сведений, которые вы хотите получить. Учитывая, что я достаточно долго не был дома, мне хотелось из первых рук узнать мнения о событиях, произошедших в стране за время моего отсутствия. Я ждал, когда завяжется беседа, чтобы потом плавно перевести розговор в нужное мне русло.

В купе нашего классного вагона вместо положенных четырех, оказалось человек пятнадцать. Они сидели не только на сидениях, но и на полу, тесно прижавшись друг к другу. Общий коридор в вагоне тоже был забит пассажирами. Поэтому я обезопасил себя от возможности быть узнанным моими ночными грабителями, так как свободное продвижение по вагону было практически невозможным. Со мною в купе оказалась медицинская сестра, которая поддерживала раненого офицера, оказавшегося ее мужем, пожилой священнослужитель, трое крестьян, мелкий торговец, а остальное пространство занимали солдаты. Некоторые возвращались после ранения, остальные бросив фронт, ехали через Петроград к себе домой. Многие были при оружии, и винтовки, пристроенные рядом, вызывали неудовольствие священника и страх у медсестры.

Первым нарушил молчание фронтовик, сидевший возле священника.

– Вот приеду домой и нажрусь от пуза, − заявил он, с вызовом посматривая на окружающих. – А то после фронтовой жратвы, пока добирались сюда, совсем отощали.

– А что, совсем не кормили? − поддержал разговор торговец. − Не может быть!

– Так я ж не про фронт, я про дорогу толкую, − как-то съежившись, ответил солдат.

– Воевал бы как следует, тогда бы и пузом не сох, − зло вступил в беседу офицер. − А то вон деру дал. А кто будет защищать от немцев твою семью, Россию, кто?. Из-за таких, как ты, и немец прет вперед.

– Но, но, потише вашбродь, − кинулся в защиту первого второй солдат, возле сидевшего капитана у дверей. − Не он виноват, а генералы и Николка, которые все предали Рассею и нас, а теперь что?

Этот внезапно возникший вопрос как бы завис в воздухе, и на какое-то время прекратил начавшую разворачиваться перебранку. Как будто каждый мысленно пытался себе представить − что же будет дальше? Но очевидно, ответ не приходил или был до того страшен, что никто не пытался его озвучить.

Поэтому сидевший рядом торговец шевельнулся и, нарушив затянувшееся молчание произнес:

– Что-что, да ничего, жили и жить будем дальше. Только вот вопрос как ? Вона в Петрограде бунты, кричат «голодовка, голодомор!» Бьют стекла магазинов,