Современный чехословацкий детектив - Эдуард Фикер

И еще интересно, как разовьется дело с Гадрабой. В его показаниях не фигурировал пресловутый летний полотняный костюм. Но возможно, вскоре будет фигурировать кое-что из его прошлого, и его не спасет даже бегство Фидлера в смерть...

 

Наконец я добрался до дома, где жила Вера Климова с матерью, и убедился, что Карличек был прав, описывая отношения в этой семье. Мать Климовой, беспечная и равнодушная, с улыбкой, слегка окрашенной непреходящей горечью, открыла мне дверь, держа в руке какое-то белье; на носу у нее были очки. Белье и очки она положила потом на столик швейной машинки, и разговор мог начаться.

— Что-то вы уж очень этим интересуетесь, — сказала она с несколько наигранным спокойствием. — Но я свои принципы не скрываю и менять их не собираюсь.

— Да я вовсе не хочу ни в чем вас переубеждать!

— Стало быть, вы разумнее того, кто был тут до вас. Он даже распространялся, что надо бы учредить интернат усиленного воспитательного направления для молодежи с ущербной моралью и испорченным характером. Смешной он, право, не сердитесь.

— Это он из добрых чувств, — заступился я за Карличека.

— К кому, господи? — Она вроде немножко обиделась.

У старшей Климовой были совершенно белые, пышно-волнистые волосы и бледное лицо. Зато очень живые, окруженные морщинками глаза; такие же морщинки разбегались от уголков ее губ.

— Не знаю, — начал я, — делится ли с вами дочь всем, что переживает...

— Об этом не печальтесь! — перебила она меня, махнув рукой. — Доверия между нами хватает — как раз потому, что она знает: никогда я не стану надоедать ей своими поучениями.

— И даже советами?

— Какие там советы! Что я знаю-то? Работу да домашнюю каторгу... Не обучать же ее этому.

Самым деликатным образом я высказал мнение, что обе крайности нехороши. Она это выслушала уже с более приветливым видом.

— Ваша дочь влюблена в не очень надежного парня. Вы с ним знакомы?

— Он за ней на мотоцикле приезжает, — кивнула она.

— И увозит ее в компанию, которая изо всех сил старается вести себя неприлично. Был среди них даже один уголовник.

— Вы не сказали мне ничего нового.

— И вас это не пугает?

Климова с нетерпеливым жестом возразила:

— Как постелет, так и ляжет. Я только говорила ей, что сама бы на такое не решилась. За всю жизнь ни разу не провела я ночи вне дома. Не будь она мне дочкой, я бы ей просто позавидовала. Девчонка сама зарабатывает на жизнь, значит, и ума у самой должно хватать. А приберет меня господь — она не пропадет. Не нужны ей ни я, ни мои советы. Разве что вот оторванную лямку пришью. Конечно, парень стоит ей много нервов, да какая же любовь без страданий? Этак и романы не о чем было бы писать.

— Надеюсь, вы знаете — парень ее исчез.

— По-моему, там уже все в порядке.

Я спросил, как вела себя Вера, вернувшись после очной ставки в ателье. Климова-старшая, в своей равнодушной искренности, ничего не стала скрывать:

— Сначала все насвистывала. Когда она злится, всегда свистит, чтобы думали, будто ей нипочем. Свистеть она еще в школе научилась, даже в два пальца. Дома я ей запрещаю свистеть, иной раз и у меня терпенье лопается. Не такая уж я мягкая — просто не вмешиваюсь в ее дела. Иногда она и сама перестает свистеть и тогда рассказывает мне, что с ней такое; а то и не рассказывает.

— Что же она рассказала вам сегодня? Что все в порядке?

— Ничего не рассказала. Ушла к себе в комнату. Что она там делала, не знаю. Потом позвонили в дверь, я пошла открывать, а Вера меня перегнала. Это опять явился ваш очкарик. Вера его не впустила. А он и не собирался входить, просто порадовался, что она добралась до дому в целости. Вера ответила, что лучше бы он сам постарался добраться домой в целости, да и захлопнула дверь у него перед носом. И опять ушла к себе, а я пошла на кухню, и мы ни о чем не разговаривали. Только уж за обедом она сказала, будто какая-то баба хотела отбить ее парня и она за это разорвет ее на куски,

— Так это и значило, что все в порядке?

— Нет. У Веры даже аппетит пропал. Опять засела у себя в комнате, видно, думала, как бы отомстить. А потом к нам поднялась соседка снизу — у нее телефон есть — и сказала, что кто-то Веру спрашивает. Дочка так и бросилась вниз, чуть не по перилам съехала. Потом примчалась обратно и давай красоту наводить.

— Кто же ей звонил?

— Не знаю. Я только спросила, вернется ли она к ужину. Она ответила: не мое, мол, дело. — Климова пожала плечами. — Вот я и думаю, что все в порядке.

Узнав фамилию нижней соседки, я спустился к ней.

— Я охотно оказываю соседям эту услугу, — сказала радушная женщина, — тем более что звонят им не слишком часто.

А звонил Вере какой-то мужчина, голос вежливый такой, звучный. Себя не назвал, только извинился: мол, по срочному делу.

— Часто ли звонят Вере Климовой?

Соседка припомнила, что за последний год это было раза два.

— И тот же голос, что сегодня?

— Вот не скажу, простите. Этого я не могу упомнить.

— Вы слышали, что говорила Вера по телефону?

Женщина ответила, что считает неприличным торчать рядом в прихожей и подслушивать чужой разговор. Но Вера была взволнована и страшно нетерпелива, первые слова чуть ли не выкрикнула, когда она не успела еще закрыть за собой дверь в комнату. Слова эти были следующие: «Вера у телефона... Арнольд, это ты?!» Или «Адольф». Она не ручалась, что точно расслышала имя.

Дальше Вера понизила голос. Сама говорила мало, больше слушала. В конце концов сказала что-то вроде «приду обязательно». Закончив разговор, продолжавшийся не более минуты, она, все еще немного взволнованная, постучалась к хозяйке, поблагодарила и побежала домой.

Я тоже поблагодарил ее и поспешно откланялся. Неподалеку от дома была стоянка такси — именно здесь Вера брала машину, — и я уехал.

В отделе мне сообщили, что Вера Климова еще не выходила из посольства. Я послал туда дополнительно людей, так что мы полностью оцепили здание, тихое и безлюдное в нерабочий день, словно заколдованный замок. Упустить Веру Климову мои люди никак не могли.

Я позвонил на квартиру Фидлера и еще застал там Скалу. Мы обменялись информацией. Скала удивился:

— Неужто девица бегает на свиданки в посольство? Вот это уровень! Я, например, всегда назначал свидания на базарной площади или где-нибудь в этом роде... А здесь у нас — ничего нового. Нудная работенка. Скоро кончаем.

Затем я позвонил по засекреченному номеру, и меня соединили с полковником. Выслушав, он отвечал таким раскатистым басом, что мембрана трещала:

— Продолжать! Госсарт функционировала уже в нескольких странах. Всякий раз она проваливалась, но ни разу не удавалось выдворить ее. Талантливая полиглотка, бегло разговаривает на шести языках. Вполне вероятно, что в состав дипломатического корпуса ее могла сунуть разведка. Так делается. Видно, ей в колесо попал какой-то камушек. Надо постараться, чтоб там как следует заскрипело.

А Карличек все спал... Когда проснется — то-то удивится!

Однако все произошло наоборот. Проснулся я, и удивился тоже я.

Но минутку. Не будем забегать вперед. Человеку, чтобы проснуться, надо сперва уснуть. Мне удалось это сделать в двенадцатом часу ночи. К тому времени Вера Климова все еще не покидала посольства. Меня спросили, что теперь делать. Я ответил:

— Ждать. Славно она там, видно, развлекается.

Разумеется, ее следовало задержать, как только она высунет свой кокетливый носик из объекта, пользующегося правом экстерриториальности.

Вскоре после полуночи меня разбудил телефон. Сон у меня глубокий, но он мгновенно улетучился — такая уж привычка вырабатывается у нашего брата. Ага! — подумал я. Наконец-то Верочка Климова...

Ничего подобного. Звонил наш патологоанатом.

— Алло! — сердито проворчал он. — Очухались? А мы произвели срочное вскрытие.

— Прощаю вам, что разбудили меня. Дело того стоит. Ну и как?

— Никак. Бедржих Фидлер умер не от яда. Обыкновенная angina pectoris[5]. Сердечный спазм. Он часом не спал, когда это с ним случилось?

— Как?! Значит, естественная смерть?!

— Естественная, если вы это так называете. Самоубийство исключено. Ни о каком яде и речи нет.

Я положил трубку. Доктор, кстати, бросил ее первым. Я вытянулся на кровати, закинув руки за голову.

Значит, не намеренное бегство? Это несколько меняло ход моих умозаключений. Да, теперь смерть Фидлера сделалась особенно неприятным обстоятельством. Будь он жив, возможно, рассказал бы все...

Я взял телефон. Что Вера Климова?

Ничего. Еще не вышла. А из посольства и мышь не проскочит.

Так. Тут тоже ничего не поделаешь. Я закрыл глаза. Наш брат умеет засыпать даже от злости. Анализ и решение — завтра.

В два тридцать пять меня поднял дверной звонок. Пришел Трепинский с таким сообщением, которое не рекомендовалось передавать по телефону.

— Ответ для «ГР-2» пришел точно вовремя. Расшифрован.