Сталин. Кто предал вождя накануне войны? - Олег Козинкин

Пожелав успеха, закончил с ним разговор. В трубке зазвучал, густой бас командира 7-й моторизованной дивизии:

— У аппарата полковник Герасимов.

— Здравствуй, дорогой! Как у тебя, лес шумит? — Лес шумит, но лесник своё дело знает, Дмитрий

Иванович, — пробасил в ответ А.Г. Герасимов. — До встречи.

На проводе был командир 34-й танковой дивизии полковник И.В. Васильев. Поприветствовав его, я сказал:

— Гора! Желаю успеха!

“Молния”, “лес”, “гора” — это условные слова, услышав которые от меня, командиры соединений немедленно поднимали по тревоге части и вскрывали хранившиеся в сейфах опечатанные пакеты с секретным предписанием о выходе в район сосредоточения».

Не армия, а колхоз «40 лет без урожая». Личная инициатива так и прёт среди генералов. Они даже себе, как в «казаках-разбойниках», тайные словечки придумывают. Или, может, настолько не было доверия среди красных командиров друг другу, что они шли на такое? Кстати, вполне может быть — ведь как можно ещё назвать поведение начштаба армии Варенникова, если не «странным»? А ведь Рябышев специально акцентировал внимание на «странном» поведении начштаба 26-й армии, отвечая на вопрос Покровского. Однако время, когда его разбудили, он показал чётко — в 4 часа утра по московскому времени, это 4 часа и по местному, — когда ему позвонил «начальник оперативного отдела 26-й армии от имени командующего» и сообщил о нападении, но приказа о приведении в полную боевую готовность не отдал. Корпус Рябышева, как и всех в КОВО, поднимали именно после нападения Германии!

«Мысленно представил себе, что сейчас делается в расположении полков, открыл сейф и вскрыл предназначенный мне пакет.

Нужно было ещё вызвать командиров частей обеспечения и отдать им соответствующие распоряжения. Но это уже проще — они находились вДрогобы-не, под боком.

Время шло, а указаний из штаба армии не поступало. Я не отходил от телефона.

Вскоре с неба донёсся всё усиливающийся гул моторов, над городом появились вражеские бомбардировщики. Стрелки часов показывали 4.30».

Рябышев вскрыл свой пакет (его комдивы вскрывали свои по его команде) около 4.15, не дожидаясь указания на это из штаба армии. Т.е. в случае начала боевых действий, если даже нет отдельной команды, «красные пакеты» вскрываются командирами «автоматически»… А свой приказ Рябышев всё же получил — в описании боевых действий 8-го мк показано что «части 8-гомеханизированного корпуса в 5.40 22.6.41 г. были подняты по тревоге…»

«А ещё немного спустя в распахнутое окно ворвался сверлящий, всё нарастающий вой падающих бомб. <…>

Кто-то из командиров доложил, что самолёты с чёрными крестами на крыльях бомбят нефтеперегонный завод, железнодорожную станцию и расстреливают перепуганное мирное население.

— Вызвать к аппарату начальника артиллерии корпуса! <…> — Приказываю: по фашистским стервятникам открыть огонь зенитной артиллерии!

“Bom так-то будет надёжней”, — мелькнула мысль.

“В конце концов, какого ещё приказа ждать? —

рассуждал я, направляясь в свой кабинет. — Ясно, что надо бить подлого врага, вторгшегося на нашу землю и в наше воздушное пространство”.

Вошёл начальник связи корпуса полковник С.М. Кокорин и взволнованно доложил:

— Связь со штабом армии прервана. По проводу нет связи и с Садовой Вишней. Для восстановления своих линий отправил людей. <… >

Временно исполняющий должность начальника штаба подполковник А.В. Цинченко доложил, что, по поступившим докладам из частей, между Дрогобычем и городом Стрый противник выбросил парашютный десант.

— Это… — замялся он.

— Это война! — закончил я его мысль.

Бомбовые разрывы между тем стали реже. Видимо, огонь зенитчиков заставил вражеских лётчиков быть осторожнее…»

Для чего акцентировано внимание читателя на времени подъёма войск в КОВО? Об этом чуть позже…

А теперь посмотрим воспоминания генералов из Одесского ВО, которые к 22 июня директивы Москвы просто выполнили, как положено…

Крылов Н.И. Не померкнет никогда. — М.: Воениздат, 1984 г. Есть в Интернете. Гл. «На защите Одессы. Левый фланг».

Данные воспоминания описывают события в округе, который оказался благодаря командованию округа наиболее подготовленным к нападению немцев, — в Одесском ВО.

«..Войска, оборонявшиеся на Дунае и Пруте, имели определённые успехи с самого начала военных действии Помню общее воодушевление в штабе 14-го корпуса вечером 22 июня. В тот час ещё не было сведений о том, как отражается нападение фашистского агрессора на остальном фронте, и хотелось верить, что там положение не хуже, чем у нас. Здесь же, на левом приморском фланге, итоги первого дня войны выглядели не так уж плохо.

Все попытки противника высадиться на наш берег Дуная получили отпор. Его подразделения, сумевшие кое-где переправиться рано утром, были разгромлены. Около пятисот вражеских солдат и офицеров сдались в плен. “Истребители” и зенитчики сбили семнадцать фашистских самолётов. Наши потери от бомбежки и артиллерийского обстрела через границу оказались, несмотря на внезапность нападения, в общем, незначительными. <…>

…В Кагуле враг захватил было мост через Прут, где стояли только часовые, и двинул на восточный берег пехоту, но подоспевший на помощь пограничникам стрелковый батальон сбросил фашистов в реку, а мост разбила наша артиллерия. <…>

Всё то, что успели сделать до войны на случай возможных неожиданностей, окупилось сторицей.

Части 14-го корпуса генерала Д.Г. Егорова имели неплохо подготовленные рубежи для развёртывания вдоль границы. Артиллеристы точно знали, кого и с каких огневых позиций должны поддерживать. Была хорошая, четкая связь с пограничниками, со штабом и отрядами Дунайской военной флотилии. Как всё это пригодилось, какие драгоценные минуты и часы позволило выиграть!

Как я уже сказал, перед войной у границы было не особенно спокойно. В июне обстановка на румынском берегу (а там — это не было секретом — находились и немецкие войска) стала настораживать. В одном селе за Прутом появились солдаты, которых раньше не было, у другого поднялось некое “гнездо”, похожее на артиллерийский наблюдательный пункт, у третьего — скопление плохо замаскированных в затоне лодок… Обо всём таком, конечно, докладывалось начальству. Но в командирском кругу многие высказывали мнение, что и без особых указаний о повышении боевой готовности можно и должно кое-что предпринять.

Начальники, от которых это зависело, разумеется, знали свои права. Чрезмерная осторожность, способная теперь, много лет спустя, показаться странной, объяснялась распространённым тогда опасением, как бы не совершить нечто такое, что “даст повод для провокации”.

И всё же принимались меры, оказавшиеся более чем своевременными. Начальник артиллерии полковник Н.К. Рыжи убедил, например, командира корпуса прервать под каким-то предлогом сбор артиллеристов, и они как раз 21 июня вернулись в свои части».

Именно по артиллерии и задавался вопрос № 4 после ВОВ: «Почему большая часть артиллерии находилась в учебных центрах?» По планам на летний период обучения артиллеристы должны были проводить плановые занятия и стрельбы на полигонах. Однако в связи с начавшимися выдвижениями войск с повышением б/г эти занятия должны были быть прекращены. И не по личной инициативе командиров отдельных частей, а согласно уставу — при повышении боевой готовности прекращаются все занятия и учения, и части возвращаются в подразделения. И в директиве НКО и ГШ от 12 июня для КОВО, например, прямо было указано: «Для охраны зимних квартир оставить строго необходимое минимальное количество военнослужащих, преимущественно малопригодных к походу по состоянию здоровья». То есть в «поход» должны были в составе дивизий и корпусов выдвигаться ВСЕ части и личный состав. Вместе с боевой техникой.

Для ЗапОВО в директиве НКО и ГШ ещё от 11 июня указывалось: «Для повышения боевой готовности войск округа все глубинные стрелковые дивизии и управления стр. корпусов с корпусными частями вывести в лагерь в районы, предусмотренные для них планом прикрытия». И далее Павлову указали, на основании чего и по каким планам прикрытия он должен выводить свои войска (директива НКО за № 503859/сс/ов), что в переводе на язык штатских означает — в район по плану прикрытия могут и должны выводиться дивизии только в полном составе, с артиллерией, зенитными средствами и т.п. «корпусными частями». И с приведением их в боевую готовность. (Павлов потом на следствии и на суде заявлял, что он «неправильно понимал директивы наркома», но ведь если что-то неясно — звони в Москву и уточняй…)