Контрапункт - Татьяна Любецкая

Наутро радиостанции и газеты разных стран бурно восхитились «чудом в Тампере», «фантастическим матчем» и «героизмом русских», что, конечно, весьма и весьма льстило нашим любителям футбола.

Конечно, надо знать цену каждого гола в футбольном матче, тем более олимпийском и тем более с таким соперником, как югославская сборная, чтобы оценить, чего стоило нашим сравнять счет тогда, на стадионе Тампере.

А через сутки – повторная встреча.

Словно по некоему твердому сценарию, во всех матчах советских футболистов на той Олимпиаде первый наш гол забивает Бобров – так случилось и на 6-й минуте переигровки между сборными СССР и Югославии. Но вскоре югославы сравнивают счет, а затем выходят вперед – 2:1. В радиорепортаже Вадима Синявского второй гол югославов «звучал» примерно так: югославский защитник послал мяч в нашу штрафную площадь, где его готовился принять Анатолий Башашкин, но будто бы мяч при этом попал ему в руку, и судья назначил одиннадцатиметровый, без промаха пробитый затем Бобеком.

Эту «руку» Башашкин до сих пор не может простить Синявскому. И через двадцать девять лет, все еще сильно волнуясь, Анатолий Васильевич объяснял мне, что мяч пришелся ему вовсе не в руку, а в плечо. Он возбужденно показывает рукой то на свое правое плечо, то на место на поле, где это случилось (мы встретились с ним на футбольном поле «Автомобилиста» – там он тренирует теперь команду «Красная Пресня»), где в тот момент находился он, а где югославский игрок… «Понимаете, я объясняю судье: неправильно, мол, не было пенальти, показываю ему на плечо, а он показывает мне на руку и – дает пенальти…»

Судья Эллис, разумеется, оказался неумолим. Да и было бы странно, если бы он, даже поверив в правоту Башашкина, рискнул отменить свое уже объявленное решение – прецедент на Олимпиаде был бы экстраординарный.

А далее с Башашкиным случилось нечто схожее с «трагедией Кочеткова». Пытаясь отразить мяч, идущий к воротам Леонида Иванова, он подставил ногу, и счет встречи стал 3:1.

А так как еще на одно чудо у нашей команды сил уже не оставалось, то с этим результатом она и вышла из борьбы олимпийского турнира.

Тем не менее мировая пресса была по-прежнему склонна превозносить советских футболистов, считая, что, несмотря на проигрыш, они сумели преподать футбольному миру не только урок мужества и выносливости, но также продемонстрировали яркую, остроумную игру. Кстати, из восьми голов нашей сборной на Олимпийских играх в Хельсинки шесть – на счету армейцев (5 – Боброва, 1 – Петрова). Оставшиеся два принадлежат Трофимову (если, конечно, вообще позволительно выделять авторов голов в этой, по существу, коллективной игре, где, вероятно, ни один гол никогда и никому не принадлежит полностью).

Что же касается нашей общественности, нашей прессы, то они в тот момент были далеки от высоких или хотя бы щадящих оценок. Лишь в одной спортивной книге, изданной уже в 1968 году, я прочитала, что тот матч «должен войти золотой страницей в историю нашего футбола». Но тогда…

Виталий Андреевич до сих пор не может забыть, как после того проигрыша югославам наши футболисты ходили в столовую окольным путем, лесом, делая крюк в полкилометра, лишь бы не попадаться лишний раз на глаза ребятам из других наших команд…

«Мы располагали тогда игроками, может быть, не хуже югославов, – вспоминает Константин Бесков, – но команды создать не успели, да и олимпийского опыта не хватило. А ведь югославская сборная была одна из сильнейших на Олимпиаде, она это доказала вновь, второй раз подряд, став в Хельсинки серебряным олимпийским призером. Тем не менее наша общественность отнеслась к проигрышу советской сборной резко отрицательно. С меня, да и не только с меня, сняли звание заслуженного мастера СССР, армейская команда была расформирована, а Борис Андреевич остался без сборной, без армейцев и поначалу без работы».

Принимаю тебя, неудача…

«В 1952 году после расформирования армейской команды я стал тренировать московскую команду „Локомотив“» – скупая строчка из служебной автобиографии Бориса Андреевича. А что стоит за этой строчкой? Например, такой рассказ Вячеслава Соловьева: «Олимпиада была позади. Мы жили тогда на сборах, на Ленинских горах, и готовились к очередной игре первого круга чемпионата СССР 1952 года – с киевским „Динамо“. К тому времени мы уже провели несколько матчей и все выиграли, так что вновь, как в предыдущие годы, шли к золотым медалям…

Было утро, мы только что позавтракали и собирались идти на установку, как вдруг приезжает заместитель председателя Всесоюзного спорткомитета и зачитывает нам приказ о расформировании нашей команды. Ни о каких играх, в том числе и об ожидавшей нас в тот день игре с киевлянами, естественно, не могло быть и речи. Зачитал приказ и уехал. Казалось, конец всему…»

…Вот уже несколько часов подряд тот, чье время обычно расписано по минутам, бродит по улицам, гуляет, если можно так сказать. Редкие прохожие (ненастный вечер) оборачиваются и долго глядят ему вслед. Кто узнал, а кто, столкнувшись с невидящим взглядом светлых застывших глаз и лишь в последний момент избежав столкновения, участливо размышлял: надо бы подойти, спросить, помочь – и не решался.

Еще вернутся мысли, споры, Но будет скучно и темно…

Очутившись на Ленинских горах, Борис Андреевич вдруг встретил старого своего друга – случайность? – но не сразу узнал его. Просто почувствовал, что какое-то препятствие возникло на его пути. И тут только понял, что идет дождь – знакомый держал в руках зонтик, стараясь прикрыть им вымокшего насквозь Бориса Андреевича.

Чтобы скрыть свое смятение, добрый, остроумный Александр Семенович Перрель тут ничего придумать не мог и бодро произнес какое-то дежурное приветствие. А в ответ услышал: «Как теперь быть? Как жить дальше?..»

Когда они пришли домой, у Александры Николаевны и у Иры лица были растерянные и мокрые. «Везде дождь, – подумал Борис Андреевич. – Как это, однако, банально: убитый горем „герой“ и все и вся кругом плачет!.. Что ж, „попробуем быть здоровыми.“»

На Олимпиаде проиграла сборная, а расплачивалась команда армейцев. Но за что? И о какой расплате может идти речь, если дело касается игры?

Один английский философ говорил, что опыт – это учитель, дорого берущий за урок. Быть может, в тот раз он взял даже слишком дорого: начиная с 1954 года (когда армейский коллектив был восстановлен) знаменитая команда, для которой долгие годы серебряная медаль чемпионата страны была чуть ли не провалом, познала все места в турнирной таблице вплоть до 19-го, лишь однажды – в 1970 году (ее тогда тренировал Валентин Николаев) – вновь став чемпионом. И в конце концов за тот урок заплатил весь наш футбол.

Когда Аркадьева во второй раз – уже в 1958-м – вновь пригласили в армейский клуб, он, конечно же, согласился, ибо то был не тот клуб, которому он мог отказать. Его помощником тогда стал Всеволод Бобров.

«Мы создавали команду заново, – вспоминал весной 1979-го Всеволод Михайлович, – и дело это было трудное. В том же году мы заняли на первенстве страны 3-е место, что в руководящих сферах посчитали успехом. Ведь в предыдущем сезоне у команды было пятое, а выиграть чемпионат – такая задача перед нами не ставилась: ее невозможно решить в 1–2 года. Нужно было хоть как-то в перспективе возродить былую славу ЦДКА. Вот, до сих пор возрождаем…»

Цитирую выдержки из «Советского спорта», посвященные нынешней команде ЦСКА:

«…по мнению тренеров, лишь шесть-семь футболистов отвечают современным требованиям.

Особенно много претензий у них к полузащитникам…»

«…в ЦСКА мало внимания уделяется индивидуальной работе…»

«Если игроки ведущих клубов (заметьте, это уже не армейцы. – Т. Л.) и могут позволить себе „постоять“ и тем не менее победить за счет более высокого мастерства, то футболистам ЦСКА надо играть в полную силу с первой и до последней минуты. Они же пока к таким высоким нагрузкам не готовы…»

Будто по странной иронии судьбы – судьбы нашего футбола, – нынешняя армейская команда проигрывает как раз в том, в чем блистала ее знаменитая предшественница. А блистала она, как известно, и суперсовременным стилем игры, и атлетизмом, и универсальной полузащитой. Что же касается индивидуальной работы, то ей, как известно, в уроках Бориса Андреевича уделялась львиная доля тренировочного времени.

Выходит, опыт в данном случае оказался не только учителем, дорого взявшим за урок, но при этом учителем, ничему не научившим да к тому же позволившим растерять знания, накопленные до него?

Сокрушенно качая головой, словно до сих пор не может понять происшедшего, Вячеслав Соловьев говорит о том, что всем, кажется, давно известно, – о том, что разрушить гораздо легче, чем возродить, что тогда, в пятьдесят втором, расформировали зачеркнули команду, коллектив в расцвете сил, что были вырублены традиции армейского клуба, уничтожена преемственность. «Ведь все мы были москвичи, защищали свой клуб и свой город. А сейчас в ЦСКА все приглашенные! Отвыступают и уезжают куда-то к себе домой. И, собственно говоря, о какой преемственности и традициях может идти речь, если трудно даже сосчитать, сколько перебывало в ЦСКА игроков и тренеров после 1954 года! Тренеров меняют каждый год – поспешно подбирают и поспешно же расстаются с ними».