Рок-н-ролл под Кремлем - Данил Корецкий

Странное чувство. Будто вдруг провалился в смежное пространство, в параллельную какую-то Москву. Школьником Юра перечитал много фантастических книжек и встречал подобные сюжеты: человек приходит домой с работы, а в квартире живут чужие люди, под окнами вместо троллейбуса ходит трамвай, а в магазине напротив неожиданно расположен кинотеатр…

Юра Евсеев завертел головой, отыскивая спасительную букву «М».

Ничего подобного. Зато проехала корытообразная телега, запряженная гнедой лошадью, и возчик в длинном, неопределенного цвета лапсердаке лихо крикнул:

– Тпру-у-у, разбойница! Видишь, люди ждут…

Возле кучи мусора стояли молодые парни в затрапезной одежке, они принялись сосредоточенно швырять в телегу ржавые батареи, обрезки труб, полусгнившие доски. Лошадь дергала ушами и переминалась с ноги на ногу.

– Потише, молодцы, экипаж не развалите! – трубно крикнул возница.

Странное чувство усилилось. То есть вокруг действительно была какая-то другая Москва! Юра встряхнул головой: ведь он не пил ни капли, а по воспитанию – материалист до глубины души!

Он почти поравнялся с компанией «молодцов» и тут заметил, что в стороне стоят несколько девушек, одна – просто… просто… Рассмотреть бы хоть чуть-чуть: высокая, стройная, с копной волос, подвязанных широким шелковым шарфом… точно, шелковым – сзади выбился кусок ткани и развевается, светится насквозь… А лицо – лицо напоминает старинный женский портрет, кажется «Незнакомка» называется…

И тут упали первые, редкие, но очень крупные капли дождя. Возчик взмахнул вожжами и погнал нагруженную телегу. Компания дружно завизжала, кто-то даже швырнул на асфальт лопаты и метелки, и все бросились, толкаясь, к выехавшему из-за угла зеленому микроавтобусу.

– Испугались? – крикнула эта, с копной и шарфом. – Петя, Валя, размокнуть боитесь? А инструменты мне собирать?

– Сейчас как хлынет дождь! – провизжали в ответ бегущие. – Вымокнуть хочешь?

Девушка рассмеялась радостно. Подняла лицо навстречу каплям.

– Какой же это дождь? – воскликнула она. – Это же брызги шампанского…

Она огляделась по сторонам, заметила Юру и улыбнулась.

– Молодой человек, не хотите потанцевать?

– Что?! – Он остановился и, чувствуя, что вид у него довольно глупый, усилием воли собрал лицо в обычное выражение. Но получился «комитетский» камень.

Девушка отвернулась.

– Тогда я сама…

Она выпрямилась, резко подняла локоть правой руки и приложила к животу квадратную брезентовую ладонь:

– Трам-там-там-там… Тра-та-та-та-та… там… там… – Выразительно вскидывая голову и развернув плечи, она прокрутилась несколько раз будто в танце с воображаемым партнером.

Это было как-то… совершенно невероятно. В Москве, в той Москве, какую Юра знал с детства, таких девушек просто не было. Те девушки были слишком обычные, они пили пиво и «Изабеллу», некоторые даже знали модный коктейль «Мохито», они танцевали модные танцы и боялись дождя, но и понятия не имели, что можно танцевать танго под дождем!

«Эта девчонка точно из прошлого века, – подумал Юра. – Чистая и неиспорченная…»

Бегущие остановились. Ребята на миг застыли, открыв рты. Девушки кривились.

– Сумасшедшая!

– Шурка, ты опять за свои штучки!

Но пристыженные парни вернулись. И бросились подбирать инвентарь.

Крупные редкие капли превратились в нормальный весенний дождь. Все мгновенно втиснулись в микроавтобус, и тот рванул с места. Сначала Юра Евсеев опешил. Потом отчетливо понял, что он больше никогда не увидит эту девушку. Он бросился за машиной со всех ног. Причем бежал чуть правее, чтобы водитель заметил его в большое боковое зеркало.

Водитель заметил, когда Юре уже казалось, что мировой рекорд скорости вот-вот сорвется. Водитель принял его за опоздавшего и резко затормозил. Похоже, на последнем дыхании Юра рванул дверь:

– Подвезете?!

Водитель вывернул к нему шею, наливаясь багровым возмущением:

– Чужой, что ли?!

– Свой! Свой! – звонко заступилась та, с копной волос.

В три погибели согнувшись, Юра полез между рядами кресел: там, около нее, был узкий, крохотный кусочек свободного пространства. И он ввинтился туда.

– Спасибо! Как тебя зовут?

– Александра. А тебя?

Если бы Юре Евсееву кто-то когда-нибудь предрек, что случится в его жизни такой момент и он, впервые встретив девушку, обратится к ней запросто, запанибрата на «ты», – он бы не то что не поверил, он бы, наверное, возмутился. Его семья, воспитание, школа и Академия – с отличием, причем не только по специальным знаниям, но и по обязательной этике поведения: количество вилок, не соответствующее количеству ножей, разновидности рюмок и фужеров – назубок, когда надо встать, а когда можно сесть, женщине первым руку не подавать, с инициативными знакомствами без служебной необходимости не лезть – ждать, пока тебя представят…

Но это лицо! Эти живые глаза с миллионом вопросов в каждом зрачке!.. Ни грамма косметики… Юра скосил взгляд: позади Александры сидела девушка и тоже во все глаза смотрела на него, на Юру. Но ее веки так густо были обведены темным карандашом, что казалось, будто в лицо тебе смотрит двустволка или обрез, плавно перетекающий в полукилограммовый слой белил, румян или чего-то там еще, что действительно опасается дождя.

А потом водитель остановился, показывая правый поворот, и Юра увидел за окном знакомую арку и вдруг словно прозрел, узнал место, куда попал: да это же Хлыновка, Хлыновский тупик! А сейчас они поворачивают на Большую Никитскую! Юра вынырнул в современную Москву, захватив с собой девушку из прошлого.

…Пожилой прапор давно уже перестал стучать костяшками пальцев по совершенно здоровым зубам. Прикрыв веки – для конспирации, он с интересом наблюдал за этим лейтенантом, повадившимся в архивный отдел. Евсеев, Петра Даниловича сын. Упорный малый. Любую старую папку с вековыми «делами» читает, как захватывающий детектив. Записывает что-то. Думает. Вот уже полчаса, не меньше, сидит и улыбается. Папку давно закрыл, руки на старой картонке. И – улыбается.

Евсеев поднялся, положил папку на конторку и расписался в девственно-чистом бланке ознакомлений, который прапорщик приклеил к твердой обложке. За тридцать лет он первым заинтересовался делом Кертиса Вульфа. Но далеко не последним…

– Не прячьте далеко это дело, мы его завтра заберем.

Прапорщик пожал плечами:

– Приносите запрос и забирайте. У нас они все на своих местах.

Евсеев вдруг подумал, что если бы на плечах прапорщика были другие погоны: генеральские, с шитыми золотом большими звездами, то он бы казался очень молодым. Все относительно…

– До свидания, – сказал лейтенант.

Интересный парень, вслед ему подумал прапор. Чего только не приходилось видеть за годы службы. Но таких вот улыбок в пыльном и скучном архиве – никогда не встречал.

А Юра Евсеев шел по длинному полутемному коридору медленно, разболтанной походочкой и думал о том, что за эти три месяца, что он познакомился с Александрой, они виделись всего раз десять. И это совершенно противоестественно. Потому что он хотел видеть ее каждый день. Каждый час. Ему нравилось в ней все: ее раскованность, ее жадный интерес ко всему на свете, ее одежда – небогатая, но всегда элегантная и необычная, не «содранная» со страниц модных журналов…

Александра, как оказалось, – художник, только что окончила Строгановку. Когда Юра еще там, в микроавтобусе, предложил встретиться завтра, в воскресенье, Александра не стала ломаться, сразу согласилась и предложила пойти на выставку французских живописцев. Потом немного смутилась: если тебе, конечно, интересно… Еще бы! Ему было интересно все!

Она пришла в светло-сером жакете до колен, из-под которого каким-то необычным веером выбивалась ярко-фиолетовая юбка.

– Нормально? – озорно спросила она, еще издали заметив его восхищенный взгляд.

– Не то слово! – ответил он. И кивнул на вьющийся вокруг колен веер: – Здорово!

– Я сама сшила! – похвасталась Александра. – Это просто! Я придумала! Не стала подшивать, как обычно, а – оверлоком, два раза!

– Тебе надо в модельеры пойти, – сказал Юра. При всей своей эрудиции он, к сожалению, не знал точного значения слова «оверлок».

– Ни за что! – парировала она. – Чтобы все ходили с такими подолами?

– Увидят – и «сдерут»! – так же весело ответил Юра.

– Пусть сначала допрут, как это сделать!

И они рассмеялись, и как-то так получилось, что он обнял ее прямо тут, на тротуаре. И испытал невероятную нежность. Впервые в своей жизни – не интерес типа «что, где, когда», а – нежность, и неожиданный острый укол в сознании: с кем она была до него? Была? Не была?

В галерее Александра вдруг отобрала у него карточку с наименованиями картин и фамилиями художников, которую вручили смотрительницы на входе.

– Тест! – сказала она.

Юра усмехнулся без особого энтузиазма. Но согласился. Дело в том, что при первом обмене информацией «кто есть кто» он, естественно, не сказал всей правды. Сказал первое, что пришло в голову, – работает в архиве. Это было полуправдой, ибо в архиве приходилось бывать часто: молодого посылали на нудную работу все, кому не лень. Что ж, Шурочка решила, что работник архива должен хоть как-то разбираться в живописи.