Статьи - Сергей Переслегин

Но, опять-таки, невозможно овладеть искусством сценирования мирной жизни, плохо разбираясь в логике войны.

Теория жестких антагонистических конфликтов довольно проста.

Целью войны является мир, который лучше довоенного хотя бы только с вашей личной точки зрения. Это определение, принадлежащее Б.Лиддел-Гарту может быть расширено: целью войны является расширение пространства решений победившей стороны. Иными словами, войны ведутся, прежде всего, за свободу (в частности, за свободу действий), то есть – за потенциальные возможности, и лишь во вторую очередь за материальные блага.

Содержанием войны является целенаправленное преобразование заданной начальной ситуации в ту конечную, в которой цель войны оказывается реализованной. Алгоритм этого преобразования называется планом войны.

Война разбивается на последовательность операций, которые, в свою очередь, дробятся на ряд боев. Соответственно, в теории войны выделяют тактику – умение выигрывать бой, оперативное искусство, в рамках которого подготавливаются и проводятся операции, и стратегию.

В своем первоначальном древнегреческом значении термин «стратегия» означал умение правильно рассчитывать и рационально организовывать движение войск. Позднее под «стратегией» начали понимать искусство выигрывать войну.

В современной теории стратегия – это умение менять масштаб управления[4]. А также – искусство добиваться поставленной цели, имея заведомо недостаточные для этого ресурсы. Последнее суждение заключает в себе сущность военного управления и логику войны, как антагонистического конфликта, поддерживающего развитие социосистемы.

В войне Вашими противниками являются люди: носители разума, способные превратить в ресурс любую материальную или информационную сущность. Поэтому никакие ресурсы, сосредоточенные Вами для ведения военных действий, не могут быть адекватными. Очень редко они оказываются избыточными (и это всегда грубый промах планирующей инстанции, заслуживающий щедринского «чижика съел»). Практически всегда ресурсы недостаточны. Именно поэтому стратегия является искусством в гораздо большей степени, нежели наукой.

Три основных принципа стратегии известны со времен Сунь-Цзы:

Стратег должен стремиться к минимизации затраченных им ресурсов, но не к максимизации ресурсов, потерянных противником (принцип наименьшего действия);

Движение к цели должно осуществляться в пространстве, не контролируемом противником (принцип непрямых действий);

При правильных действиях сторон равные позиции преобразуются в равные (принцип тождественности), следовательно, для того чтобы выиграть, приходится прибегать к действиям, заведомо неправильным.

В известной мере, стратегия – это искусство добиваться оптимального результата ошибочными действиями.

Тактику, оперативное искусство и стратегию можно рассматривать как последовательные ступени военной «лестницы». В XX столетии лестница была значительно расширена «вверх». Англо-американская военная наука ввела в рассмотрение большую стратегию или искусство выиграть мир. Чжоу -Эньлай, обратив известную формулу Клаузевица[5], добавил ступеньку политики или, вернее, геополитики. Опыт двух первых мировых войн дал понимание значения экономического превосходства[6]. Третья Мировая («холодная») война, в которой блестяще победили Соединенные Штаты Америки, выстроила верхнюю ступень «лестницы»: военную психологию, искусство создавать и поддерживать социальную связность. Наконец, на границе тысячелетий возникла «большая тактика» (искусство навязать бой армии и населению противника). Мастером этого раздела военного искусства принято считать Усаму бен Ладена, хотя крайне сомнительно, что указанный арабский террорист имел какое-то отношение к 11 сентября 2001 года.

Как правило, верхние «ступени» лестницы господствуют над нижними (то есть, правильная стратегия позволяет исправлять тактические ошибки, а высокая социальная связность более значима, нежели военное поражение), но «козыри» верхних ступени разыгрываются гораздо медленнее, и до того момента, когда они начнут действовать в полную силу, можно просто не дожить. Как, например, не дожили Афины до осуществления стратегического плана Перикла.

Всякий военный кризис означает, что интересы различных ступеней стратегической «лестницы» не совпадают. План войны теряет масштабную инвариантность, а вместе с ней целостность и жизненность. Собственно, для невоенных кризисов также характерно разрушение масштабной инвариантности. Вообще, как говорил великий британский политик У.Гладстон «Все кризисы одинаковы».

Как правило, победить в войне нетрудно. Нужно лишь иметь в виду, что ее карнавальный характер подразумевает включение Вашего триумфа в вечный сюжет «беличьего колеса». Иными словами, с неизбежностью «…победы сменяются разгромами, рушатся высокие башни, горят горделивые замки, и пламя взлетает в небеса…»[7]. Речь, однако, не идет о «дурной бесконечности». Война – Представление оператора развития: со временем меняется и ее характер, и характер мирной жизни, и структура самой социосистемы, порождающей войну для того, чтобы охранять мир.

Поэтому воевать можно хорошо и плохо, способствуя развитию общества или препятствуя ему. Можно воевать, разрушая, можно воевать, созидая, и человеческая история полна примерами и тех, и других войн.

Рефлексия войны

Этика войны не отличается от любой этики, претендующей на общечеловеческий характер. Смешно учить через две тысячи лет после Христа, что нехорошо расстреливать заложников или разрушать неприятельские города. Странно через две с половиной тысячи лет после Сунь-Цзы объяснять, что поскольку «война любит победу и не любит продолжительности», быстро проиграть антагонистический конфликт зачастую полезнее, чем медленно и мучительно его выигрывать. Но чтобы принять последнее, надо научиться рассматривать войну через призму карнавальности, то есть, не вполне серьезно относиться к ней и ее итогам. Да, на войне погибают люди. В том числе – мирные жители, никакого отношения не имеющие, ни к войне, ни к управлению социосистемами, ни даже к развитию. Да, война есть неприкрытое, разрешенное и предписываемое насилие: в этом содержание данного социального института. Однако, как правильно отмечал еще Воланд, человек смертен и, более того, внезапно смертен. Понимание этого обстоятельства не должно лишать нас чувства юмора.

Вы можете вспомнить, когда закончилась Тридцатилетняя война, и каковы были ее итоги? Каких территорий лишилась Германия по Версальскому договору? В чем содержание Вашингтонских военно-морских соглашений? Кто выиграл битву при Сольферино? Сервантес потерял руку в бою при Лепанто, чем закончилась эта битва[8]? Если Вы можете ответить на эти вопросы, Ваша осведомленность в военной истории много выше среднестатистической. Если эти войны и сражения до сих вызывают у Вас сильные эмоции (грубо говоря, Вам не все равно, кто одержал победу, кто потерпел поражение, и в чьих руках остается «устье Тары»), Вы, скорее всего, знакомы с одной из техник активизации исторического сопереживания.

Как правило, люди помнят только последнюю войну, а судьбоносной считают назревающую, но еще не наступившую. И только к этим двум войнам они относятся с леденящей душу серьезностью. А к остальным никак не относятся. Забывают. И потому шаг за шагом и век за веком повторяют одни и те же ошибки.

Стратегия чуда

Война на моем столе столь же реальна, как и война на экране моего телевизора. А для игроков даже более реальна: ведь они ее участники, а не зрители. Причем, привилегированные участники. Лица, принимающие решения.

Им, игрокам, предоставляется возможность сначала повторить все промахи, которые имели место в Текущей Реальности, а затем сделать свои собственные ошибки, чтобы, накопив опыт и инсталлировав собственные уникальные техники, научиться не ошибаться. И следовательно, обрести умение решать любые стратегические задачи в любых условиях и с любыми начальными данными. Выигрывать за Максимилиана фон Шпее бой у Фолклендских островов. Сводить к неопределенному миру Тихоокеанскую войну 1941 – 1945 гг. Водружать не позднее середины 1915 года русское знамя над Константинополем. Военное искусство все это позволяет: оно ведь сродни театру и имеет значительную трансцендентную составляющую.

Будем называть «чудом» всякое боевое столкновение, исход которого столь сильно отличается от нормального, что это не может быть объяснено с точки зрения статистической модели. Чудо свидетельствует, что виртуальные факторы оказались весомее реальных, субъективные значимее объективных. Как правило, оно означает также, что одна из сторон овладела искусством безошибочных действий, и научилось управлять вероятностями событий.

Военная история повторяет общечеловеческую историю. Время тоталитарных войн с их миллионными армиями, миллионными жертвами и элементарными «одноходовыми» ошибками прошло и более не вернется. В наступающей эпохе постиндустриализма устойчивость социосистемы (и вместе с тем интересы частных систем: государств, конфессий, транснациональных корпораций и т.п.) будут обеспечивать совсем другие войны, изначально построенные на «стратегии чуда» и тактике безошибочных действий.