Полуночные поцелуи (ЛП) - Бенедикт Жанин

Играй в это. Его комплименты не должны так на меня действовать. Не должны заставлять мое сердце колотиться так, словно у меня вот-вот лопнет сосуд.

— На это и была нацелена.

— Твоя цель — выглядеть действительно хорошо?

Я пожимаю плечами.

— И это все? Ты уверена, что это не должно было выглядеть чертовски аппетитно?

Я подавляю дрожь при воспоминании о той ночи, при мысли о его похвалах и о том, как он обещал сделать меня своей новой навязчивой идеей. Пылкий комплимент рикошетом проходит сквозь меня. Именно эта реакция придает мне достаточно здравого смысла, чтобы отвернуться от него и возобновить подготовку. Я не могу поддаться чувственным чарам, которыми он меня околдовал, поэтому наклоняюсь над раковиной, чтобы подойти поближе к зеркалу. Когда я поднимаю кисточку консилера, моя рука слегка дрожит, и мне приходится дважды сжать ее, чтобы унять дрожь.

Будь проклято мое либидо. Черт бы побрал его прямо в аду.

— Ты слышал, что я только что сказала? — я огрызаюсь с презрением, надеясь разорвать эту дымку желания, которая окутывает нас.

— Эм, — он пялился на мою задницу, но мое восклицание возвращает его внимание к моему лицу. Он качает головой, позволяя своим буйным мыслям улетучиться. Одаривая меня застенчивой улыбкой, он снова облизывает губы, — нет. Извини.

Я втираю в лицо еще одно кремовое средство, больше, чем когда-либо решив выставить его из моего дома.

— Я сказала, что не хочу отношений, — по крайней мере, такова суть.

— Ты не хочешь отношений, — он задумывается на долгое время, затем ухмыляется.

Я в очередной раз поражена тем, насколько он очарователен. Почему он должен быть таким чертовски милым? Почему он не мог просто быть бойким и неприступным, как в тот первый раз, когда я встретила его? Невозможно игнорировать его, не любить его, когда он так выглядит и ведет себя.

— Ну, черт возьми, это приятно слышать. Фантастика, на самом деле! Потому что я тоже не хочу отношений! У меня нет времени. У меня футбол, и я должен сосредоточиться на получении приглашения в «Комбайн» этой весной, а мои занятия в этом семестре чертовски трудные. Так что вместо отношений мы могли бы завязать… взаимовыгодную дружбу, понимаешь?

— Как приятели по траху?

Отис кивает, переусердствовав.

Я немедленно качаю головой, не давая себе времени обдумать это, мое намерение было ясным с самого начала.

— Нет, спасибо.

Мой отказ не замечается им. Это ясно по тому, как морщится его лоб, как сосредоточенно сужаются глаза. Потирая рукой рот, он четко формулирует свои мысли:

— Ты не хочешь снова заняться сексом?

— Нет, — да.

Боже, я до сих пор помню, как у меня поджались пальцы на ногах, когда он лакомился мной.

— Даже если это было хорошо?

Хорошо? Вот как мы это классифицируем? Обычный старый добрый трах? Что за гребаная пародия.

— Нет, — абсолютно. Возьми меня прямо здесь, прямо сейчас, папочка.

— Черт. Ладно, я… э-э-э… ну, прямо сейчас я чувствую себя чертовски глупо, — он смеется, звук глухой и циничный. Рэйвен, которая расслабляется на моей кровати, поднимает голову со своих лап, чтобы посмотреть на Отиса, явно говоря большому парню заткнуться на хрен. Когда он заканчивает кукарекать, как злодей, на его лице появляется шутливая улыбка. — Итак, если ты не хочешь иметь со мной ничего общего, какой был смысл приглашать меня прийти сейчас?

Я открываю рот, чтобы объяснить, но в голове у меня пустота. В его словах есть смысл. Блять. Это мой провал.

Зачем я привела его сюда? Мы могли бы уладить это на лужайке моего отца, сказав:

— Мы трахались. Наша сексуальная совместимость сорвалась с цепи. Но это все. Это никогда больше не повторится.

Но нет, я попросила его прийти ко мне домой. Почему? Прикинуть, что бы мы сделали? Но что тут можно понять, если мы даже не занимались друг другом? Все, что было, между нами, закончилось в воскресенье утром и могло быть закончено раньше. На этой неделе я собираюсь потащить Элизу с собой к гадалке. Может быть, она объяснит, почему я склонна принимать неправильные решения.

Он воспринимает мое молчание как приглашение говорить за меня.

— Потому что я думаю, что ты действительно хочешь меня. Ты хочешь трахнуть меня так же сильно, как я хочу трахнуть тебя, но по какой-то причине ты думаешь, что должна притворяться недотрогой, — он широко раскидывает руки, как будто собирается заключить меня в медвежьи объятия, но остается на месте, самонадеянная ухмылка растягивается на его губах, — но, детка, ты не должна так играть. Доверяй мне. Я хочу тебя. Типа трахать-тебя-всю-ночь-пока-я-не-начну-стрелять-холостыми, хочу тебя. И я искал тебя повсюду с воскресенья, так что просто… — ему не нужно заканчивать свое предложение, его просьба достаточно ясна.

Он действительно просто… Мое сердце делает сальто в груди. Его беззастенчивое признание звучит в моей голове. Я роняю тушь и встряхиваю руками, чтобы разогнать нечеткие ощущения, собирающиеся в моей ладони.

Отис делает шаг ко мне, а я остаюсь неподвижной, мой разум лихорадочно соображает, пытаясь придумать хоть одну вескую причину, по которой я должна сделать для него исключение из своих правил.

— Мы можем просто веселиться, когда у нас есть время, — шепчет он мягко и соблазнительно. Разве он не знает, насколько он очарователен, даже не пытаясь? Он должен сжалиться над моей бедной душой, потому что все причины, по которым я не должна позволять ему трахать меня прямо здесь и сейчас на раковине в моей ванной, ускользают от меня. — Как это звучит?

— Весело, — повторяю я, как будто нахожусь в трансе. Но он футболист. Я не занимаюсь футболистами. — Мы можем просто повеселиться.

Еще один шаг. Воздух, между нами, насыщен запахом его одеколона и моей шоколадной палитры теней для век. Он так близко, что я чувствую его дыхание на своем лице.

— Так чертовски весело.

Я не знаю, что конкретно выводит меня из транса, в который он ввел нас обоих. Может быть, это звук моих кистей, рассыпающихся по столешнице, когда я опрокидываю их в попытке приблизиться к нему. Или, возможно, это то, как я ловлю наше отражение в зеркале и вижу, насколько все это совершенно обыденно.

В любом случае, я всего в нескольких сантиметрах от того, чтобы прикоснуться к нему, когда меня отбрасывает назад к реальности, мои принципы вновь берут надо мной верх. Я не могу этого сделать. Я не могу рисковать, заразившись чувствами, не тогда, когда есть шанс, что это снова может причинить такую сильную боль.

— Нет, — в моем голосе слышится дрожь, но я смотрю на него с непоколебимой решимостью, которая делает его предложение провальным. — Нет, я не хочу веселиться с тобой. Только не снова. Одного раза было достаточно.

Так и должно быть. Я не делаю привязанностей. Я не могу.

Я отталкиваю его от себя. Он немного спотыкается, выпрямляясь, прежде чем упасть, с недоверием на лице. Затем оно затвердевает, когда он воспроизводит гнев, который был в нем в воскресенье утром, когда я сказала ему уйти.

— Почему?

— Я не должна оправдываться.

— Нет, но я был бы признателен, если бы ты это сделала. Честно говоря, я просто хочу понять почему, — он пытается быть вежливым, но то, как раздуваются его ноздри, как он говорит сквозь стиснутые зубы, как беспорядочно подергиваются мышцы его челюстей, говорит мне, что он хотел бы, чтобы ему не приходилось быть таким.

Если он хочет честности, прекрасно. Я дам ему чистую честность.

— Потому что я не заинтересована в дружбе, даже если это просто для траха. Я не хочу иметь ожиданий от другого человека, даже если это просто секс. Я нахожусь на том этапе своей жизни, когда я просто хочу получить свое и покончить с этим. Кроме того, ты футболист, — я наклоняю голову в его сторону и бросаю на него взгляд, полный сочувствия. — Я не занимаюсь футболистами. Они мне даже не очень нравятся. Ты просто оказался исключением, так как я тебя не узнала, — лживая. У тебя было предчувствие. Тебе просто было все равно. — И даже если бы я сделала для тебя исключение по обоим пунктам, разве ты не беспокоишься о моем отце? Тренер? — это отвлекающий маневр. Не то чтобы ему нужно было это знать.