Остатки былой роскоши - Лариса Соболева

– Твое мнение меня интересует исключительно по делу, – оборвал его Куликовский, вернувшись к своей обычной лексике. – Отказ от дела не приму, поэтому ступай и выясняй сказочные обстоятельства дальше.

– Я не все доложил. Сегодня ночью, когда наблюдал за семеркой на новом кладбище, оказалось, что я был не один такой любознательный. За ними следили еще пять человек. Эти пять человек, как выяснилось позже, прибыли в автомобиле «Вольво»...

– «Вольво»? – ожил Куликовский. – Угу, интересно.

– Так точно. Подъехала машина к кладбищу почти одновременно с нами. То есть следили за семеркой тоже от белого дома. Только они ехали в хвост автомобилям семерки, а мы за ними, немного поотстав, и сначала на них не обратили внимания. Мы остановились на одном конце кладбища, ближе к шоссе, они же проехали на другой край. Поскольку у меня был прибор ночного видения, я дал возможность семерке пройти в глубь кладбища, потом пошел в их сторону. Наблюдал за «нашими» в бинокль и вдруг вижу – еще пятеро рядом. Подумал даже – привидения, что ли. Эти пятеро сначала крались, потом залегли неподалеку от могилы Рощина. Себя ничем не выдавали до самого конца. Вернулись только после семерки. Я так и не понял, чего они хотели. Но поехал от кладбища не за «нашими», а за «Вольво». Все пятеро вышли из машины в Транспортном переулке и скрылись в трехэтажном доме, который выстроен на новом проекте. Квартиру не успел выяснить. Боялся, что меня заметят, поэтому в подъезд за ними не пошел. Затем я отправился на поиски семерки, предполагая, что после эксгумации они будут держаться вместе. Около белого дома их машин не обнаружил и поехал к дому мэра. В пять часов утра шесть человек вышли от мэра и разъехались по домам. Я ездил за автомобилем Ежова, который отвез домой Туркину и Хрусталева, из чего сделал вывод, что и остальные отправились по домам. Я вернулся к резиденции мэра, но там все было спокойно.

Куликовский сцепил руки за спиной, выпятил нижнюю губу и так стоял некоторое время не шевелясь. Степа терпеливо пережидал, зная, что замначальника управы имеет свойство в момент задумчивости впадать в транс на неопределенный срок.

– Выходит, не мы одни интересуемся семеркой, – высказал наконец Куликовский «ценную» мысль. Но следующая его мысль оказалась куда ценнее: – Приезжай через часок в управу, я дам список всех, кто проживает в том доме. Посмотрим, нет ли каких дел за жильцами.

– Вау! – воскликнул Степа в знак восторга.

– Прекрати выть по-американски, – поморщился начальник и пошел к своему автомобилю, бубня под нос: – И чего обезьянничают? Будто русских выражений нет... Никакого патриотизма у молодежи!

Крутившийся неподалеку Толик после ухода Куликовского подбежал к Степе. Он нарочно вышел из машины, чтобы в случае опасности подать Яне знак свистом. Тогда девчонка должна была выбраться из машины с другой стороны и отбежать от нее подальше.

– Степа, ты почему ему не сказал, что среди пятерых «призраков» видел Рощина?

– Приберег новость на ужин, чтоб ему спалось слаще, – улыбнулся Заречный и ринулся к машине. – Гони, Толян, к белому дому. Янка, вылезай из укрытия.

– Уф, упарилась, – появилась из-под сиденья красная и взлохмаченная девушка.

– Янка, у меня просьба...

– Если домой будешь отправлять...

– Сначала выслушай! – осадил ее Степа строго, но не повышая голоса. Вообще-то он всегда с ней строг, так как женщине, известное дело, поблажек нельзя давать, сразу на голову сядет. – Последи за белым домом. Там напротив кафе есть – посиди поешь мороженого...

– Денег тогда дай, – попросил Яна.

– Сейчас. – Степа полез в карман, выгреб из него что там лежало, но удовлетворен суммой не был. – Толян, у тебя деньги есть? Дай, а то вдруг ей придется кататься на такси до нашего приезда.

– Кое-что найдется, – сказал Толик и протянул Янке купюру.

– Заметишь что-нибудь подозрительное, ну, например, что они выходят, – продолжил инструктаж девушки Степа, – дуй за кем-нибудь из членов семерки. Тебя никто из них не знает, значит, можешь находиться близко к ним.

– Поняла. Сделаю, – ответила Яна.

– Почему я решил, что они до утра не выйдут? – вздохнул Степа. – Прошляпил.

– Ты про кого говоришь? – спросила Яна.

– Да так, это мысли вслух, – отмахнулся Степа.

А думал он о Рощине со товарищи, за которым и следил от кладбища. Неужели он жив и взорвал бензоколонки? Во всяком случае, он был гораздо больше похож на живого, чем на покойного.

4

Беда, как говорится, не приходит одна. Еще внизу Николая Ефремовича предупредила дежурная, что его просила срочно, «очень-очень срочно», зайти Зинаида Олеговна Туркина. И так дежурная таращила глазенки, столько в них читалось обожания и подобострастия по отношению к мэру, что его чуть наизнанку не вывернуло. Николай Ефремович лесть любит, а подлизывание в квадрате, а тем более в кубе не терпит.

Сабельников поднялся в свой отсек, выпил большую рюмку виски, переждал жжение в голодном желудке, а когда появился первый нахаленок, сказал ему с обидой:

– Привет. Ты там, на том свете, обитаешь, знаешь все тайны душ. Так вот, скажи на милость: неужели нельзя было меня предупредить, что Рощин хочет взорвать мои бензоколонки? Знаешь, какой ущерб он мне нанес? Лучше б я пропил эти бензоколонки! Мы с вами сдружились, а вы... э-эх, черти окаянные! – запечалился мэр и поспешил к затрезвонившему телефону. – Алло... Ах, это ты, Зинуля? У меня такая беда... Что? Еще одна ждет?! Иду.

У Николая Ефремовича мелко затряслись руки от волнения. Не оправился он еще от полученного удара, а Зиночка вдруг огорошила: все в сборе, ждут только его, Рощин «нас смертельно ранил». Вот как выразилась Зинаида. А он мечтал посидеть в компании с чертиком, поплакаться ему за рюмочкой. Так и разбиваются мечты о рифы телефонных звонков. Небось дежурная настучала Зинке, что он на месте. Проворчав: «Уволю язву», мэр в ожидании новых катаклизмов побрел в отсек Зиночки.

Едва Николай Ефремович открыл дверь, в глаза ему бросилось: длинный стол с темной полировкой, Зина во главе, перед нею лежит раскрытая газета. Коллектив ночных могильщиков тоже сидел за столом, а не в разных концах кабинета, что говорило о явном ЧП.

– Номер подъезда не помнишь? – спросил Куликовский.

– А то! – Степа важно хохотнул: дескать, я ж не зелень какая-нибудь, опер опытный. – Второй.

– Так, во втором подъезде проживают... Вот, есть один. Иволгин Аркадий. На него заведено дело, и он точит зуб на администрацию.

– А что за дело?

– Иволгин женился на девочке из состоятельной семьи. Отец невесты в качестве свадебного подарка купил пекарню в состоянии полной нерентабельности. Не удивляйся, у нас, когда хотят, самое перспективное дело погубят. Так и с пекарней было, но это отдельная история. А Иволгин парень деловой, с головой, сумел поднять пекарню до уровня небольшого заводика, выпускающего хлебобулочные изделия, пирожные, пирожки, бублики и тому подобное. Кстати, заботился о качестве, поэтому на его продукцию возник спрос. Но чтобы удовлетворить спрос, нужны были деньги на развитие производства. Сам понимаешь, ни один бизнесмен не упустит возможность заработать. Связи тестя Иволгина помогли сойтись с Сабельниковым. Тот в свою очередь помог взять кредиты в банке, причем суммы крупные, превышающие нужную сумму на развитие. Администрация выступила поручителем...

– И за поручительство некто получил из этой суммы бoльшую часть в качестве нигде не зафиксированной прибыли, то есть взятку, – дополнил Степа.

– Это предположение, доказательств нет. И не это главное. Заводик Иволгина переехал в новое, отремонтированное помещение. Поскольку продукция быстро раскупалась, не всем доставалось хлеба и булок. Не хватало линий, чтобы выпускать больше. Есть у нас такой типчик, добывает за границей товар, а по-старому, по-советски сказать – спекулирует. Вот и взялся он поставить Иволгину новые линии по выпуску пирожных или кренделей, ну неважно. Поставил. Только не нулевые, а отжившие срок. Но заплачено-то за них было как за новые. Кинулся Иволгин выяснять, где его денежки осели, и товар вернуть хотел, ан нет, не тут-то было. Короче, за рубежом концов он не нашел. Что делать прикажешь? Деньги-то возвращать надо. Наши умельцы месяц потрудились и все же наладили выпуск продукции на заграничном барахле. Но Иволгину не простилось его недовольство надувательством. А он так и называл повсюду происшедшее! Парень он горячий, высказывался открыто, вот его и раздавили. За Сабельниковым давно охотился ОБЭП. Вышли они на Иволгина, давай крутить. Груду металлолома они способны отличить от новых станков. Иволгин им объяснил суть, но документов, подтверждающих причастность мэра и Хрусталева к мошенничеству, у него не было, естественно. А кредиты он брал у Фоменко, улавливаешь? Но известные личности недосягаемы. Так кто же тогда мошенник и вор? Иволгин. Его и обвинили в хищении денег, списанных на приобретение печей, автоукладчиков, теплообменника и прочих приспособлений для пирожных. Представляешь, сколько он приобрел барахла? Обвинили его в фальсификации бухгалтерских документов, что, мол, он самостоятельно изымал из кассы денежные средства и присваивал их. А тут и срок кредита истек. Получилось, деньги вложены, имущество заложено. Только имущество не обеспечило кредит и проценты. Он смог бы заработать и на этих, умельцами налаженных, линиях, да не хватило времени. Линии простаивали, пока у него на заводе проводили бесчисленные ревизии да разные бухгалтерские экспертизы. Когда же парень запустил свой заводик, было уже поздно.