Грех на душу - Светлана Алешина

Я набрала домашний номер Блоха. Три долгих гудка — и вдруг в ухо мне вырвался настойчивый мужской голос с отчетливой металлической ноткой:

— Алло! Слушаю вас! Алло! Говорите же!..

Я тут же положила трубку. Ошибиться было невозможно — такой голос мог принадлежать только человеку в погонах. Значит, все уже свершилось. В «Стразе» работает оперативная группа, там фотографируют тело, расспрашивают соседей, ищут отпечатки пальцев…

Кстати, мои тоже там есть, наверное.

Я откинулась на спинку кресла, пытаясь вспомнить, где я могла оставить свои отпечатки. К сейфу я не прикасалась — это точно — и, пожалуй, это был единственный светлый момент в моих размышлениях.

Мрачно докурив сигарету, я решила заняться тем, что в обиходе называется вылавливанием блох. Ромку я отправила на вокзал с просьбой выяснить, уезжал ли сегодня с московским поездом Пашков Игорь Николаевич. Ромка — парень смышленый и должен был справиться с этим поручением. Мне очень хотелось бы побеседовать с проводниками четвертого вагона, но пока это было неосуществимо — бригада возвращалась в Тарасов только завтра вечером.

Для Кряжимского тоже нашлось дело — я надеялась, что он сумеет раздобыть информацию о том, какими путями наши моряки попадают на иностранные торговые суда — где-то ведь придется искать Пашкова.

С Маринкой в знак примирения я распила по чашечке кофе и вообще вела себя до вечера покладисто и тихо. Наверное, в этот момент я очень была похожа на раскаявшуюся грешницу. Маринка меня, конечно, простила, но о том, что творится у меня на душе, я так никому и не рассказала.

А под вечер позвонила Эдита Станиславовна и подтвердила мои худшие опасения. Она захлебывалась слезами.

— Милая! Вы не поверите, какое у меня горе! — с места в карьер начала она. — Адама Станиславовича убили! Представляете, какой-то мерзавец проломил ему голову железякой! И он хотел его ограбить — да-да, вышло то, чего мы так боялись! Правда, ценности все на месте — кто-то спугнул бандита. Но милиция нашла его сумку!

— Что вы говорите? — фальшиво воскликнула я. — Убили? Не может быть!

— Увы, это так! — скорбно произнесла Кавалова. — Нет больше моего Адама! Не уберегла я его!

— Ну при чем здесь вы? — сочувственно сказала я.

— Нет-нет, не утешайте меня! — с жаром возразила Эдита Станиславовна. — Я одна виновата. Я бросила его, когда ему было так трудно.

— Но ведь он сам закрыл магазин, — напомнила я. — И, кажется, нисколько не переживал ваше отсутствие.

— Это его право! — с пафосом заявила Кавалова. — Но я должна была… Правда, у меня тоже были неприятности… Знаете, заболел муж. Потом провожали Игоря Николаевича…

Неужели муж не сказал ей о моем звонке? Или она лишний раз хочет показать, что Пашкова больше нет в городе? Интересно, сохранились ли у нее еще сомнения в отношении этого человека? Или она никак не связывает трагедию в семье с отъездом Пашкова?

— Приношу вам свои соболезнования, — сказала я. — Хотелось бы вас утешить, помочь, но только не знаю чем…

— Ах, если бы вы заглянули ко мне! — воскликнула Кавалова. — Я была бы так признательна! Я сейчас совсем одна — муж ушел позаботиться насчет похорон… Дочь у подруги. Я одна в пустой квартире — как в склепе! Мне так страшно!

— Постараюсь к вам выбраться, — пообещала я. — Может быть, чуть попозже, но загляну обязательно.

— Ах, я буду вас ждать! — с отчаянием в голосе произнесла Эдита Станиславовна. — Непременно, непременно приходите!

После этого разговора мне пришлось закурить очередную сигарету — сегодня я дымила как паровоз — и пригласить Виктора в кабинет на тайное совещание.

— Мой план трещит по всем швам! — сообщила я ему. — Главный подозреваемый отбыл в Москву, и дальнейшее его местонахождение определить весьма проблематично.

К этому времени мы уже получили подтверждение от Ромки, что господин Пашков действительно приобрел билет до Москвы в четвертый купейный вагон. А Сергей Иванович Кряжимский представил весьма неутешительную сводку о практике набора на торговые рейсы — кроме торгового пароходства, этим делом занимается еще три-четыре десятка контор, которые, возможно, даже не вели никакой статистики. Если у Пашкова на руках был заграничный паспорт, через пару дней он мог оказаться вообще в полной недосягаемости. Мы просто не успевали выйти на его след.

— Теперь осталось только дождаться какой-нибудь подлости от Тимура Закреева, и счастье будет совершенно полным! — саркастически подытожила я и спросила у Виктора: — Этот артист не подбросил тебе случайно окровавленную одежду? Теперь я жду чего угодно!

Выяснилось, что не подбросил, а, напротив, забрал с собой. Отказался от предложенного завтрака и ушел, клятвенно пообещав разыскать Горохова, чего бы это ему ни стоило.

— Вроде не врет! — заключил Виктор.

— Может, и не врет… — без энтузиазма согласилась я. — Хорошо бы, если бы не врал. Тогда у нас остается последняя малюсенькая надежда распутать этот клубок. Если он найдет Горохова, если у Горохова был сообщник, если этот сообщник причастен к убийству… Слишком много «если»! — вздохнула я.

Виктор молчал, но по выражению его лица я видела, что он вполне со мной согласен. По части «если» был явный перебор.

— И еще одно «если», — сказала я. — Если Закреев не позвонит, я сама пойду в прокуратуру и во всем признаюсь! Это будет, конечно, позор, но я его заслужила! Плохо то, что пострадает весь коллектив — вот это меня беспокоит больше всего!

— Позвонит! — с неожиданной уверенностью сказал Виктор.

Я удивилась и подумала, что он говорит это просто для того, чтобы меня утешить. Но, видимо, Виктор сумел разглядеть в этом воришке что-то такое, чего не удалось разглядеть мне. Может быть, он лучше разбирался в психологии крутых парней? Во всяком случае, он оказался прав.

Мы с Виктором задержались в редакции дольше всех. Мне просто не хотелось идти домой, а Виктор остался из солидарности. Или же он ждал того самого звонка — от Закреева, поскольку был в нем уверен.

Тимур позвонил в восемь часов — на мой мобильник. У него был голос уставшего, голодного человека.

— Ольга Юрьевна? — осторожно справился он и тут же заговорил торопливо, понизив голос почти до шепота. — Короче, это… Я знаю, где Горохов. Чего надо узнать-то?

— Минутку! — обрадованно ответила я. — Дай соображу! Надо узнать, зачем он полез в магазин Блоха и был ли у него сообщник. Только желательно бы мне самой с ним поговорить. Кстати бы и фото ему показать…

Про фото я вспомнила только сейчас — та самая фотография из альбома Каваловых, на которой запечатлен Пашков. Каким-то образом мне нужно было изъять ее у Эдиты Станиславовны. Ведь больше никаких изображений Пашкова в нашем распоряжении не было.

— Я вас понимаю… — без восторга сказал на другом конце провода Тимур. — Только… Опасно это! Нельзя вам туда!

— Куда туда? — спросила я.

— Ну, туда, где Боб отсиживается, — сказал Тимур и пояснил: — Кликуха такая у него. Вроде горох, боб — одна малина. Это в Павловом овраге. Хата там есть у одной бабы… в общем, ничего хорошего. Запросто замочить могут. — Так, а я не одна! Виктор со мной пойдет. Помнишь его? Его, пожалуй, так просто не замочишь!

Тимур вздохнул в трубку и сказал сдержанно:

— Эх, Ольга Юрьевна! Порассказал бы я вам, да времени у нас нет… Короче, смотрите сами! Я вас буду ждать на Горной — там, где трамвай поворачивает. Думайте там — мне все равно спешить некуда. Подвозите вашу фотку, потом решать будем, захотите — вместе пойдем, а нет — так я один рискну.

— Годится, — сказала я. — Жди.

Глава XIV

Павлов овраг — место в нашем городе легендарное. Говорят, в давние времена у него было более конкретное название — Воровской. Сейчас его так не называют, но когда речь заходит об этом районе города, в интонациях невольно появляется опасливая нотка. Слава за этим местом осталась прежняя.

В общем-то, на первый взгляд ничего особенного здесь нет. При свете дня этот район выглядит на редкость даже мирно и патриархально. Правда, немного странно видеть в современном городе это хаотическое скопление покосившихся деревянных домиков, лепящихся по склонам большого оврага, устье которого выходит к самому берегу Волги. Кажется, что попал в какую-то временную дыру, проскочив прямиком в век XIX, когда еще не было ни автомобилей, ни мощеных тротуаров, ни электрических фонарей. Одни только дощатые заборы и дикие кусты бузины в палисадниках.

Не хочу сказать, будто в этом районе живут одни воры. Живут здесь, конечно, нормальные люди, которым не очень повезло в жизни. Но и воры тоже есть. Только, если вы чужак, вряд ли вам скажут их адреса. Здесь с этим строго.

Закреев чувствовал себя тут своим. Но и он не испытывал большого энтузиазма, когда вел нас с Виктором по кривым, покрытым чавкающей грязью улочкам туда, где скрывался Горохов. О нас и говорить нечего. Виктор-то, конечно, держался молодцом, а у меня на душе отчаянно скребли кошки. Обстановка была жутковатая.