«Отреченное знание». Изучение маргинальной религиозности в XX и начале XXI века. Историко-аналитическое исследование - Павел Георгиевич Носачёв

Йоан Кулиану не исчез так неожиданно, он бы мог дать нам много книг, подобных этой. Научный шедевр»[244].

В общетеоретическом плане Эко испытывает значительное влияние Антуана Февра. Сравним базовые характеристики герметического семиозиса у Эко и некоторые черты западного эзотеризма как формы мысли у Февра. Подробнее на теории Антуана Февра мы остановимся в следующей части, здесь лишь приведем базовые характеристики его теории, не раз воспроизводившиеся им в ряде работ. Февр описывает эзотеризм как «форму мысли» и «совокупность тенденций», которые характеризуются четырьмя составляющими:

1) вера в невидимую неслучайную связь между видимым и невидимым измерениями космоса;

2) состояние природы, проникнутой неким Божественным присутствием или жизненной силой;

3) концентрация на религиозных переживаниях как на силе, способной дать доступ к мирам и уровням, лежащим между материальным миром и Богом;

4) вера в процесс духовной трансмутации внутреннего человека в божественного.

К этому можно добавить две необязательные характеристики:

5) вера в единение нескольких или всех духовных традиций;

6) идея тайной передачи духовных знаний[245].

Как видно, в концепции Февра очень много параллелей с подходом Эко к этому явлению. Так, Февр определяет эзотеризм как особую форму мысли — у Эко это особый способ истолкования. Характеристики, выделенные Февром под пунктами 1, 3 и 6, мы можем найти и при описании герметического способа истолкования у Эко: герметик признает полную доступность всех уровней мира через систему подобий, с помощью которых он может достигнуть любых высших миров, и эта возможность и отделяет его от других и дает ореол некой тайны, недоступной непосвященным.

Помимо указанного, у Эко есть текстуальные параллели с работами Февра. Например, красивый образ зеркального зала, метафорически характеризующий герметические представления о вселенной, встречается в работах обоих исследователей. Сравните:

[Эко: ] [Вселенная] становится одним большим залом, наполненным зеркалами, где каждый объект одновременно является собой и отражает множество других объектов… Герметическая мысль покоится на том, что язык туманен и многозначен, и чем больше он использует символов и метафор, тем более он подходит для именования Единого, в котором и происходит совпадение противоположностей. Но там, где совпадают противоположности, принцип идентичности исчезает[246].

[Февр: ] Здесь мы вновь находим древнюю идею микрокосма и макрокосма, или, если хотите, принципа универсального соответствия. Эти соответствия на первый взгляд представляются в той или иной степени скрытыми, но должны быть прочитаны и расшифрованы. Вся вселенная предстает большим театром, наполненным зеркалами, ансамблем иероглифов, нуждающихся в расшифровке. Все есть символ, все скрывает и излучает тайну. Принцип непротиворечия, исключения третьего, линейной причинности заменен включением третьего и синхроничностью[247].

В своем романном творчестве Эко также опирается на исследование западного эзотеризма — в частности, в «Пражском кладбище» он воссоздает мир Парижа конца XIX века, перенасыщенный тайными обществами и разного рода эзотерическими мыслителями. Фактически весь текст романа базируется на исторических реалиях, лишь главный герой — выдуманное лицо, связующее эти реалии. Во многом данные для своей реконструкции Эко взял из книги известного итальянского социолога религии Массимо Интровинье «Исследование сатанизма. Сатанисты и антисатанисты с XVII века и до наших дней»[248]. Заметно знакомство Эко и с другими, менее академическими работами по теме. Например, в сцене с описанием черной мессы в «Пражском кладбище» легко угадывается интертекстуальный диалог между романом Гюисманса «Без дна» и «Оккультным» Колина Уилсона. Эко в своем тексте исправляет описание черной мессы из романа «Без дна» согласно замечаниям Колина Уилсона. В частности, Уилсон упрекает Гюисманса в «обилии мерзости и отвращения», которое «едва ли может способствовать тому, чтобы месса казалась нечестивой, ибо кому бы захотелось стать свидетелем столь тошнотворного зрелища?»[249]. Эко делает зрелище мессы более привлекательным для современного читателя, тем самым демонстрируя ее отвратительность[250].

Очевидны связи «Маятника Фуко» с работами по каббале Гершома Шолема и Моше Иделя. Их нет смысла даже подтверждать, так как вся структура «Маятника Фуко» строится вокруг древа сфирот и постоянных реминисценций к текстам, реалиям и персоналиям из мира каббалы. При этом очевидно, что каббалу Эко делит на два типа: «неокаббалу», порожденную синкретизмом современного мира, и каббалу иудейскую[251]. Аргументируя последнее положение, приведем in extenso характерную цитату из работы Эко, формально никак не связанной с проблемами западного эзотеризма. Этот текст наглядно иллюстрирует не только историософию Эко, в которую он вписывает западный эзотеризм, но и его эмоциональное отношение к описываемому феномену. В «Истории красоты», касаясь искусства второй половины XIX века, он, в частности замечает:

Декадентская религиозность выделяет в религиозном культе только ритуальные, причем желательно двусмысленные, моменты и преломляет в болезненно-чувственном ключе мистическую традицию. Религиозность à rebours (наоборот — фр.) устремляется в иное русло — к сатанизму. Отсюда не только лихорадочная приверженность к сверхъестественным явлениям, новооткрытие магии и оккультизма, каббалистика, не имеющая ничего общего с подлинной иудейской традицией, возбужденный интерес к проявлениям демонического начала в искусстве и в жизни (лучший пример в этом смысле — роман Гюисманса «Там внизу» — Là-bas), но и участие в самой что ни на есть практической магии и вызывании дьявола или же прославлении расстройства чувств, садизма и мазохизма, взывание к Пороку, превознесение извращенных, тревожных, жестоких образов — эстетика Зла[252].

Умберто Эко и исследование западного эзотеризма

Все это заставляет нас прийти к выводу о несамостоятельности и сравнительно слабом источниковом базисе концепции Эко. Вернее будет определить два аспекта концепции герметического семиозиса: 1) теория интерпретации, выявленная Эко на основе анализа значительного массива текстов, принадлежащих сфере западного эзотеризма; 2) значительные теоретическо-философские обобщения, касающиеся истории культуры и этики, покоящиеся преимущественно на второисточниках, уже проведенных другими исследованиях. Именно во второй части теория Эко выглядит очень слабой и устаревшей. Несмотря на развитие сферы исследований западного эзотеризма с 1990‐х годов, построения Эко не учитывают исследования европейской или американской школ, которые в значительной степени девальвируют его общие рассуждения. Все это итальянскому семиотику попросту неинтересно, поскольку для себя он уже нашел необходимые ответы.

Сами исследователи западного эзотеризма не могут не замечать вклада Эко в развитие сферы исследований, но предпочитают дистанцироваться от крайностей его подхода. Так, в одном из интервью Массимо Интровинье достаточно полно охарактеризовал взгляд Эко как устаревший:

Быть может, вы помните старый роман Умберто Эко «Маятник Фуко», вышедший в 1988 году. Роман очень интересный, но по прочтении вы получаете стойкое впечатление, что эзотеризм — область одних фанатиков. Я знаю Умберто Эко и